Забытый край

Мужчина даже не позавтракал, думая, что скоро вернётся домой. Он не представлял, каких сложностей собирался себе нажить. Нет, он даже не задумывался, что поход в лес, — дело не из простых, особенно, если лес не знакомый.

Для него утро начиналось мягкой прохладой, лёгким паром изо рта и почти осевшим на высокой траве туманом. Он был в каком-то весёлом расположение духа. Его влекло в неизвестность. Мечтательность и авантюризм ещё живо отзывались в его сердце, — он нисколько не сомневался, что всё окончиться хорошо. Улыбался, смело шагал в сторону леса, и думать не думал, что что-то может случиться не так, как ему это представлялось. Он твёрдо был убеждён, что это будет лёгкая и увеселительная прогулка.

Стенсер думал, что дорога до леса окажется лёгкой и быстрой, но получилось иначе. Он хорошо видел, куда ему было нужно, не петлял, но всё же путь оказался значительно более протяжённым, чем он предполагал. Да и подъём на склон, на котором и раскинулось предлесье, переходившее в лес, порядочно его утомило.

Вроде бы, у него были все причины усомниться в своей затее, задуматься, что впереди его ждёт значительно больше сложностей, но… куда там! Он был молод и не желал считаться с разумностью. К тому же, стоя среди сосново-берёзового молодняка, мужчина обернулся и… увидел рассвет.

Простой рассвет смог произвести невероятнейшее явление, — он до того восхитился, что затаив дыхание, глядел, как свет заливал и деревню, и близкое, не много в стороне, поле. Он глядел вдаль и не верил глазам, как именно утреннее солнце преобразило уже видимые края. Да и само небо было, вокруг солнца, каким-то рыжеватым. Вполне обычное утро, которое, впрочем, его вдохновило и, казалось, смыло без следа, своей красотой, всякую усталость.

Стенсер ещё какое-то время простоял там, у самого леса. Солнце уже приподнялось над горизонтом, а воздух начал прогреваться. Тогда он и шагнул в лес, который, к очередному удивлению, стал прибежищем для мягкого сумрака. И чем дальше он уходил вглубь, больше просто из любопытства, чем ища валежник, тем мрачнее становилось окружение.

Он не понимал, что именно авантюризм и тяга к новым открытиям его влекла всё дальше и дальше. Ему хотелось увидеть как можно больше, а страху, беспокойству или сомнениям в его уме не находилось места.

Он проходил мимо упавшего и явно сухого соснового молодняка. Вертел головой, пытаясь всё увидеть и запомнить. Вглядывался во мрак и разглядывал мох, покрывавший стволы деревьев. С некоторым удовольствием, как ребёнок, шагал пружинящим шагом по многолетней хвойной подушке.

Лес для Стенсера стал целым открытием. Он останавливался перед соснами-исполинами, которые пострадали от удара молнии, — обгоревшие и засохшие деревья внушали благоговейный страх и преклонение перед могуществом природы и её устройства.

Мужчина вглядывался в рассеянный свет, который, пробиваясь местами, спускался от крон как будто бы материальными дорожками. Несколько раз, подходя к ним, он пытался их схватить, заранее зная, что из этого ничего не выйдет. После неудачи не печалился, а смотрел на свет сквозь растопыренные пальцы.

Лес, с его многочисленными особенностями, стал кладезем открытий. Стенсер ещё много бродил, просто так, прогуливаясь в своё удовольствие. Но разве может что-то длиться вечно? В какой-то момент он ощутил лёгкую жажду, а после и живот заурчал.

Мужчина совсем немного ещё походил по лесу, — вспомнил, зачем изначально пришёл. И, оглядевшись кругом, представив, как далеко ему возвращаться, решил, что лучше не стоит сразу собирать валежник, — посчитал, что лучше поближе к выходу из леса его собрать.

Совершенно не о чём не думая, он развернулся, да зашагал назад, той же едва различимой тропой, которой и пришёл. Стенсер был убеждён, что точно знает путь назад, — закрывая глаза, он целиком воссоздавал путь, который пришёл. Мужчина помнил ориентиры в виде буреломов, расщеплённых и обгоревших деревьев, да и многих других, но ни одного так и не мог найти.

Чувствуя лёгкую тревогу, отмахивался от неё. Старался идти быстрее, перебирая в голове мысли о том, как должен был возвращаться назад. Выстраивал вновь и вновь путь, который проделал от деревни, только это ему нисколько не помогала.

