Засранец

Он замер. Буквально на мгновение, посмотрел на меня, словно спрашивая, чего хочу я. И я кивнула. Так, чтобы заметил только он один. Я прекрасно понимаю, что гречанка права, брат всегда делает только то, что считает нужным. Но это не значит, что под локомотив его желаний должна попасть моя жизнь, прекрасно помню угрозу Дамарис, тем более, здесь, сейчас, собралась вся моя родня.

Однако, стоило только Юджину опуститься на место сына Алевтины, бабушка все так же неожиданно повернулась ко мне и попросила:

– Мишель, – причем ее тон общения со мной был прямо противоположен тому, с какой интонацией она обращалась к звездному внуку. Перед ним она заискивала, а со мной разговаривала, словно с прислугой. – Сходи, позови сюда Милу, она должна быть где-то на кухне. Передай ей, что мне нужны мои лекарства. Что-то душно здесь.

– Тамара, если хочешь, мы можем открыть окна, – сразу же отреагировал дед, явно обрадовавшийся хоть какому-то проявлению жизни со стороны его заколдованной принцессы.

– Нет, – «принцесса» лишь прикрыла морщинистые веки и даже не посмотрела на него, – благодарю тебя Аскольд. У Милы, моей медсестры и компаньонки есть все необходимое. Не стоит устраивать сквозняк ради меня.

– Мама, – вмешалась тетя Галя, – если тебе плохо, ты только скажи, мы сделаем все, что необходимо.

– Да, мам, – естественно, и моя мамочка поспешила проявить заботу вслед за своей сестрой, как же. – Если только что-то необходимо! Хочешь, мы с Андреасом можем сходить за Милой? – сказала и злорадно посмотрела на тетю Галю, как будто только что обыграла ту в карты.

– Нет, спасибо, – бабушка решительно остановила всех сердобольных. – Я попросила Мишель. И, кстати, – это уже мне, – когда позовешь Милу, отправляйся потом на кухню и помоги Алевтине.

– Тамара, – встал на мою защиту дед, – Мишелька не должна помогать на кухне, сегодня праздник, моя внучка должна быть со мной. Алевтина прекрасно справится. Тем более, у нее и помощники есть.

– Пусть поможет, – сквозь зубы повторила моя «обожаемая» бабушка.

– Мишель не будет никому помогать, мы будем вместе праздновать день рожденья Аскольда. Или я отправлюсь на кухню вместе с ней, – я услышала голос Юджина и хотела посмотреть на него, как вдруг следующие слова Тамары Юлиановны ударили меня по самому больному:

– Нет, мой дорогой. Достойные люди должны сидеть за столом. А те, кто даже вступительный экзамен в вуз сдать не может, не должны отвыкать от физического труда, потому что без высшего образования им только это и светит. И прошу вас всех не вмешиваться, раз уж вы доверили ее воспитание мне.

– Я позову Милу, – больше не в силах слушать то, как бабушка, словно бездушный кусок мяса, разделывает меня при всех, поднялась со своего места и отправилась выполнять то, что от меня требовалось.

Что ж. Я заслужила это. Я провалила экзамены. И уже не важно, почему это произошло. Причины никого не заботят. Важен результат. А он, как мы все можем видеть – плачевен. Мозгов у меня нет не то, что экзамен сдать, а элементарно, чтобы заработать на аренду комнаты в бабушкиной квартире. И на еду.

И довольно об этом. Позову Милу, а там…

Я выполнила требование бабушки. На кухне мне сказали, что она должна быть в своей комнате. Поднялась на второй этаж и нашла комнату ее сиделки, которую она гордо называла компаньонкой. И попросила спуститься вниз эту святую женщину. Почему святую? Да потому, что надо иметь поистине ангельский характер, чтобы выдерживать мою бабушку и все ее капризы.

Посмотрев вслед Миле Алексеевне, я мгновение помедлила. А стоит ли спускаться обратно? Чтобы меня снова отдали на растерзание Тамаре Юлиановне? Мама никогда не заступится за свою дочь, даже дед умолк и не пошел против бабушки. И не только он…

Мне повезло, в этот самый момент я заметила на потолке маленькую петлю. Чердак! Точно! Я всегда там прячусь, когда мне хочется побыть одной. Мое секретное место, где мы с Юджином когда-то… тоже сидели, но он наверняка уже не помнит об этом, а поэтому уж точно здесь меня не найдет! Поспешила подбежать к заветной петельке, потянув за которую, можно было опустить раскладную лестницу, спрятанную в потолке. Посмотрела на нее снизу вверх. Да… проблема только в том, что раньше я открывала ее, встав на табурет, или просила своего высокого брата, с моим же ростом, по крайней мере, раньше, это было практически невозможно…

Вытянув руку вверх, я подпрыгнула! Нет. Не достала. Подпрыгнула еще. И снова неудачно. Сжав зубы и решив для себя, что достану эту чертову петлю в любом случае, приготовилась к прыжку и… взлетела! Чьи-то сильные руки подхватили меня за талию и с легкостью подняли меня вверх, и я ухватилась за петлю, и только теперь поняла, что совсем недавно уже так летала…

За яблоком.

