Живой проект

— Что касается документов и некорпоративных коммуникаций — нет.

— Великолепная работа! У Липы запросить не пробовали? — усмехнулся зам и поднялся с подоконника.

— Петр… — руководитель службы безопасности поднялся.

Кудасов отвернулся, чтобы подчиненные не заметили презрения, появившееся на его лице.

— Петр… — повторил Виктор.

— До девяти вечера, — закончил Петр и склонил голову.

Оба Виктора стремительно покинули кабинет.

— Петр Сергеевич, — от стола послышался голос секретаря, — Михаил Юрьевич просил вас зайти, когда освободитесь.

Петр невесело усмехнулся, направляясь к двери. Иногда ему казалось, что единственный компетентный человек в корпорации — Лена, его секретарша. Проходя мимо, мужчина кинул на нее насмешливый взгляд. Сколь невинным существом могла она являться, если способна столь искренне, без нотки фальши произнести это: «Михаил Юрьевич просил…».

Михаил стоял у окна, глядя вниз, на машины, владельцам которых было лень загонять транспорт на парковочное место на первых этажах основного здания, а вечером стоять в очереди на выезд. Подойдя к нему, Петр присел на подоконник.

— Я не готов сейчас дать отчет.

— Это я уже понял, — кивнул Михаил, затягиваясь.

— Иногда мне кажется, что единственный компетентный человек в этой конторе — моя секретарша, — кинул он с раздражением.

— Если ты не готов прямо сейчас отдать приказ о чьем-то увольнении, лучше не начинай, — качнул головой Михаил.

— Я понимаю, что идеальных людей нет… но как можно…

— Идеальные люди есть, — оборвал друга Михаил и дождался ответного взгляда, — и делаем их мы!

С минуту в кабинете стояла тишина. Петр не мог понять, что за искры пляшут в глазах друга — искреннее веселье или издевательская насмешка.

— И ты посчитаешь справедливым, если однажды живой проект займет место, которое ты считаешь своим? — нарушил молчание Петр.

— Если он будет лучше меня, я считаю это справедливым.

— И легко уступишь?

Михаил усмехнулся и затушил сигарету.

— Этого слова нет в моем словаре, Петь, и ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни было.





* * *


Через два часа в Палермо было столько же времени, во сколько президент корпорации и его зам беседовали о насущном.

Федор Иванович, по привычке встававший с рассветом, а дневную жару приспособившийся просыпать в благостной сиесте, только проснулся и спустился в холл. Ему не пришлось много менять в обстановке дома. Несколько штрихов для удобства и уюта. Например, он положил мягкий пушистый коврик под дверь. Старику нравилось ходить босиком. Он мог стряхнуть песок и пепел со ступней о коврик с внешней стороны, но входя в свой дом, так приятно было оказаться не на холодной глади кафеля, а утонуть в мягкости пушистого коврика. Теперь на подобные мелочи у Федора Ивановича появилось и время и желание. Он чувствовал, что началась какая-то другая, новая, заслуженная годами упорного труда жизнь. Он оттаивал душой и сердцем от морозов Арктики. Он стал улыбчив и, кажется, чуточку помолодел.

Как раз когда ученый спустился с последней ступеньки, раздался звонок в дверь. Он открыл и вежливо поздоровался с немолодой женщиной, живущей в нескольких домах от него. Во время вечернего променада старик иногда мельком видел ее. Здороваться, а иногда перекидываться парой фраз с соседями казалось ему милым и правильным. Но в той тираде, что женщина выплеснула на него сейчас, ученый понял от силы пару слов, но прибегать к помощи вездесущей LSS LPI не стал.

— Синьора, не так быстро, — нахмурился Федор Иванович. Женщина на мгновение замерла, а потом затараторила с той же скоростью. Схватив его за руку, она повлекла старика из дома. Федор Иванович со смехом поддался, лишь поправив покосившийся коврик и закрыв дверь.

По ходу движения он разобрался в ее речи и уже на месте происшествия подтвердил свои догадки.

— Синьора, посмотрите на меня! — проговорил он со смехом. Ученый усиленно практиковал итальянский, изучать который начал на станции за полгода до отъезда. Но говорить ему было легче, чем понимать на слух. — Мне шестьдесят пять лет. Какие кошки, какие деревья?.. Нет, синьора, я не занимался скалолазанием никогда в жизни, с чего вы это взяли?… Нет, синьора, спасателем я тоже не был…

Женщина настойчиво указывала в ветви взрослой акации.

— Синьора, давайте позвоним настоящим спасателям, они снимут вашу кошку, — продолжал старик.

На взволнованный голос итальянки подошла хозяйка виллы, рядом с которой росло злополучное дерево. Федор Иванович почувствовал себя героем фильма, виденного в молодости. Эти кумушки были способны сделать из мухи слона, а из кошки на дереве катастрофу мирового масштаба. Женщина упорно настаивала на том, чтобы Федор Иванович лично принял участие в спасении бедной старой Клаудии, которой наверняка было очень страшно и чье сердце могло не выдержать этого шока. О сердце мужчины под семьдесят, судя по всему, она не так сильно беспокоилась. Отстраненно наблюдая происходящее, Федор Иванович похлопал по карманам белых льняных брюк.

— Липа, вызови сюда спасателей, снять кошку с дерева, — попросил он вслух.