Приходя в тихий ужас, Стенсер обратил внимание на едва различимые следы, — его следы. Он инстинктивно чувствовал некоторую неправильность, — но это не особо пугало. По-настоящему его проняло, когда он, посмотрев под ноги, смог различить свои, множественные следы, — он не просто заблудился, а уже не один раз прошёлся в одном и том же месте.





15




Стенсер, выбившись из сил, сидел под деревом, прислонившись к нему спиной. Ноги он вытянул перед собой и глядел вглубь леса. Рядом была тропа, которую он исходил вдоль и поперёк, которую выучил наизусть.

Мужчина, оказавшись в совсем безнадёжном положении, не отчаивался. Он обдумывал то, что случилось. Внимательнейшим образом вспоминал, как сойдя с тропы и углубляясь в глушь, оказывался там же, откуда уходил. Стенсер ещё мог понять, что, идя по едва различимой тропе, он мог ходить кругами, — что, собственно, и случилось. Но, когда сходишь с тропы и идёшь, не сворачивая, в одном направление, а после, совсем неожиданно возвращаешься к тому месту, откуда уходил… Это внушало здравые опасения и беспокойства.

«Разве так может быть? — злясь, думал мужчина. — Что же это за странный лес такой?»

И всё же, как бы не было это безнадёжным, немного отдохнув, Стенсер поднимался на ноги и топал, пытаясь вырваться из лап леса. Не отчаивался, боролся и пытался найти путь назад, в деревню.

Изнемогая от жажды, страдая от голода, ни один раз принимался мысленно себя костерить, но… сам же себя и обрывал, думая:

«На это я трачу силы? На это я трачу время?» — этих мыслей ему хватало, чтобы перестать растрачивать возможности.

Он тщательно обдумывал происходящее и уже догадывался, что что-то не так. Что не он оплошал, что не просто заблудился, но кто-то ему в этом помог. Стенсер пытался сообразить, кто бы это мог быть и как от подобного наваждения избавиться. Только он ничего не знал ни о лесных духах, ни о том, как их от себя можно попытаться отогнать. Делал единственное, что мог, — шагал.

Спустя какое-то время, Стенсер заметил, как зашевелился мох, покрывавший пень рядом с дорогой. Он, остановившись, вгляделся. Больше мужчина не увидел ни малейшего шевеления, но, твёрдо знал, что там точно что-то есть. Ещё больше в этом он убедился, когда услышал тихий-тихий голос.

— Чего зыркаешь? Скучный ты, проваливай!

Стенсер шагнул в сторону пня, но, подойти не решился. Мало того, что мох зашевелился, так ещё и голос предостерегающе сказал:

— Проваливай, пока разрешаю! — голос был низким, басовитым.

Мужчина представил, кто может обладать таким голосом, и не смог поверить, что это говорил какой-то карлик, затаившийся подо мхом, внутри трухлявого пня. Он попытался представить, кто мог обладать таким голосом и, отчего-то ему не захотелось тревожить чужого покоя, — посчитал, что это простая ловушка.

Он отшагнул в сторону от пня, а после, когда собрался сойти с тропы, услышал:

— В глушь не ходи, там тебя уже ждут!

— И как мне… выйти отсюда? — спросил Стенсер.

— Как пришёл, так и уходи! Теперь выйдешь.

И он, в самом деле, вышел. Почти вышел.

Уже видя вдалеке первые просветы, понимая, что выход близко, мужчина мысленно возмутился: «Я что, зря целый день потратил, чтобы с пустыми руками вернуться?» — так он и решился собрать валежник, прежде чем идти в деревню.


Одна странность, пришедшая на смену исчезнувшей, понемногу начала действовать на нервы. Над головой, строго вслед за ним, хлопали крылья. Стенсер несколько раз смотрел вверх и, происходившее, вновь выбивалось за пределы привычного и разумного. Вначале двое, а после, совсем скоро, уже пятеро дятлов кружили над мужчиной. Не отставали, не летели вперёд, — строго держались над его головой.

«Чего прицепились?» — опасливо думал мужчина, понимая, что на первый взгляд простые птички могут доставить ему невероятных бед.

Как оказалось, опасения были не беспочвенными.

Стенсер нашёл упавшую, вековую сосну. Падая, этот исполин, переломал молодняк, который пытался вырасти меж крупных деревьев. Он ходил рядом и примерялся, пытаясь взять в толк, с чего ему лучше начать.

