Танец огня

Они расступились, и Захир заговорил хрипло:

— Ты знаешь, почему я должен идти.

— Знаю, — Элдакар огляделся. — Эти стены, гора… они будто защищают нас, но это не так. Наследие отца… может пропасть в одно мгновение.

Лин склонила голову. В этом была правда.

— Я постараюсь ради тебя, — сказал Захир. Он опустился на колени перед королем, словно просил благословения.

Король обвел пальцами лицо друга.

— Вернись ко мне, — он повернулся к Лин. — Вернитесь оба.

* * *

Пейзаж быстро изменился, словно они шагнули в картину. Это было невозможно, зелень не могла сразу смениться золотыми песками без растений. Небо янтарного цвета было без облаков. Солнце до этого было бледным над водопадом. А теперь оно стало белым и хищным.

Женщина скользила по пескам, ее ноги почти не двигались. Она не ощущала жар. Ее обвивало простое коричневое платье с голубым поясом. Золотые и красные скалы поднимались по бокам. Они сочетались с небом. Они были неровными, в тенях, острыми и темными из-за солнца.

Дорн сказал:

— Погодите, — он замешкался. Они еще не знали имя женщины. Он прикрыл глаза.

Она обернулась. Ждала, когда он заговорит.

— Мы не выживем, — сказал он. — Может, вам не нужна вода или тень, а нам нужна. У нас нет воды и особой одежды. Мы тут умрем.

Глаза Джулиен округлились. Она не подумала об этом.

Но женщина пожала плечами.

— Мы не идем обычным способом. Вы можете умереть, если нападут бандиты или джинны. Но не от жажды и голода, я не могу это позволить.

Страхи Джулиен не пропали. Дорн был недоволен.

— Так нам нужно опасаться этих… угроз без оружия для защиты. Отлично, — он звучал едко, словно говорил с однокурсником. — Может, хоть скажете, куда мы идем?

Женщина не дрогнула. Она заговорила с ними рассеянно, словно они были нереальными для нее, как она для них.

— У меня есть указания. Я буду пытаться избегать угроз, — она посмотрела за его плечо, мимо них. — Мы скоро будем в городе.

* * *

Пора было кормить его. Хоть Намир приходилось ползти по траве к его палатке, раненая нога волочилась за ней, она не давала больше никому это делать — хотя их осталось очень мало. Из тысяч, что пошли на север, осталось меньше сотни. Многие были ранены. Они двигались ужасно медленно по холмам, полагались на помощь жителей деревень с едой и водой. Люди выходили к ним с тем, что могли дать. Они хмурились. Они знали, что армия была на севере. Знали, что означало поражение.

Дым все еще поднимался на севере. Намир помогла разжечь погребальные костры с теми, кто мог выполнить задание. Это было против воли Алфина, но правила сейчас не считались. Они не могли похоронить такое количество.

На Алмирию больше не нападали. Пока что. Намир не знала, что это означает, знала лишь, что им с принцем нужно было попасть к лекарю. К нему домой.

Они узнали новости из Захры. Королева убежала, с ней — второй маг. Слухи в деревнях ходили разные. Демонесса… ведьма… шпионка Рамадуса.

От последнего Намир замерла. Рихаб Бет-Сорр могла быть из Рамадуса, но ей не приходило в голову, что она могла шпионить…

Танцующий с огнем говорил о королеве.

Они с Мансуром думали, что те мстят королеве. Может, так и было, и королева убежала от страха.

Или она была шпионкой, и Тарик как-то ее подстрекнул.

В этих теориях оставалось много необъясненного. Многого не хватало.

Лето рано прибыло в холмы, пришло из пустыни. Воздух был чистым, ветер не пускал дым с севера. Но запах оставался.

В горле Намир пересохло, она забралась в палатку на четвереньках.

— Милорд, — прохрипела она.

Он лежал на одеялах. Муха жужжала на ране на лбу. Другая кружила. Намир подавила страх.

— Милорд, — сказала она громче. Он издал слабый стон, показывая, что еще жив.

Она добралась до него, как делала каждый день с побега из Алмирии. Хоть первые дни были отчаянной борьбой, чтобы остановить кровотечение на лбу. Она знала, как зашить рану, иглу нужно было нагреть в огне, чтобы очистить. Врач-галициец научил ее этому трюку годы назад. Крики Мансура чуть не сломили ее, и требовалось больше сил, чтобы зашить его рану, чем в сражении.