– Опять решила сбежать от меня, – сказал мой двоюродный брат, когда мои ноги коснулись пола.

– Я не хотела сбегать, просто увидела лестницу и вспомнила про чердак, – сказала, не поворачиваясь к своему собеседнику.

– Я тоже помню про него, – услышала в ответ. – Поднимемся?

Не ответила, а сделала. И, наверное, не надо было мне так поступать. Знала же, чем все это может закончиться, и все равно, приподняв рукой подол платья, быстро взбежала по ступенькам, когда же оказалась наверху, все так же, не оборачиваясь к нему, прошла вглубь знакомой комнаты, спрятанной под крышей, подальше от чужих глаз.

И услышала, как он поднял лестницу, и отрезал нас обоих от внешнего мира. А потом его осторожные шаги за своей спиной.

– Здесь ничего не изменилось, – тихо сказал мой брат уже мне в затылок.

Этот чердак. Он был заброшен, но как-то раз я нашла сюда вход, дед тогда потерял меня на долгие часы, и они с Юджином искали непослушную девчонку по всей усадьбе. В первый раз я не подставляла стул, нашла палку, а когда поднялась сюда, забрала ее с собой. Им понадобилось много времени и нервов, чтобы обнаружить мое пристанище. А на следующий год, дед сделал здесь небольшой ремонт, поставил мягкий диван, кресло и даже письменный стол со стулом. На большом полукруглом чердачном окне появились льняные занавески, а на полу ковер. Чердак был вытянутым, поэтому в одном его углу дед обустроил комнату, а во втором сложил все те вещи, что раньше были раскиданы по всему этому пространству. Так и получилось, что с тех пор здесь можно было не только прятаться, но и разглядывать дедушкины сокровища, годами копившиеся на чердаке. Это были и книги, игрушки, какая-то старая утварь, газеты, открытки, лампы – всякий хлам, разглядывать который интересно было только мне.

– Помнишь, как я читал тебе книги? А ты слушала. И лежала на этом диване. И смотрела на меня своими прекрасными глазами, которые я никак не могу забыть…

Я прикрыла веки. Он не дотрагивался до меня, только сказал несколько слов. Слов, которые мгновенно погрузили меня в воспоминания того лета, когда мы с ним расстались. Было. Было многое. Было очень жарко. Я и раньше просила его почитать. Потому что уже очень давно была влюблена в его голос.

У меня не было отца. Только урывками был дед. И еще реже был двоюродный брат. Аскольд тоже читал мне книги. Даже тогда, когда я уже сама прекрасно читала и за один день могла буквально проглотить несколько книг, все равно, мне были нужны эти моменты. Но с дедом всегда было иначе. Он спрашивал меня, что бы я хотела послушать. И я всегда выбирала приключения или сказки. Но когда оставалась с братом, то просила его прочесть мне… совсем другие книги. Поначалу он удивлялся, но потом…

Я помню те моменты, когда слушала его голос. Когда слушала признания главных героев в любви. И никогда не закрывала глаза. Всегда внимательно смотрела на него и часто не замечала, насколько вместе с погружением в сюжет, все сильнее и сильнее начинало биться мое маленькое сердечко. Ему же эти роли поддавались чересчур хорошо.

Потом, когда он уехал, без объяснений, без разговора, со временем я возненавидела его, в том числе и за этот чертов актерский талант, который столько врал мне! Бог ты мой, сколько всего я себе навыдумывала в то время, и как же сильно было разбито мое сердце и разрушены мои мечты.

– Маша…

– Тебе лучше уйти к остальным, – с невероятным усилием подавив слезы, сказала сквозь зубы.

– А если я не хочу? – его горькая усмешка разрезала тишину на этом старом чердаке. На моем старом чердаке! – Маша, посмотри на меня. Посмотри!

