Живой проект

— Слава богу, он один такой, — сказал Влад тихо, и Михаил скосил на него взгляд. — И хорошо, что он с нами.

Михаил вошел в свой кабинет в начале одиннадцатого и, судя по взгляду, которым он окинул собравшихся учредителей, можно было ожидать какой-нибудь мальчишеской шалости. Президент не улыбался, но улыбка таилась где-то внутри, напрягая мышцы лица и воспламеняя взгляд. При его появлении практически все расслабленно откинулись в креслах.

— Здравствуйте. Я на день задержался и прошу прощения, — начал он, читая повестку, — да, все это мы обсудим, но я хочу начать с другого вопроса. Начиная с основания Лаборатории Королева и до сегодняшнего дня, господин Крышаев являлся совладельцем компании и выполнял неоднозначные функции. В основном его деятельность имела коммуникативный характер… до смерти отца, когда Николай занял должность Генерального директора в «Живом проекте». Ныне я вынужден это изменить.

Закурив, Михаил запустил файл и вывел на большой экран подготовленный видеоряд. Там было признание бывшего сотрудника СБ, детали похищения и даже отчетная видеосъемка. Михаил спокойно наблюдал, как морщится Иванов, как отвернулся интеллигентный Владислав Савельич, когда уже избитому Александру вырезали чип. Михаил уже видел это, как и Крышаев, а вот сидящий рядом с ним закадычный дружок прикоснулся к шее, когда на голове живого проекта затянули пакет. Никто из присутствующих не знал, зачем происходящее на экране понадобилось господину Крышаеву. Но сам факт использования для подобного сотрудников корпорации, уничтожение ее имущества, а мастер-образ живого проекта стоил немало, сам факт участия в подобных делах удивил собравшихся. В то время, когда Петр раскидал по столешнице электронные документы с подготовленным компроматом, Михаил понимал, что факт заказа Крышаевым подобных дел кроме удивления никаких иных эмоций у присутствующих не вызвал. Он посмотрел на зама, ища не поддержки, но участия. Губы Петра были сжаты в линию, он не смотрел на друга. Это могло быть выражением презрения или брезгливости, но Михаил неожиданно понял, что Петр просто-напросто ревнует. Понял с облегчением и мгновенно простил друга.

— Спасибо, Петь, — поблагодарил он зама. — Перед вами копии документов, аудио и видеозаписи, подтверждающие распоряжения господина Крышаева, — Михаил наблюдал, как его крестный тяжело поднимается с места, — сотрудникам службы безопасности (чьим руководителем он никоим образом не являлся, что означает одно: подкуп) осуществить деятельность во вред корпорации. И не все можно было бы прикрыть с вашей помощью, господин Иванов. Речь идет и о внешних территориях, а это уже международный скандал. Читайте, господа, не буду мешать.

— У тебя ничего не выйдет. И ты за это заплатишь, сосунок, — глухо сказал Николай Крышаев, направляясь к двери. Михаил проигнорировал реплику крестного.

— Там же материалы по Манте, где, как вы помните, проводник убил или покалечил девятерых подростков. Эти записи способны похоронить репутацию корпорации, если просочатся за пределы этого кабинета.

Потребовалось больше часа, чтобы члены учредительного собрания ознакомились со всей подготовленной информацией. Все присутствующие прекрасно знали о роли Крышаева в подъеме лаборатории профессора Королева, но делали вид, что знакомятся с интересом. Михаил с омерзением наблюдал, как собравшиеся мужчины с готовностью играют в придуманную им игру. И готовность эта была рождена не страхом или осознанием справедливости, а безразличием.

— Я могу ограничить влияние господина Крышаева внутри корпорации, но это не будет иметь значения, если он по-прежнему будет иметь право голоса.

Михаил немного помолчал, прежде чем изложить свои планы по ликвидации и сопутствующих процедурах. Все промолчали, услышав имя Эдварда Пэттинсона. Все проигнорировали факт откровенного разбоя, который Михаил собирался учинить в ответ на действия неугодного ему крестного. После изложения всех предложений и доводов, в кабинете пару минут стояла тишина.

— Михаил, мы можем сместить Николая с должности главы «Живого проекта», но не можем голосовать за остальное… — тихо, но твердо сказал мужчина в очках.

— Кто может нам помешать, Олег Валентинович?

— Устав.

— Какой именно пункт?

