Записки обыкновенной говорящей лошади

По вечерам умельцы садились за старые зингеровские швейные машинки и начинали шить и перешивать. А другие умельцы на спицах или крючком, а некоторые и на вязальных машинках вязали джемпера, платья, платки, шарфы, шляпки… И наконец, третьи – перекрашивали старые спорки.

После войны каждая женщина, если бог не дал ей способности шить, вышивать, вязать, поднимать петли на чулках, имела свою портниху, свою вязальщицу, свою белошвейку для шитья поясов и лифчиков, иногда и своего сапожника… Причем большинство этих спецов-самоучек работали на государственной службе и занимались совсем другим делом.

Помню, что, по слухам, хорошие туфли покупали… в Большом театре. И в том же Большом приобретали темные очки…

У меня с Большим театром связано другое: там были хорошие красильщики-профессионалы, и один из них перекрашивал мои распоротые платья и пальто. Но вот однажды мой красильщик не захотел красить в красный цвет светлую шерсть, предложил покрасить ее в темно-голубой или в светло-синий. В то время в Большом готовилась опера «Садко», а в «Садко» было много сцен в «подводном царстве»…

Были у меня и свои абажурщики: пожилая пара, которая жила за городом, но к себе не пускала. Боялась соседей. С ними встречались прямо-таки в чистом поле. Он делал каркас для абажура, она обшивала каркас шелком…

Даже в «ящиках», в засекреченных институтах, работавших на оборонку, мастерили ширпотреб. Так, в НИИ мужниного брата Азара стеклодувы выдували елочные украшения и, по-моему, самогонные аппараты. Хотя самогонные аппараты мастерили все, кому не лень.

Наша Ася, моя падчерица, фармацевт, делала иногда питательные кремы. В конце 1950-х – начале 1960-х дома варили губную помаду и даже мыло, а в 1970–1980-х – джинсы.

И эта лихорадочная, дурацкая самодеятельность продолжалась все семьдесят пять лет советской власти. Теперь она у некоторых людей – предмет ностальгии так же, как и отвратительные коммуналки. Кое-кто с умилением вспоминает, как он после утомительного рабочего дня делал из двух простыней одну и подрубал ее на швейной машинке. В 1980-х постельное белье начисто исчезло из магазинов.

Заметим, старые люди вспоминают не лыжные прогулки в горах Кавказа, не подводное плаванье в Черном море и, уж конечно, не «римские каникулы», а то, как они подрубали простыни…

Сейчас я, пожалуй, рада, что ни в маминой семье, ни в моей никто не умел ни шить, ни вязать, ни штопать, хотя из-за этого наша жизнь была особенно трудной. Все равно рада! Но с яростью думаю, что ни в молодые годы, ни в зрелые не могла пойти в магазин и купить себе красивое платье или пальто. И к нему туфли и сумку. Мои сверстницы говорили: умрем и так и не узнаем, хороший у нас вкус или нет, умеем ли мы красиво одеваться.

Однако для моей темы важно вспомнить не только о том, чего не делала легкая промышленность СССР, но и о том, что она все же делала.

Вот, к примеру, москвошвеевская шуба («Москвошвей» был в Советском Союзе главным брендом). Эту шубу следовало взвешивать на старых багажных весах – шуба была пудовая. Все в ней было супертяжелым: материал под названием бостон или сукно (тяжелее бостона и сукна в СССР был только драп), толстенный многослойный ватин (о пухе при советской власти начисто забыли), твердая, как доска, густо простроченная холстина-мешковина и толстый, как струна, конский волос (ватин, холстина и волос назывались прикладом). Далее шла прямо-таки пуленепробиваемая подкладка – не шелк, не атлас, а специальная подкладочная ткань. Венчал это сложное сооружение тяжелый, хотя и маленький, воротник из плохо выделанного черного каракуля. (Из красивого серого каракуля шили исключительно генеральские воротники и папахи – но это уже после войны; до войны я вообще ни разу не видела ни серого, ни коричневого каракуля-сура, тем паче каракульчи.)