Кровь уже не текла. Еще не было ясно, пострадал ли мозг. Она надеялась, что врачи в Захре помогут и все исправят. Она старалась не думать о других вариантах — новости могли быть и плохими.


С болью — было сложно стоять на одной ноге при этом — она приподняла его. А потом прислонила к стене и обеими руками приоткрыла его рот. Сначала влила воду по каплям и медленно. Если лить быстрее, он не успеет проглотить, и вода высохнет так же быстро, как желтая трава на холмах. Она делала так несколько раз в день.

Кормить было сложнее. Во фляге была жидкость и комки каши, и она вливала это ему в рот, как воду. Она помогала ему жевать, двигая его челюсти руками, и радовалась, когда он глотал.

Он не открывал глаза, не произнес ни слова после Алмирии. Бой был худшим. Она была то в одном сражении, то в другом — враги подступали — ее горло болело от криков. Она была уверена, что умрет в ту ночь, и собиралась забрать с собой как можно больше врагов. Она видела в стороне Мансура, его окружили трое. Она побежала к нему, пробивая путь. Но не успела. Она не увидела удар, что разбил его шлем, только как он лежал осколками в крови на земле. Она в гневе добралась до места, но не успела отбить удар. Она смутно помнила, ведь защищала тело у своих ног всеми силами.

Близился рассвет. Ей повезло, только поэтому она и остальные выжили. На рассвете живые танцующие с огнем пропали, оставив тела убитых. Как и раньше, они сгнили за мгновения, оставив вонь и белые плащи.

Воспоминания о поражении были в красном тумане. Она знала, что происходило, что они ворвались внезапно, и их было больше, чем они думали. Но она была слишком занята, когда все началось, чтобы обдумать это.

А потом было иначе. Когда они хромали по останкам золотого города. Пятна красного, черного, жуткого зеленого были на камнях и гнили.

Она увидела головы на бойницах и чуть не убежала. Она вспомнила достоинство лорда Феррана. Он хотел видеть ее во главе своей армии.

Она забралась на бойницы и сама срезала его голову и других лордов. Его тело она искала днями. Она следила за Мансуром и его жуткой раной при этом, он просыпался днями и ночами с криками.

Она пять лет служила принцу, шесть до этого — разным визирям и военачальникам, соврав о своем возрасте в двенадцать. Но детские воспоминания увяли, как засохшая кровь, и ничто не могло сравниться с этими самыми темными днями ее жизни.

Ее подколенное сухожилие все же не выдержало, шок притупил боль, но держаться было все сложнее. Она управляла одним из выживших, чтобы тот перевязал ей ногу. Все лошади были убиты, она взяла в деревне мула и ехала на нем, в телеге за ними ехал принц. О таком можно было петь элегии.

Она вспомнила, как Мансур пел у костра, подумала, как сложно было угадать, какие моменты окажутся самыми важными. Она всегда знала, что такие моменты в ее жизни важны, учитывая рискованную жизнь, но осознания было мало.

Мансур сам познакомил ее с элегиями. Намир не могла описать словами и музыкой потери, что делали ее собой. Сначала она была слишком занята, как сирота, пыталась уберечь себя, ведь на войне случалось разное. С принцем она увидела, как страсть боя сплетается с другими страстями.

Намир помнила мало слов из своего детства, но молилась ими в ночи. Небо было в дыму, Алмирия пылала красным под звездами. Она надеялась, что ее молитвы все же достигнут бога. Порой она даже молилась Алфину, хоть и не хотелось, но ей нужна была помощь. Разве бог алфинян не был впечатлен таким воином, как Мансур Эвраяд? И почему безымянный бог спас потомка людей, что убили так много его людей? Она отогнала воспоминание о лице отца, о свечах в запрещенном храме и помолилась богу-тирану.

Запах смерти доносился до них день за днем. Она надеялась, что он пропадет, но нет. Ярким днем они добрались до реки Гадлан, увидели мечети столицы в долине, а запах смерти оставался. Он добрался с ними до дома.



ЧАСТЬ 4

ГЛАВА 22



Дым цвета шафрана был перед глазами Лин, заставил ее моргнуть, пока она играла. Она прислонялась к подушке, лютня была в ее руках. Песне Захир научил ее ранее в этот день. Она лежала у его ног, словно опоенная. Он стоял, размахивая руками, и пел.