– Нет! Уходи немедленно! – я потребовала, а сама мысленно зажмурилась, надеясь… Изо всех сил надеясь, что он не уйдет. Не предаст, как остальные, не оставит меня одну…

Повисла пауза. Он ничего не говорил. Секунда, две, три… И я повернулась к нему!

– Что т-ты… – это было единственное, что мне удалось выдавить из себя. Юджин, мой двоюродный брат молчал. И смотрел на меня. И медленно, расстегивал рубашку на своей груди. А потом сорвал галстук и скинул пиджак. И только теперь, сделав шаг ко мне, наконец, сказал:


– Не бойся меня, – его хрип одним махом разрубил ту стену, что я сама воздвигла между нами, стену, что защищала меня от него, что защищала от запретных чувств к моему двоюродному брату. – Маша… – это было последнее, что сказал Ярцев, после чего, в одно мгновение сгреб меня в охапку и накрыл мои губы требовательным поцелуем!

– Ю…Юджин!! Нет!!!

– Маша, это бесполезно, ты будешь моей! – прорычал этот паршивец и с силой дернул застежку на моей спине. Платье с предательской легкостью подчинилось ему и моментально освободило ему доступ к моему телу.

– Ты мой брат! Нет! Отпусти меня немедленно…

Хотела ударить по его груди, но, коснувшись его оголенной кожи, затрепетала, словно глупый мотылек над раскаленной лампочкой. Это был он… Юджин… Тот единственный, о ком мечтала и кого люто ненавидела все эти годы! Мой брат, мой кумир и мой Бог…

– Маша, обними меня, не бойся, – прошептал этот сумасшедший и заставил мои руки обнять свой оголенный торс. – Ну, же, ответь мне… Поцелуй меня…

Его губы коснулись моих. Только слегка… совсем капельку… И, не дождавшись ответа, снова налегли на меня и разрешили его языку проникнуть в мой рот, и этот его наглый, бесцеремонный поступок заставил меня гореть! Там, под платьем, где-то внизу моего живота, сейчас, в эту секунду разгорелся настоящий пожар…

Не понятно как, мы оказались на диване. Непонятно как, мое платье оказалось у меня на талии, открыв Юджину то, что ему не стоило бы видеть. Я должна была остановить его, должна была что-то делать… Но вместо этого, двумя руками вцепилась в его голову, которая опустилась на мою грудь, чтобы дать его языку овладеть по очереди обеими пуговками моих сосков, которые от его горячих и очень влажных прикосновений стали тверже камня. Я зажмурилась, потому что все эти ощущения были для меня новыми. Зажмурилась потому, что мне было очень хорошо и… очень страшно.

Этого нельзя было делать. Не с ним! И не так, но я уже сдалась и поняла, что не только не собираюсь отбиваться, а с трепетом жду того, что будет дальше.

Юджин оторвался от моей груди и, стоя на коленях между моих ног, обжигая свою сестру тяжелым взглядом, наклонился надо мной, подхватил платье где-то на талии, а вместе с ним и края трусиков, и потянул его на себя, оставляя меня совсем без одежды. Он сделал это настолько осторожно и внимательно, как будто боялся лишним движением меня напугать.

– Маша, – отбросив мою одежду в сторону, оголенный по пояс Ярцев, положил руки на ремень у себя на торсе. – Доверься мне, все будет хорошо.

И снова, не получив ответа, он медленно расстегнул ремень и молнию на своих брюках. Но, в последний момент, когда уже накрыл меня своим огромным, натренированным телом, и когда его горячая плоть только коснулась моего естества, я со всей силы, обеими руками уперлась в его предплечья и взмолилась:

– Нет! Не надо, Юджин, пожалуйста! Ты мой брат!!! – я просила не только его, я сопротивлялась сама себе, в последний момент и в последний раз пытаясь воспользоваться шансом, не допустить роковую ошибку.

На мгновение он почти отступил и уперся холодным лбом в мой живот, но в следующую секунду с легкостью преодолел все мое сопротивление и, поднявшись надо мной на своих сильных руках, жестко отрезал:

– Я мужчина, Маша! Когда ты, наконец, заметишь это?!

– Я…

– И ты хочешь меня… – его попавшее в точку заявление, окончательно загнало меня в ступор, но следующие слова, которые в секунду обожгли все мое сознание, обезоружили его двоюродную сестру окончательно:

– Я здесь, Маша. Просто возьми меня, – его губы снова летали в миллиметре от моих, – не бойся… трогать… не бойся… брать то, что хочешь… – и вдруг эти самые губы уже опалили мочку моего уха, – не бойся меня, Маша…

Мои руки сами соскользнули на его затылок и позволили Ярцеву налечь на меня, а через мгновение… овладеть мной. Где-то там, в ложбинке между моих ног, где так давно все горело, где все ждало его… он проник в меня и взорвал все мое существо своим возбужденным вторжением!