Итак, шуба была неподъемная и к тому же обязательно немаркая: черная, темно-синяя или коричневая. И не модная. Не модная, так сказать, по самой своей сути. Ведь шуба – дорогая вещь. Стало быть, предназначалась на века, а мода, как известно, то и дело меняется. Шитье этой шубы, как поведал в одном интервью В. Аксенов – один из немногих писателей в СССР, который снисходил иногда до рассказа о повседневной жизни советских граждан, – «было равносильно постройке дредноута».

Ну а теперь представим себе, что такую шубу надели бы на Мэрилин Монро, жившую в том же XX веке. Что стало бы с бедной Мэрилин?! А ведь советские женщины в массе своей отнюдь не были так ослепительно хороши и так сексапильны, как Монро. Каково же им пришлось?

Неведомые женоненавистники в Советском Союзе раз и навсегда придумали несколько принципов, по которым должны были создаваться женские наряды: шубы, пальто, платья, костюмы и так называемые платья-костюмы! Одежде надлежало быть, во-первых, скромной, неброской; во-вторых, как сказано, немаркой; в-третьих, ноской; в-четвертых, немодной…

А почему, собственно, молодая девушка не должна была одеваться броско и модно? Кто это решил?

Боже, сколько сил советская власть потратила на борьбу с модой: с мини-юбками, с широкими или узкими брюками! Скольких нервов, скольких сил стоила девчонкам бесконечная битва с ханжами, запрещавшими им носить короткие юбочки и показывать свои длинные красивые ноги. И сколько сил тратили мальчики, так называемые стиляги, чтобы ходить в узких брюках, когда были модны узкие, и в широких, когда были модны широкие.

…Разобрались с шубами и с платьями-костюмами? И с так называемой верхней одеждой? Уродливые шубы и платья – это еще полбеды. Катастрофой для советских женщин стало нижнее белье: штанишки, лифчики-бюстгальтеры, пояса с резинками для чулок. Особенно штанишки. Назывались они почему-то трико, держались на тонкой резинке, фасоном напоминали галифе, в длину доходили почти до колен. И поражали своей массивностью. Ткань была толстая – очевидно, байка или бумазея. К этому добавим диковинный окрас: нижнее белье что у женщин, что у мужчин было совершенно невообразимых линялых цветов – линяло-фиолетового у женщин и линяло-серого у мужчин. И еще – цвета детской какашки.

Держу пари, что ни один живописец не смог бы получить на своей палитре такие цвета! А лифчики, а фильдеперсовые чулки или чаще чулки в резиночку бурого цвета. А в более поздние времена – блекло-голубой китайский трикотаж с этикеткой «Дружба». Штанов с начесом «Дружба» ни одна советская дама не забудет вовек.

Бурый, линяло-фиолетовый, густо-грязно-зеленый и цвет детской какашки были цветами моей юности. Вот такой флаг поднять бы! Вы поняли? Все же я мать художника, и меня заклинило на цвете… А ведь остальное было не лучше!

Думаю, что при виде лиловых штанов плюс бесформенный лифчик на теле прекрасной девушки у мужчины должны были пропасть не только «низменные звериные чувства и животные инстинкты» (Зощенко), но и самая чистая любовь.

Смешно? По-моему, совсем не смешно. Ведь свои лучшие годы женщины моего поколения проходили в таких вот сиреневых трико.

Не могу закрыть тему «советская женщина и советская легкая промышленность», не рассказав и о дорогих женскому сердцу мелочах: о дамских сумочках, перчатках, солнечных очках, летних шляпках (зимой советские женщины для тепла носили на головах нечто вроде вороньих гнезд), веерах, зонтах, шарфиках, косынках и т. д. и т. п. Тогда эти мелочи проходили, по-моему, под рубрикой «предметы роскоши»!.. И легкая промышленность их попросту игнорировала. Возможно, даже из идеологических соображений – ведь они могли замедлить наш бег в коммунистическое Завтра.