Ее голова была сонно отклонена, она смотрела сквозь дым на комнату из-под век. Хозяин дома потирал руки, глядя на Захира Алкавара. Неподалеку сидел его сын, выглядел вежливо, но замкнуто. Может, его не волновала музыка. Он был худым, не похожим на крупного отца.

Лин быстро прониклась людьми Весперии, которые вышли из толпы на пение Захира. Дружба между ним и Валаниром Окуном обрела новое измерение — они учили друг друга? Она не знала, помогал ли Валанир магу.

Хадар Зухалан и его сын Цвир были самыми богатыми в Майдаре. Но они с Захиром не потому были тут. Лин взглянула на Хадара, отца. Крупный мужчина был подтянут, явно умел управляться с дубиной, что стояла в углу. Он часто путешествовал по делам, в основном, для вложений. Он знал потому, как защищаться. Хотя бы основы.

Но его защита пала: желтый дым поднимался из длинной трубки, из которой он периодически затягивался, лицо было расслаблено. Время от времени он передавал трубку сыну. Но все его внимание было на песне.

Захир разошелся в выступлении. Его шелковая рубашка была широкой на запястьях, сапфиры свисали с серебряной цепочки на левом ухе. Хадар смотрел на первого мага, как на деликатес, который ему хотелось съесть.

Пока все шло по плану.

Лин презирала план. Обман она не одобряла. Она не знала, что ощущал Захир, обманывая человека. Но она подумала об Элдакаре, о происходящем в Академии, о Валанире, и потому она склонилась над инструментом и сжала губы, играя. Она была в шелковом платье с голыми плечами, лавандовом и с дешевым запахом. Ее волосы были завиты на голове и украшены золотыми цепями, что ниспадали на плечи и холодили щеки. Ее сандалии были взяты наспех, были велики и соскальзывали с ее ног. Это все ей тоже не нравилось. Она вспомнила, как была вещью Райена, которую можно было купить и продать. Но этой ночью так и должно быть. Она была певицей, ее ценили за музыкальные способности. Ее купил на ночь богач, чтобы выступать рядом с известным певцом. Она была такой этой ночью.

Ей ясно сказали, что не она в центре этим вечером. Ей стоило быть подальше от Захира. А сам Захир был сюрпризом. Он пел для очарованного аристократа, был выше первого мага, с широкими скулами и темными глазами.

Она наблюдала, как он меняется. Он предложил ей смотреть, чтобы не было сомнений, кто он. Вокруг было столько врагов, а еще предателей, как королева и второй маг, и даже Нед не оправдал ее доверия, так что это имело смысл.

С первыми лучами она пошла за Захиром Алкаваром в Башню стекла. Башня в это время дня была серой, ни темной, ни светлой. Он повел ее к комнате с множеством зеркал, где она увидела много своих копий, худых и с пустыми глазами, с разных углов. Ее голова выглядела склоненной, она сутулилась, словно сжималась, как увядающий лист. Она не ела после новостей о Валанире. В животе был ком, заполнял ее как плохой ужин. Теперь она видела, к чему привело все это, и обещала исправиться. Из-за горя она ослабела.

Зеркала были добрее с Захиром. Может, усталость или долгие часы разговора с Элдакаром помогли ей увидеть первого мага его глазами. Она не думала, что может смотреть на кого-то без критики. В ней было слишком много от Амаристотов.

Захир стоял в центре комнаты зеркал, широко раскинул руки. Он стал говорить на рамаданском, она его не понимала. Он откинул голову. В его тоне звенел приказ.

Его окутало зеленое сияние, и она поняла, что Захир притягивал не магию Башни стекла для изменения. Когда свет рассеялся, Лин смотрела на другого мужчину, выше, с темными глазами. Она покачала головой.

— Ты использовал… ту штуку… для этого.

Он улыбнулся. Его зубы были больше и белее.

— У джиннов долгая история изменения обликов. Это они отлично умеют. Стать красивой женщиной или мужчиной, чтобы заманить жертву или пожить среди смертных. Я делал так давно. Как еще я ходил бы по городу незаметно? Аристократы знают меня в лицо.

— Ты уверен, что в городе есть… убежище танцующих с огнем?

Захир предложил не идти сразу на север, а начать собирать информацию в городе. Тайное логово могло оказаться в городе, и они найдут его, если оно существует.