— Посылаю запрос, Федор Иванович, — послышалось в ухе.

— Синьора, я уже вызвал помощь для спасения синьоры Клаудии. Скоро они будут здесь, а я хотел бы вернуться к себе, — сказал он, повторяя фразу про себя и убеждаясь, что составил предложение верно. Женщина уцепилась в него крепче, и чуть ли не плача, взмолилась не оставлять ее. Теперь уже ее собственное сердце было под угрозой. Соседка пыталась успокоить ее. Подошел муж соседки. Федор Иванович ужаснулся, как стремительно в этой стране даже самые незначительные происшествия принимают серьезные масштабы. Теперь покинуть женщину в беде будет равносильно плюнуть ей в лицо. Но и на дерево он лезть не собирался.


Федор Иванович смог освободиться через минут сорок, не раньше. По случаю спасения синьоры Клаудии, которая оказалась на поверку синьором, но расстраивать хозяйку ученый не решился… так вот по случаю счастливого избавления, хозяйка кошки решила устроить праздник. К тому времени Федор Иванович уже четко осознавал себя героем какого-то старого доброго итальянского фильма и поверил, что все итальянские фильмы являются документальными. Тем не менее, отказываться было бы неприличным.

Он возвращался к себе необыкновенно уставшим, но довольным. На лице блуждала улыбка человека, прошедшего боевое крещение. Открыв дверь, он зашел, а потом, замерев на мгновение, сделал шаг назад за порог. Улыбка исчезла с лица: его пушистый коврик к порогу, как ему было положено, не примыкал.

Поднимаясь в спальню, Федор Иванович осматривал дом. Все было по-прежнему. Возможно, он зря беспокоится? Найдя просматриваемую месяцем ранее рекламную листовку на столешнице рабочего стола и перекинув ее в свои активные задачи, Федор Иванович вышел из дома. Ближайший общественный интерком находился в торговом центре на перекрестке, но старик решил прокатиться подальше. По дороге он планировал, какие еще услуги закажет, кроме повторной очистки дома от средств слежения.





13




«Здравствуйте, Оля.

Мы обязательно встретимся, хотя бы для того, чтобы закончить начатый спор. Можете считать это поводом. Когда же это случится — я не знаю. Вероятнее всего — когда меня направят на вашу станцию для работы.

С уважением,

Александр»



Ольга перечитала это письмо несколько раз, не веря собственным глазам. И это все?! Четыре строчки канцелярским языком — это и есть ответ, которого она ждала больше месяца? Женщина закрыла лицо руками и заплакала.

Через полчаса она умылась и оправила одежду. Часы показывали начало восьмого.

— Ольга Петровна, это не по графику! — воскликнул голос в динамике, а через минуту на пороге возник и владелец голоса.

Юноша, с чьей-то легкой руки названный Валетом, продолжал одеваться. Он не был уже ни бледным, ни худым: обычный парень шестнадцати-семнадцати лет. Молчаливый и послушный.

Увидев, что его игнорируют, сотрудник операторской проговорил:

— Я обязан доложить Степану Денисовичу и Калману.

— Обязан — докладывай.

Ольга кивнула живому проекту на выход.

— Ольга Петровна, что вы творите? — возмутился руководитель проекта. Массивная внешняя дверь закрылась. Отправив живой проект по десятикилометровой трассе вокруг станции, размеченной месяц назад цветными флажками с километражем, она вернулась в тепло.

— Степан Денисович, если и этот проект через год пойдет под списание, я должна знать, что контролировала каждый этап подготовки и выявленный изъян не является моим недочетом, — спокойно ответила Ольга.

— Вы слишком много на себя берете! — глухо заметил мужчина и обернулся на шаги за спиной.

— Что происходит? Почему проект сдает нормативы не по утвержденному графику? — спросил Калман, куратор от американской стороны. Следом за ним шел сотрудник службы безопасности.

— Липа, выведи мне показатели Валета и покажи его самого с внешних камер, — приказал глава проекта глухо. С минуту Степан Денисович следил за живым проектом. Потом, скривив губы, чего никто из присутствующих не заметил ввиду густой растительности на лице, быстро удалился.

— Мне кто-нибудь ответит? — настаивал Калман, глядя на Ольгу. Кроме нее и перманентно сидящего на хвосте сотрудника службы безопасности, у двери никого больше не было.

— Может быть, Он? — Ольга развернула ладони к потолку и вскинула взгляд. После этого она обошла мужчин и направилась к прозрачному кабинету охраны, где можно было присесть.

— Гоняете проект, Ольга Петровна? — улыбнулся один из сотрудников СБ, но не получив ответа, перестал улыбаться.

Ольга села в шаткое кресло на колесиках и, отдавая дань остаткам приличия, вывела картинку на стеклянную перегородку, отделяющую комнату охраны от коридора. Сзади встал Калман.

— Валет, ты замедлил ход, — заметила женщина пару минут спустя.

— Против ветра, — донесся юношеский, чуть хрипловатый голос из динамика.

— Это не причина для снижения скорости.

Наблюдающие за показателями увидели, как Валет ускорился.

— Ольга, мы работаем на один результат, — начал тем временем Калман, также следя за движением Валета.

— Я мешаю вам работать? — спросила женщина, не оборачиваясь.

— Нет, я не об этом…

— Ну, так не мешайте работать и вы мне.