Птицы перестали кружить над головой, — расселись на сухих, чёрных ветках вековых сосен и глядели на него.

Стенсер собрался перерубить одну из молодых, но совершенно высохших, сосен. Он занёс топор над стволом дерева, и тут же, без промедления, над головой зашумели крылья.

Опасаясь, что птицы сейчас на него накинуться, человек отступил, и глянул вверх. Словно пятёрки дятлов было мало, прилетел ещё один, причём, заметно более крупный, чем собратья.

Этот крупный дятел присел на ветвь напротив Стенсера. Вслед за этим вожаком, и все прочие дятлы расселись на ветви.

Он не сомневался, что тот, крупный дятел, вожак прочих. Мало того, что был больше, так ещё и выглядел, как подумал Стенсер: «Совсем по-королевски», — у этого дятла на голове была своего рода корона из перьев, а на грудке небольшое, точно родовое, пятно.

— Да чего же вам от меня надо! — тихи, но злобно, прошептал человек.

Конечно, птицы ему не ответили.

Молодой человек, опасливо поглядывая вверх, приподнял топор. Обычные дятлы незамедлительно вспорхнули, но королевский остался сидеть, — расправил крылья, снаружи белые с чёрным, но внутри совершенно белые. И только в этот момент Стенсер начал догадываться, в чём же дело.

Он опустил топор и… птицы успокоились. Вожак вновь принял величественную позу и устремил свой взор куда-то вдаль… Стенсер приподнял топор, и обычные дятлы вспорхнули, закружили над его головой, а вот их предводитель… он просто посмотрел человеку в глаза и, взрослый мужчина почувствовал себя нашкодившим котёнком.

Стенсер осторожно отложил топор и, медленно-медленно отломил одну из тонких веток от сухого дерева. Он ожидал, что этим прогневает птиц, но… те спокойно сидели и не замечали его. Мужчина повторил опыт. И всё тот же результат.

Домой Стенсер пришёл только ранним вечером, волоча неудобную, огромную вязанку валежника. Топор он всё же забрал из леса, ведь не дело разбрасываться такими вещами!

Да, день уж заканчивался, а Стенсер и не подозревал, как много ему предстояло выслушать от домового на свой счёт. Он не догадывался, как старик может злиться и ругаться. Не думал, как самому будет стыдно, за то, что не послушал доброго совета. Всё это только предстояло пережить, — после, когда вернётся домой. А тогда, топая в деревню, мужчина, не смотря на усталость, голод и жажду был горд собой и тем, что он всё же справился.





16




Рядом с домом, обливаясь потом, Стенсер рубил, как умел, валежник. Ему это ну нисколечко не хотелось делать, — слишком уж устал, да только старика подобными отговорками не убедить:

— Ишь, устал… вы поглядите на него! Молодой, а всё туда же, как баба, сопли пускаешь! — не на шутку разозлившись, говорил домовой. — Как добрых советов слушать, так он не может, а как полезное что-то сделать…

И всякий раз, когда Стенсер присаживался, чтобы перевести дух, старик говорил:

— А ну пошёл, дел невпроворот, а он тут время тянет! Ну, пошёл, кому говорено!

Молодой человек слишком уж устал. По временам слабые мускулы сводило судорогой. Дыхание перехватывало, а сам он думал: «Неужели так будет всегда? Я ведь долго не выдержу!»

Домовой позабыл об одной важной детали, — что Стенсер ничего-то не умел в деревенской жизни. Так, выйдя из дома, старик гневно вскричал:

— Ты что делаешь? Что ты делаешь!

Стенсер не знал, в чём оплошал, но уже морально приготовился к нравоучениям, сродни: «Откуда только руки растут?»

— Кто так рубит, а? Вот скажи мне, будь так добр, кто так рубит?

Утирая пот, человек выпрямился. Он только и мог, что пожать плечами:

— Не знаю… а что, рубить тоже как-то правильно надо?

Старик тяжело вздохнул, а после объяснил, что нельзя рубить на весу. Он притащил откуда-то толстое полешко и, поставив, показал, как нужно рубить.

— Мелочёвку можно и так перерубать, но крупные! Кто крупное поперёк рубит? Совсем что ли дурак?

И старик показал, как можно справиться с толстоватыми ветками.

— Понял?

Спустя время, наблюдая за неуклюжей работой, домовой спросил:

— Как ты только в лесу не попортился?