Его ладонь юркнула под мою поясницу, в следующий момент сильнее прижав мое тело к нему…

– Маша… – ворвался голос Юджина в мою голову, заставляя открыть глаза и посмотреть на него. – Ответь мне…

Мои пальцы, что лежали на его мощном затылке, словно окаменели. Я… я настолько хотела его, что боялась показать всю ту силу своего запрещенного желания, даже сейчас, когда все уже происходило между нами. Мне было стыдно… Очень стыдно за то, до чего я опустилась. За то, что делаю это здесь, в святая святых своего детства. На этом чердаке, где проводила свои детские дни, где играла.

Но и где потом мечтала, без конца мечтала о нем… О моем брате… О его поцелуях… Где в этих самых мечтах никогда не могла представить себе, что его близость может стать реальной. Такой дикой, такой запрещенной, такой постыдной и настолько желанной…

Он заставил меня закинуть ноги ему на торс и обнять ими его мощное тело, в которое влюблены миллионы девушек по всей стране. Мы больше не были братом и сестрой. В тот момент, когда его литые мужские бедра совершали новые и новые толчки, все глубже и глубже позволяли ему войти в меня, ударяясь о мои обнаженные ягодицы, вбивали его силу в мое естество… В тот момент, когда наши тела в прямом смысле соединились друг с другом – мы перестали быть братом и сестрой. Мы были мужчиной и женщиной.

В тот самый момент, мы стали любовниками.

Мы стали настолько близки, что я даже впервые столкнувшись с этим, почувствовала его наслаждение. Почувствовала, как он подлетел к наивысшей точке нашего безумия. И, спустя секунду, что-то очень горячее разлилось внутри меня, заставив сойти с ума, окончательно потеряться в безумном желании его ласк…

На мгновение, когда он сжал меня в своих объятиях, я, было, решила, что все закончилось, что все позади, что сказка растворилась в воздухе также быстро, как и наступила. Но Юджин в очередной раз поступил по-своему – его огромное тело отстранилось от меня и опустилось вниз, его губы… скользнули по моей коже… туда… к моему пупку… туда, где во мне все еще горело и ждало его прикосновений…

Туда… где через мгновение его губы встретились с моим возбуждением и захватили его под свой контроль. Туда… где затанцевал его обжигающий язык, окончательно погрузив свою двоюродную сестру в омут беспросветного, самого грязного стыда. Туда… где в следующий момент произошел первый взрыв безумного счастья… наслаждения… упоения…

Он не дал мне убежать от своего удовольствия или закончить его раньше времени, а жестко сжал обеими руками мои ягодицы и еще жарче погрузил мое естество в свой поцелуй, чем почти лишил меня чувств…

Это был мой первый раз. И моим учителем, а также проводником во взрослую жизнь, стал мой брат. Когда-то он объяснял мне непонятные вещи, отвечал на вопросы, нежно взяв в свои руки, учил плавать, учил обращаться с жизнью. И только что, вместе с ним, снова в его сильных и надежных руках, я сделала еще один шаг. Дальше. В ту жизнь и в то существование, с которым до этого не была знакома.

Я не была готова к этому. Настолько, что потерялась в нем. Настолько, что забыла обо всем. Настолько, что даже забыла о своем уродстве, которого только что коснулись его внимательные пальцы.

Это прикосновение быстрее скорости света вернуло меня на землю! Вырвалась от него и подтянула ноги к своему животу, и как только мне это удалось – вскочила с дивана, приютившего нас, забывших о чести и достоинстве, забывших о семье и том, что нельзя было делать, и подняла с пола свое платье.

Это был порыв. Я боялась того, что он вдруг вспомнит о моем уродстве. Боялась и того, что он вспомнит, что я его сестра. Но глупая попытка сбежать от него и от новых воспоминаний о том, что только что произошло, была оборвана суровой действительностью. Прижав платье к груди, и выпрямившись, я почувствовала, как горячая капля, что вырвалась оттуда, где он только что касался меня, медленно потекла вниз по внутренней стороне моей ноги. Это было ничто иное, как частичка моего греха, частичка моего брата, которую какую-то минуту назад он оставил во мне…





Глава 15