Восприятие Яна

— Адриана была не просто ректором школы, она была нашей Высшей, — тон Оскара неожиданно смягчился. — Пойми, каждый член нашего общества очень дорог. После смерти Адрианы я стал Высшим, и теперь забота о каждом — мой долг. Я вернусь, как только все прояснится, занятие себе ты найдешь, я уверен.

Оскар закрыл дверь, и к Еве вернулись отнятые у неё способности. Теперь молодая вампирка чувствовала — комната окутана барьером, сквозь который не сможет проникнуть ничто. Ева никогда не впадала в депрессию, и не имела привычки копаться в себе. Она решила разобраться в произошедшем. Сейчас лишь Восприятие могло ей в этом помочь. Ева попыталась просканировать помещение за пределами комнаты, но барьер оказался непроницаемым даже для Восприятия. Накрывший комнату купол был сплетен из очень тонких нитей, и нити эти переплетались между собой в хаотичном порядке. Разорвать их ей было не под силу, а на распутывание ушел бы не один месяц. Ева не стала утруждать себя поиском выхода, а решила просто отдохнуть. Не физически: такой отдых ей больше не требовался.

Прошло время. Ева внезапно поняла, что её усталость — это следствие голода. Ведь напиться крови мальчика она не успела. Голод этот был несравним с человеческим. По началу не явно, но с течением времени все отчетливее, Ева начала ощущать приближение смерти. Нужно срочно что-то предпринять. Но в комнате не было ничего кроме мебели и растений. Она лежала на диване и разглядывала горшок с высоким лавром. Комнатное деревце красиво поблескивало листвой в свете лампы. Растение зашевелилось. Ева не использовала Восприятие: экономить силы — это все, что ей сейчас оставалось. Из-под листвы медленно вылезла здоровенная крыса, не страшась посторонних, похоже, привыкнув к пустоте комнаты.

Она как-то сюда пробралась, но как? Не важно. Я не пролезу в крысиную нору.

Сначала откинув дурную мысль, но потом все же поддавшись, Ева предприняла отчаянную попытку утолить голод: мгновенно преодолев расстояние в пять-шесть шагов, она сдавила мясистую крысу в руке. Голод быстро уносил девушку вдаль от здравого рассудка — она впилась в грызунью удлинившимися клыками. Теплая и липкая кровь брызнула в рот. Крыса пыталась сопротивляться и царапала свою обидчицу когтями. Но Ева ничего не чувствовала и не отдавала себе отчет, как ужасно она выглядит со стороны. Кровь была солоноватой, к её вкусу примешивался целый букет иных ароматов, исходивших от крысы. Вместе с обычным вкусовым восприятием, вампирка ощущала нечто новое для себя — будто жар разливался по телу, как от крепкого спиртного, но пульсируя. Крысы хватило всего на несколько глотков, но когда последняя капля крови была выпита, девушка словно пробудилась.

Ева с отвращением выбросила обескровленный трупик в дальний угол комнаты. Ей было стыдно и мерзко от того, что она сделала. Хорошо, что в комнате не было зеркал. Затем что-то пошло не так: да симптомы голода отступили, но ей было не по себе. Организм отвергал съеденное. У девушки подкосились ноги, она рухнула на пол. Следующие несколько минут её рвало кровавым месивом. После того как всё закончилось, она осталась лежать на полу, окончательно обессиленная, как умирающий от жажды человек заблудившийся в пустыне.

Он бросил меня умирать…

Девушка подумала о том, что не плакала уже много лет. Ей хотелось сделать это сейчас, но у неё не было сил. Расчётливый ум и безэмоциональность куда-то подевались.