Михаил поднялся и прошел к собственному диплому на стене, за которым был врезан сейф. Набрав код и приложив ладонь к сенсорам, Михаил достал пухлый Устав и положил его перед Олегом Валентиновичем. Тот торопливо, но аккуратно начал перелистывать страницы.

— Пять, четырнадцать, три, — сказал он через несколько минут. — Вопросы о закрытии, реорганизации, ребрендинге, дополнительных эмиссиях, объявлении банкротства и прочие, имеющие последствия… да, этот… не могут обсуждаться при личном отсутствии держателей контрольного и/или блокирующих пакетов голосующих акций и/или личном отсутствии учредителей Общества.

— Ясно, — сказал Михаил. Он действительно не помнил об этом пункте. — Позвольте предложить вам получасовой перерыв, пока я не решу этот вопрос.

— Конечно, Михаил, — с явной иронией ответил Владислав Савельевич — седой здоровяк, всегда сидевший рядом с Николаем Крышаевым и бывший его пожизненным партнером и должником.

Постепенно кабинет президента опустел. Лишь Петр, привалившись к подоконнику, продолжал безучастно наблюдать мыски своих модных замшевых бот.

— Ты мне расскажешь, что произошло в Чили? — поднял он взгляд.

— Да, Петь, конечно. Дай я позвоню маме и решу это недоразумение.

— Мне выйти?

— Да как хочешь, ты мне не мешаешь, — Михаил дожидался ответа матери.

Через несколько минут разговора Петр понял, что ему все же стоит выйти.

— Нет, Миша! — возмущалась Лариса Сергеевна, — Ты не смеешь так поступать с Николаем, я запрещаю тебе, я не даю своего согласия!

— Мама, он замарался по…

— Миша, — прервала его мать, — тебе легко сейчас раскидываться направо и налево тем, что ты не заработал. Крышаев был другом твоего отца, он своим лбом торил дорогу для лаборатории, когда о положении, которое она ныне занимает на мировом рынке никто и не мечтал. Он столько сделал для нас, сколько никто и никогда больше не сделает. Благодаря ему лаборатория твоего отца выросла в трансконтинентальную корпорацию. Он взвалил на себя и нес, не гнушаясь запахами, столько помоев… — Лариса Сергеевна поморщилась и отвернулась. — Этот бизнес не был чистым, Миша, и за то, что тебя эти подробности практически не тронули, благодарить ты должен Николая.

Михаил был в ярости, но понять это можно лишь по побелевшему лбу и глубокому размеренному дыханию.

— Я не позволю тебе реорганизовать компанию ради того, чтобы избавиться от Николая. Нет! Мое слово — нет! — закончила вдова профессора Королева твердо.

— Хорошо, — глухим голосом согласился Михаил. — Куратора от Пентагона нашли в море у Певека несколько дней назад. Что это дело рук кого-то из корпорации — сомневаться не приходится.

— Это сделал Николай.

— Вот как, — без удивления продолжил Михаил. — Пэттинсон вертит Крышаевым как хочет. Это дядя Коля слил архив Арктики-1 и, полагаю, не только Арктики-1. Я уволил всех, я надеюсь, людей Крышаева, это несколько сотен человек, но не уверен, что обезопасил корпорацию от его самодеятельности. Крышаев играет в свои внутренние войны внутри «Живого проекта», не считаясь с моим мнением. Я запретил трогать Александра, чуть ли не на следующий день люди Крышаева практически убили его. Я уверен, что знаю лишь крохи того, что он творит на самом деле. И ты хочешь, чтобы он оставался в числе учредителей, имел слово на голосованиях?

— Да, — тихо ответила Лариса Сергеевна. Ее голос уже не был так тверд, но ответ был прежним. — Я не буду его оправдывать. Делай что хочешь, чтобы обезопасить компанию, но лишить Николая того, что принадлежит ему по праву, я не позволю.

— В таком случае мне нужно пять процентов голосующих акций и один привилегированных. Я заключил сделку. Где мне их взять?

— Для Пэттинсона? Миша, ты в своем уме? Ты пытаешься избавиться от Николая, называя его продавшимся и отдать его голос тому, кто его купил?

— Не только. Пэттинсон со своим влиянием будет бесспорно полезен, но для него предназначен один процент. Остальные пять — цена лояльности к LPI на территории обоих континентов.

— Кому именно уйдут эти пять процентов?


— Мама, ты понимаешь, что нам это нужно? Нам нужна защита в Америке, нам нужны наши сторонники. Если мы хотим там работать и развиваться, нам нужны…

— Мохнатые лапы? — перебила Лариса Сергеевна без улыбки. — И ты смеешь кивать на Николая?