Но вот духи при советской власти продавались исправно. Имелись даже магазины «Парфюмерия» и специальные парфюмерные отделы в больших универмагах. А я помню еще «ТЭЖЭ» – это был такой государственный трест, возглавляемый Жемчужиной, женой Молотова и бабушкой нашего довольно-таки оголтелого политика Вячеслава Никонова.

Это самое «ТЭЖЭ» успешно выпускало продукты гигиены – от зубного порошка до одеколона и духов. Бренд «ТЭЖЭ» расшифровывался как Т(рест) Ж(ир), то есть подчеркивалось низкое происхождение прекрасных пахучих изделий.

Для женщин выпускали духи «Красная Москва», для мужчин – «Шипр». «Красная Москва» обладала стойким, резким запахом, перебить который было невозможно. «Шипр», кстати, тоже.

Впрочем, время от времени появлялись новые духи. Но на поверку они оказывались клонами все той же «Красной Москвы». Видимо, единообразие духов было на руку советским господам-товарищам. 8 Марта, не напрягаясь, они могли подарить флакон «Красной Москвы» и своей жене, и своей любовнице. И даже своей бабушке.

Не экспериментируя с ароматами, советские парфюмеры охотно придумывали новые названия для клонов. Помню духи «Кремль», духи «Огни Москвы». По-моему, в 1938 году выпустили духи «XX лет РККА» (РККА – Рабоче-крестьянская Красная армия). Интересно, чем могла пахнуть Рабоче-крестьянская Красная армия?

Когда советская власть стала клониться к закату, в московских магазинах появились французские духи, почему-то в основном фирмы «Ланком». Ах, как на них набросились наши дамы! Трамвайные вагоны и вагоны метро в часы пик заблагоухали духами «Фиджи». Замученные, потные советские женщины с тяжелыми авоськами (отоваривались во время обеденного перерыва) мчались домой, к мужу, к детям, к плите, к корыту, испуская сильный французский аромат… Кто их осудит? Не было у них ни времени, ни возможности, чтобы подумать, а нужно ли вообще душиться, если ты весь день мечешься между домом и работой, между семьей и магазинами?





* * *


Лет в двадцать – двадцать пять я была чрезвычайно влюбчива. И в меня тоже влюблялись. Не без этого. Тем не менее я припоминаю очень мало постельных сцен с моим участием. Конечно, с самими постелями (кроватями, диванами, кушетками и тахтами) было трудно, ведь постелям было желательно стоять в комнате, куда не было доступа ни твоим, ни его папе с мамой, ни любопытной соседке…

Кроме того, меня смущало и то, что для постельной сцены и Она, и Он должны были перво-наперво скинуть свою какую-никакую верхнюю одежку. И вот она (то есть ты) скидываешь платье и… остаешься в отвратительных блекло-лиловых трико-галифе, в застиранном лифчике и в чулках с поднятыми или со спущенными петлями. И все это видит Он, Мужчина Твоей Мечты. А что видит она? Она (то есть ты) видит Мужчину Своей Мечты либо в уродливых облезло-сиреневых кальсонах, либо в широких сатиновых трусах под названием «семейные»…

И что дальше? А дальше «любовная лодка разбилась о быт». Он может стать импотентом. Она – фригидной женщиной. Поневоле будешь добродетельной. Большое спасибо советской власти…






Нетвердая валюта




На моем долгом веку на просторах родины широких так называемая твердая валюта была разная. В военные годы и в первые послевоенные она – заранее прошу прощения за плохой каламбур – из твердой превратилась в жидкую. Все покупалось и продавалось тогда за пол-литра или за его денежный эквивалент.

А в конце 1980-х в Москве твердой валютой у части граждан стали… японские зонтики.

Коротко об этих зонтиках: японские зонтики, как мужские, так и женские, сильно отличались от зонтиков советских и своим внешним видом, и тем, что раскрывались и закрывались легким нажатием на соответствующую загогулину. Ручка у японских зонтиков была красивая и удобная. А цвет у женских – яркий и разнообразный, а у мужских – густо- черный, а не блекло-серый или серо-буромалиновый.