Неизвестно, сколько времени прошло. Невидящим и непонимающим взоромЕва глядела в сторону крысиного трупа. Шерстяной комок лежал на боку, спинкой к Еве. Сначала ничего не происходило, но потом трупик задергался. У вампирки недоставало сил, чтобы удивляться, и она просто наблюдала. Из-под крысиной лопатки медленно прорастала дополнительная лапа, намного крупнее той, что была раньше. Еще три лапы проклюнулись из-под выдираемой шерсти. Труп пришел в движение. Медленно, раскачиваясь, как бы учась ходить заново, жуткое создание ползло в сторону Евы. Его тело увеличилось в несколько раз. Крысиная морда беспомощно болталась вслед за движениями тела. Прежние лапки были теперь бесполезными придатками и, неестественно вывернутые, торчали в разные стороны. На шее мутировавшего зверька раздувалась опухоль. Когда она переплюнула в размере голову, пузырь лопнул с неприятным булькающим звуком. Крысиная головка отвалилась, а на месте нароста красовалось зубастое и безглазое нечто. Тварь явно хотела полакомиться Евой.





Старый знакомый




Ян очнулся от аварийного сигнала компьютера. Надпись на дисплее сообщала: «Внимание! Уровень коктейля критический». Тьма вокруг уже не пугала, а скорее раздражала, злила.

Что ж, скоро все закончится. И почему нельзя было умереть в прошлом? Подонки, они могли оставить меня тогда среди обломков. Я бы был сейчас рядом с Адель. С дочкой…Я бы назвал её Евой.

Ян перебирал в голове разные мысли, и каждая ранила всё сильнее. Снова заговорили чужие голоса.

Первый голос: Они лгали тебе. Ты так и не увидел своего дома. Они держат тебя за идиота. Нужно добиться правды. Убей их всей! Начни с доктора!

Второй голос: Ты видел тот знак, ты видел памятник. Просвет затонул и с этим не поспоришь. Что ты будешь делать дальше?

Ян старался не слушать. Его собственные мысли вырвались вперед:

Ревешь как баба, «коктейль» быстрее кончится. — Он всхлипывал и вздрагивал. — А-а-а! Су-ка-а! Почему?!

Мимо мирно проплывали осьминоги, которые на этот раз не стали трогать страдальца, как будто чувствовали горечь его потерь. Ян поднялся, запустил ранцевые турбины, выбрался на открытую местность и медленно поплыл. Решив напоследок выжать все из этих турбин, он дал полный вперед, даже повеселев при этом. Он отключил фонарь, чтобы не пугаться того, что ждет впереди, будь то скала или гигантская акула. Как ни странно, путь оказался долгим. Дрожащим голосом Ян затянул песню, которую написал сам. Печальный баритон пробивался сквозь шлем, резонировал в толще воды, и обитатели дна с любопытством провожали певца светящимися в темноте глазами:

Заче-ем прошла ты скво-озь меня,

О жизнь пер-натая?

Я та-ак давно искал тебя-я –

Не улетай, прошу, про-клятая.

Любо-овь моя ушла впотьма-ах,

Не удержал её я кля-твою.

И сла-авных дней я не вида-ал,

Теперь прощай и ты, про-клятая…

Сначала тьма пугала, потом раздражала, но затем Ян просто привык к ней. Два назойливых голоса превратились в шепот, который было не разобрать. Ян думал о разном. На огромной глубине всё было иначе. Время искажалось под давлением воды, и сама жизнь замедлялась, но мысли, напротив, ускорялись, они казались реальностью. Глубина заставляла задуматься о многом. Почему всё произошло именно так? Зачем жизнь послала Яну такие испытания? Что делать дальше? Прежде Ян думал, что оплакивает жену и дочь. Но сейчас он понимал, что больше всех жалеет себя. Тот, кто грустит об ушедших, исполнен жалости к себе.

Путь был чист. Смертельного удара так и не произошло. Решимости к суициду поубавилось.

Ни одного препятствия? Да вы издеваетесь! Да что я, бессмертный?!

Ян закричал:

— Эй ты, жизнь! Ты один большой кусок дерьма! Я ненавижу тебя, каждую твою секунду! Чтоб ты сдохла, жизнь!