— Мама!

Они смотрели друг на друга молча, чуть вниз, потому что камеры находились на проекторах под потолком. Потом Лариса Сергеевна притронулась дрожащей рукой ко лбу и закрыла глаза.

— У нас не будет контрольного пакета, — сказала она.

— По факту — да, но на практике у нас останется все тот же контроль. И у нас нет выхода… — на лицо Михаила было больно смотреть, но Лариса Сергеевна понимала, что есть всего три возможных варианта разрешения этой ситуации, один из которых она уже отмела.

— Это очень много, Миша, — сказала она с печалью. — Мне нужно подумать…

— Ты не посмеешь, — тряхнул он головой. — Мама, даже не думай!

— Тебе все равно перейдет весь пакет, даже если тебя не будет в управлении, — сказала она, глядя в сторону. — Я бы хотела, чтобы ты получил контрольный пакет, — ей было тяжело говорить, Михаил вовсе потерял дар речи. — Дай мне пару часов, сынок. Мне нужно подумать.

Лариса Сергеевна отключилась, и Михаил резко поднялся. Он кинул взгляд в проем окна, но Петра там не было. Нерешительно положив ладонь на подголовник кресла, Михаил перевел дыхание и отвернулся. Он не хотел возвращаться на место, которое уже завтра, возможно, перестанет быть его. Пройдя к окну, Михаил стал дожидаться учредителей, чтобы продолжить собрание, а точнее сообщить, что оно возобновится завтра.





* * *


В это время Александр сидел за рабочим столом в снятой пару дней назад трехкомнатной квартире в спальном районе Москвы. Комнаты были обставлены качественной мебелью, на кухне и в ванной имелись вся необходимая техника, здесь было чисто и уютно, но Александр не имел привычки обращать внимание на место своего всегда временного проживания. В двух других комнатах поселились Глеб Саныч и Шурик, который забегал к Саше каждые пятнадцать минут и выдыхал какой-нибудь очередной восторг, мешая тем самым работать.

— Слушай! — снова появился Шурик, и Александр терпеливо поднял взгляд, — ты видел эту штуку в ванной? Я только сейчас понял, зачем она…

— Шурик, хватит! — крикнул Глеб Саныч строго и парень виновато исчез.

Через несколько минут старик зашел сам.

— Через две недели у тебя будут документы.

— А фото? Нужно же фото… я не могу фотографироваться в таком виде, нужно…

— Саша, твое фото в сети сейчас имеет рейтинг выше, чем Фио Калоре. Уж его мне не сложно было найти. А вот ДНК, отпечатки и скан сетчатки при получении предоставишь. Получать будешь сам.

— Понятно. Спасибо, Глеб Саныч.

Старик собирался выйти.

— А кто такой Фио Калоре?

Обернувшись, старик приподнял бровь и, ничего не ответив, вышел. Подумав немного, Саша сам пошел за ним.

— Какой они имеют реальный вес? — спросил он в коридор.

— Кто? — обернулся Глеб Саныч, не успевший сесть за свой стол.

— Те, с чьим рейтингом вы меня сравнили. Фио Калоре и другие такие же…

— Фио Калоре? — засмеялся Шурик, выйдя в коридор, но под взглядом старика притих. — Их слушают все, кто думает, что голова создана для еды, а руки для онанизма.

Александр перевел взгляд на бывшего хирурга. Тот задумчиво наморщил лоб, а потом согласно пожал плечами:

— Ну, в общем-то, значительный, если разобраться. Ведь таких…

— Большинство, — твердо закончил Александр. — Спасибо, Глеб Саныч.





* * *


Еще через час Михаил получил самый сокрушительный удар в своей жизни от самого родного человека на Земле:

— Я не могу, Миша, — Лариса Сергеевна задержала взгляд на кружочке камеры, в который смотреть было значительно легче, чем в глаза сына. — Я не прощу себе, если оставлю после себя… огрызок от дела жизни твоего отца. Он создал корпорацию, он вложил в нее душу, жизнь, талант. Он должен был передать тебе контрольный пакет, как и ты должен передать контрольный пакет своим детям. Я не прощу себе этого. Я не могу.

Михаил молчал, не веря собственным ушам и одновременно принимая то, что говорит мать. Он закрыл глаза, опускаясь глубже в отцовское кресло. Между бровей пролегли две глубокие, болезненные складки. Прикоснувшись ко лбу, он сжал пальцами виски.