В ту пору, о которой идет речь, каждый уважающий себя гражданин в СССР мечтал иметь, или, как тогда иногда говорили, заиметь, такой прекрасный зонтик.

И вот однажды мой муж Д. Е. Меламид сообщает:

– Знаешь, звонили из института и сказали, что мне дадут японские зонтики.

Японские зонтики у нас с Д. Е. уже были, но я твердо знала, что, если советская власть что-то дает, надо брать. Поэтому сказала: «Звони в институт и узнай, сколько денег нести».

Муж позвонил и несколько удивленно объяснил, что дают бесплатно.

Настал черед удивляться мне.

Оказалось, что мужу полагается четыре зонтика – два мужских и два женских… В счет зарплаты.

Каким образом перевели его жалованье доктора наук в престижном Институте мировой экономики и международных отношений в зонтики, ума не приложу. И сколько зонтиков получил директор института – в ту пору, по-моему, директором был покойный Евгений Максимович Примаков, – и сколько зонтиков получили лифтеры, мне тоже неведомо.

Прошло еще несколько лет, но я то и дело читала в газетах: жалованье трудящимся в городе N выдали весьма диковинным товаром, например ритуальными принадлежностями (гробами, что ли?). Или даже… навозом…

Как видим, ни при советской власти, ни на постсоветском пространстве на первом этапе с проблемой твердой валюты не очень-то заморачивались. Не носились с долларом как с писаной торбой. Подумаешь, доллар! Вот прислушается Путин к уговорам истинных патриотов-рогозинцев или глазьевцев и назло америкашкам и Кудрину с Грефом откажется от доллара. И мы, в порядке, так сказать, импортозамещения, вернемся к своим пол-литрам и к японским зонтикам. То-то житуха будет!





Портреты, одни портреты…




Нет, я не в силах описать это своими словами. Лучше процитирую нескольких известных людей, которых, как и меня, поразила одна из граней так называемого культа Сталина. Вот что написал в «Русском дневнике» известный американский писатель Джон Эрнст Стейнбек:

Всё в Советском Союзе происходит под пристальным взглядом гипсового, бронзового, нарисованного или вышитого сталинского ока. Его портрет висит не то что в каждом музее – в каждом зале музея. Его статуи установлены у фасадов каждого общественного здания, а его бюст – перед всеми аэропортами, железнодорожными вокзалами и автобусными станциями. Бюст Сталина стоит также во всех школьных зданиях, а портрет часто висит прямо напротив бюста. В парках он сидит на гипсовой скамейке и обсуждает что-то с Лениным. Дети в школах вышивают его портрет. В магазинах продают миллионы и миллионы его изображений, и в каждом учреждении есть по крайней мере один его портрет. Одной из самых могучих индустрий в Советском Союзе является, несомненно, рисование и лепка, отливка, ковка и вышивание изображений Сталина. Он везде, все видит…





* * *


А это цитата из «Круга первого» А. Солженицына. Сталин —

…человек, чье изображение столько раз было изваяно, писано маслом, акварелью, гуашью, сепией, рисовано углем, мелом, толченым кирпичом, сложено из придорожной гальки, из морских ракушек, поливанной плитки, из зерен пшеницы и соевых бобов, вырезано по кости, выращено из травы, выткано на коврах, составлено из самолетов, заснято на кинопленку, – как ничье никогда за три миллиарда лет существования земной коры…





* * *


После смерти Сталина турецкий поэт Назым Хикмет, который много лет прожил в СССР, писал:

Он был из камня, из бронзы, из гипса и бумаги, от двух сантиметров до нескольких метров. На всех площадях мы были под его сапогами, под сапогами из камня, бронзы, гипса и бумаги.





* * *


Весь соц-арт, созданный художниками Меламидом и Комаром, построен на композициях, в центре которых изображение Сталина: то портрет, а то скульптура. И если даже нет ни сталинского портрета, ни сталинской скульптуры, он все равно незримо присутствует.