На этом полет закончился. Что-то твердое встретилось на пути. Но вместо потери сознания или, того пуще, смерти, Ян налетел на преграду, пробил её шлемом и тем самым смягчил удар о более прочную поверхность. Звон в ушах превратился в пульсирующую боль. Придя в себя, Ян включил налобный фонарь и почти сразу выключил. Вокруг стояло грязевое облако, снова клаустрофобия, свет был только лишним. Единственным выходом было плыть на ощупь. Пространство оказалось закрытым, его ограничивали стенки, словно в большой трубе. Ян инстинктивно поплыл вверх. Снова включив фонарь, он увидел, что облако рассеялось. Наверху показалась дверь шлюзового отсека Ян. Она была знакома ему. Пройдя отсек, Ян попал в тускло освещенную комнату.

Гаспар радушно встретил внезапно нагрянувшего гостя. Ян позволил себе снять костюм, терять ему было нечего. Тело соскучилось по прикосновениям воздуха и твердой поверхности под ногами. В комнате было тепло и тихо. Гаспар выдал ему сухую одежду. Раны на теле гостя профессор обработал, а кое-где подшил с мастерством хирурга, не утомляя его расспросами. Двое просидели несколько часов, за чашками горячего и успокаивающего чая с бергамотом, в беседе. Ян рассказал ученому свою необычную историю. Гаспар слушал внимательно. А когда речь зашла о погибших Орках, была найдена бутылочка сливового самогона и подняты рюмки «за падших героев».

Профессор рассказал о себе. Оказалось, что в 30-е годы прошлого столетия, группа ученых, в которую входил и сам Гаспар, наткнулась на останки древней цивилизации людей. Следы её полностью исчезли с лица Акрии. Они пытались доказать всему миру, что люди ошибались. Но фрагмента древнего писания, на неизвестном языке, было недостаточно для этого. Ученые, благодаря разновидности спектрального анализа, установили, что этот фрагмент родом из доисторических времен. Когда выяснили возраст этого клочка пергаментной бумаги, они пришли в замешательство. Но война поставила крест на исследованиях.


Почти вся группа ученых погибла на войне. В живых остался лишь Гаспар и он не находил себе покоя. Благодаря особым заслугам, во время войны он сколотил приличное состояние и смог продолжить раскопки. Едва ли не в одиночку профессор собрал множество материалов под сместившимися, в результате ядерных взрывов, материковыми пластами. Изучив доисторический язык, он получил ключ к древним знаниям и выяснил, что некий катаклизм уничтожил жизнь на планете задолго до появления нынешней цивилизации. Не исключено, что она появилась из остатков прежней, но каким образом — неизвестно. На заре своего существования древняя цивилизация погрязла в войнах; царили торжество науки и упадок (или извращенность) более древних учений, которые прежние люди называли «религией».

Одна из религий несла миру знания о том, что человек вовсе не материальное существо, и вещественныеценности лишь сбивают его с нужного пути. Говорилось о том, что все во вселенной едино, хоть это и не увидеть глазами. О другой религии пока известно немного: последователи этого течения поклонялись некоему «Христу» и должны были соблюдать ряд «заповедей» правильной жизни, эта религия была самой распространенной. Главное, что дошло до современности и могло быть полезным — предсказание конца света.

— Когда люди поняли, что священные писания говорили правду, хоть и в несколько образной и мистической манере, было поздно, — Гаспар вел свой рассказ уже несколько часов, но слушать его было все интереснее. — Конец света, который они называли «Апокалипсисом», настал, людям явилось «откровение»: первозданная суть вещей, их изначальный вид. Так написано в книге под названием «Крайний завет». Все без исключения люди узрели свою жизнь с другой стороны и приняли свои ошибки, перед тем как сгинуть. Описания самого Конца я еще не нашел, зато обнаружил часть описания предпосылок к нему. Нечто подобное я наблюдаю сейчас.

В памяти Яна что-то болезненно зашевелилось. Он выпил воды и отдышался. Профессор, похоже, не заметил перемены в лице собеседника и продолжал:

— Тогда, в прошлом, на планете появились существа, которых называли «всадниками апокалипсиса», и они, каждый на свой лад, готовили мир к уничтожению. Конечно, никто не понимал, что происходит. Эти создания не объявляли о себе во всеуслышание, а просто делали своё дело. Люди начали гибнуть от неизвестной болезни, убивать друг друга, не имея для этого основания. Я хочу узнать, чем всё закончилось.

Боль острой иглой пронзила затылок Яна, он застонал и обхватил голову руками. Профессор поинтересовался, что с ним.

— Я… М-м, затылок болит. Знаете?.. Нет, это чушь, — Ян помолчал, но боль не давала ему покоя, и она была связана с его мыслями. — В памяти, словно картинки. Голубое свечение… Ощущение, будто я должен что-то вспомнить. Боль словно заставляет меня сделать это.

— Вам необходим гипноз. Если позволите, я проведу сеанс.

Ян расположился на диване, доверившись профессору — боль лишила его возможности выбирать.

И как он умудрился перетащить сюда все эти вещи?

Помимо стола с бумагами и ноутбуком, нескольких домашних торшеров на длинной ножке и дивана, комнату занимал широкий шифоньер и холодильник. Генератор Гельмейса — его увеличенная копия, притаился в тени, в соседней комнате; от него тянулись провода ко всем электроприборам. Гаспар сел на стул у изголовья дивана и пристально смотрел в глаза своему пациенту. Ян прежде не задумывался, но сейчас, видя лицо ученого ближе — лицо доброго и мудрого человека, которому не дашь и семидесяти, он спросил себя:

Сколько же ему сейчас лет? До войны он уже проводил исследования, а после неё прошло семьдесят лет.

Мысль растворилась в голубых глазах Гаспара. Их медленно обволакивало фиолетовое свечение. Это зрелище так заворожило Яна, что он начал забывать, где находится. Он забыл себя.

Затем проявились едва различимые образы. Полумрак, вокруг массивные строения… да, это жилые дома. Картина становилась все отчетливее. Это двор нескольких обшарпанных домов. Темное небо было усеяно звездами. По необъяснимой для мозга и едва уловимой для глаза причине небо казалось ненастоящим.





Первый лидер




Исай всегда презирал этот сброд, что мнит себя доминирующими хищниками. Их самодовольство и самонадеянность происходят от скудоумия. В семнадцать лет Исай выиграл турнир школы по рукопашному бою. Тренер всегда повторял: «Хочешь победить, не смотри сопернику в глаза — это сужает поле зрения. А если его взгляд окажется достаточно тяжелым — так бывает от природы — ты можешь испугаться и проиграешь». Помня эти слова, Исай старался бросать на собеседника лишь короткие взгляды — этого хватало.

Оппонент был выше и намного тяжелее Исая, но он чувствовал его слабость. Его уязвимость — уверенность в своем превосходстве над двадцатитрехлетним парнем, худым, в очках и пижонской одежде.

— Эй, ты чего здесь машину поставил? — верзила подошел к автомобилю парня и положил руку на багажник. — Здесь я паркуюсь — переставляй.

— (Ублюдок!) Больше места нет, а ты свою…

— Ты не понял, что ли? — здоровяк пытался испепелить Исая взглядом, но тот смотрел на него лишь боковым зрением. — Убрал, говорю, свое ведро, — мужчине на вид было около сорока. От него разило спиртным. Пивной живот огромной улиткой то сжимался, то надувался под засаленной майкой. Его лицо иссекали шрамы, а в глазах навеки застыла злоба.

Прошлой весной Исай начал слышать странный голос, который его жутко напугал. Сначала он доносился как будто из-за стены, от соседей. Но, с ужасом для себя, Исай понял — голос рождается внутри его головы. Поначалу слова было не разобрать, но они становились отчетливее. Голос был злым и навязчивым; жизнь Исая превратилась в кошмар. Молодой человек не знал, с кем поделиться своими переживаниями, ведь голоса в голове всегда означают, что человек слетел с катушек. Ему было страшно, но он начал привыкать.

Толстяк пнул ногой колесо автомобиля, вырвав Исая из напавшей задумчивости. Исай почувствовал, как в груди закипел адреналин.

Давай, ударь ещё раз, — подумал Исай, и его кулаки сжались сами собой.

Внезапно таинственный голос стал громче. Тон изменился, в нем не было злости, но появился холод. Речь была лаконичной, но этим словам хотелось подчиняться:

«Он — ничто. Таким не место. Избавься. Сейчас».

— А-а! — Исай поддался адреналину и едва помнил себя от ярости, его вскрик был похож на собачий лай.

Быстрый удар правой в челюсть; верзила не ожидал подобного от хрупкого на вид парня и упал, так и не поняв, что случилось. Исай не остановился на этом… Парень оседлал обидчика и осыпал его метеоритным дождем чудовищных ударов.

Каждый оставлял после себя кровавые разрывы на лице жертвы. Исай дрался на улице второй раз в жизни, здесь всё было иначе. На ринге руки были в перчатках, а голова в шлеме и силу удара не приходилось контролировать. На ринге он ни разу не испытывал ярость, скорее желание победить, как в любой игре. Исай не знал, насколько сильны его удары — после третьего здоровяк скончался, но их было куда больше.

«Верно. Правильный поступок. Избавил от паразита», — от слов внутри своей головы Исай почувствовал блаженство, как от наркотика.

Он уже не помнил о том, что голос раздается внутри его сломанного сознания, ему казалось, что это мудрый учитель, самый верный друг, его спаситель, который убережет от любых напастей. Исай будет его слушать и делать так, как он говорит.

Верзила превратился в изувеченный труп. Теперь его сложно опознать — лицо стало темным кровавым студнем. Во дворе четырех высотных домов, несмотря на поздний час, было шумно. Звуки автомобилей, мчащихся по дороге за домом, смешивались с шумами, рождающимися в квартирах жильцов. Хоть Община сама по себе была пристанищем для бедных и обиженных жизнью, в Дальнем дела обстояли ещё хуже. Район был своего рода гетто для общинного сброда. На его отшибе основали тюремную колонию. Община, словно порочная утроба рождала падших — убийц, наркоманов, психов. Колония принимала в себя этих отравленных недоношенных младенцев, чтобы затем сгноить на каторжных работах. Оттуда воняло, и запах застилал весь Дальний.

Убийством больше, убийством меньше. Если кто-то и увидит здесь такое в кухонное окно, то, в лучшем случае, задернет шторы. Исай взглянул на искусственно возведенное темное небо, украшенное звездами. Он бывал на поверхности — это небо почти не отличалось от настоящего. Через несколько часов тьма рассеется, уступив место солнечным лучам. Исаю нравилась наука, как же его удивляло это светило. Его создали при помощи магнитов и водородной плазмы. Как же похоже оно на настоящее.

Исай вытер окровавленные руки о майку мертвеца. Он легко взвалил тело на плечи и побрел по темной улице к дому. Следом тянулись полосы вязкой крови. Навстречу шла женщина; поняв, что видит, она торопливо отвела взгляд и ускорила шаг. Каким образом худому пареньку так легко удалось взвалить на себя разжиревшее тело, самого Исая в тот момент не волновало. Его переполняла скрытая злоба, которой он не мог найти объяснение. Поселилась она в нем давно, с тех самых пор, как он начал ощущать на себе всю горесть и несправедливость жизни в Дальнем, да и Общине в целом.

Исай читал книги и изучал науки. До того, как его родители погибли от рук очередного невежды и наркомана. Они как крысы множились в подземном государстве. Исай жил в Первом, недалеко он Норсора-2. Падших там было куда меньше, чем в Дальнем, но все же. В Норсоре-2 располагался единственный колледж на всю Общину, учеба в котором сделала Исая другого. Таких людей не терпит социум. Вокруг таких людей неведомым образом смыкается кольцо морального давления, неудач и разочарований. Своего жилья у родителей Исая никогда не было. Отец отдавал все силы работе на опреснительных установках, был одним из немногих, кто понимал это устаревшее и незаменимое оборудование. Ему предоставили комнату в промышленном общежитии, в которой даже не было своего туалета. Всех сотрудников единственной в Общине водоснабжающей организации «Водозатвор» заразили надеждой на собственную квартиру в центре Первого, но года шли, и ничего не менялось. Община была перенаселена.