Свободные отношения

— Струсил Варь. Представляешь? Просто струсил. Не хотелось разговоров, не хотелось каяться. Думал, все само сойдет на нет. Забудем об этом и все. Тем более ты сама не спешила вставать на этот путь, оставаясь верной, несмотря ни на что, а я завязал с походами налево. Мне казалось, все со временем придет в норму и нас течением, без усилий вынесет к нужным берегам. А потом эта твоя командировка в Москву …и Неманов.

— Его вполне могло и не быть. Если бы ты не смолчал о главном.

— Знаю, — горько морщится, — и это самое хреновое.

— Не в том месте ты решил смолчать, — выдаю с прохладцей. Я ведь тоже жалела о том, что Рома снова появился в моей жизни. Словно спутавшись с ним — испачкалась, предала саму себя.

— Если для тебя это важно, то я жалею о том, что все сложилось именно так. То мое решение было самой большой ошибкой. Я слишком поздно понял, что надо не ломать тебя, делая сильнее, а просто быть рядом и оберегать. Вот и все.

Я упорно гнала от себя мысли о том, какой могла бы быть наша жизнь, если бы Илья так и поступил, просто был бы рядом, каменной стеной защищая от невзгод. Наверное, тогда не было бы никого счастливее девочки Вари. Жаль, что я этого уже не узнаю.

— Я все испортил.

— Не ты, Илья. Мы. Я тоже только сейчас начала осознавать, что не должна была соглашаться на твои условия. Сила была не в том, чтобы принять их, позволив себя переделать, а в том, чтобы дать отпор, сохранив себя и нас нормальных.

— У тебя не было шансов спастись, — усмехается невесело, — я всегда все делаю по-своему.

— Я могла просто уйти тогда, после первого раза. Уехать. Тогда ты, возможно, призадумался бы, стал исправлять, пытаться вернуть. В конечно итоге, если нам суждено быть вместе, мы бы снова сошлись. А может и нет. Этого уже не узнать, потому что мы выбрали другой путь. Неправильный.

— И что теперь?

— Я не знаю Илья.

— Ты уйдешь? — смотрит на меня, обреченно ожидая ответа.

— Скорее всего. — я не хочу врать, пытаясь подсластить пилюлю, — слишком много лишних людей прошлись по нашим отношениям, оставляя за собой грязный след. Я не знаю, как от этого избавиться. Как все отмыть и начать сначала.

— Если попробовать?

— Попробовать можно. Только есть ли смысл? Мы с тобой, как два инвалида, вряд ли сами справимся. Думаешь, удастся повернуть время вспять? Вернуться к отправной точке, чтобы все переиграть?

— Я готов попытаться, — упрямо произносит сквозь стиснутые зубы, — а ты?

— Не уверена, — с грустной улыбкой развожу руками, — прости. И…я подала резюме в другую компанию. Они готовы ждать, сколько потребуется, лишь бы я к ним пришла.

Он кивает, принимая мой ответ, а мне плакать хочется, но глаза сухие. Снаружи я все так же спокойна:

— Иногда проще отпустить и начать жизнь с нового листа, чем пытаться спасти то, что отравлено.

— А я все равно уверен, что попытаться стоит.

— Не дави на меня, Мартынов, — произношу с укором. — Ты же знаешь, это не поможет. Не дави. Давай пока просто жить. Мы еще вместе, а как там дальше сложится — время покажет, — легко сжимаю его руку и поднимаюсь из-за стола, — пойдем спать. Времени уже много, а завтра снова в бой.

— Иди, — устало кивает, — я еще немного посижу.

— Как знаешь.

Ухожу в спальню, чувствуя, как тянет в груди, как горло сдавливает от невероятной тоски, но о сказанном не жалею. Я была честна с ним. Мне действительно кажется, что из нашего тупика нет выхода. Я не знаю, как можно реанимировать ту часть меня, нас, которая безжалостно разорвана.





Глава 25





Много лет назад…


Девчонка сидела на завалинке и, шмыгая носом, размазывала ладошкой слезы по щекам. Как всегда! Чуть что в слезы! Проигнорировав крик матери, приглашающей на обед, направился к плаксе.

— Вареник, ты чего опять сопли жуёшь?

— У меня Сенька куклу отобрал. Сказал, закопает в лесу, потому что она некрасивая.

— Так подойди к нему и дай по лбу!

Сенька, конечно, хулиганистый, но смелостью не отличается, больше исподтишка пакостит.

— Как я ему дам по лбу? — пищит она, всхлипывая горько, — драться нельзя.


— Кто сказал?

— Бабушка.

Ладно, против бабушки не поспоришь.

— Тогда не дерись. Дай один раз по лбу, забери игрушку и уйди.

Она только головой покачала.

Мне хочется ей самой по лбу щелкнуть. Нельзя же такой слабачкой быть! И что с того, что девчонка? Девчонки тоже должны свое мнение отстаивать, а у этой вечно все отбирают, вечно задевают! Она только мямлит и ревет! Нытик.

— Илья! — снова раздается голос матери, — долго тебя еще ждать!

— Бегу! — поднимаюсь с корточек и, пренебрежительно хмыкнув, даю очередной совет, — может, тебе за ворота не выходить? А то так и сандалии рано или поздно отнимут.

Варька совсем сникает, смотрит на меня так грустно-грустно, что жалко убогую становится.

— Илья! — мамка злиться, поэтому срываюсь с места и галопом бегу домой, тут же забыв о непутевой соседке.

Если не может сама за себя постоять — ее проблемы.

— Только приехал, — мать всплескивает руками, — и, посмотри, на кого похож! Свинтус!!!

Умывает меня чуть ли не насильно, усаживает за стол и ставит передо мной тарелку с зелёными щами, с мясом, со сметаной. Вкуснотища! Только в деревне у бабушки такое есть.

Ем, а сам в окно поглядываю. Варька так и сидит, грустно чиркая веточкой по земле. Дурочка какая-то!

Чем дольше смотрю на нее, тем больше злюсь. В итоге, закончив с обедом, сбегаю на улицу и иду на пустырь — излюбленное место для сборища местных пацанов.

Сеньку вижу издалека. Высокий, рыхлый, громко ржущий боров-переросток, вокруг которого шелупонь всякая вьется.

— И кто это к нам пожаловал? — ржёт он, завидев меня.

— Где кукла? — спрашиваю в лоб, останавливаясь прямо перед ним. Он выше меня на голову, но мне плевать.

— Поиграться захотел? — снова ржач. Его прихвостни тоже смеются, но с опаской. Поглядывают на меня, хорохорятся, но ссут.

— Где Варькина кукла?

— Пришел за плаксу заступаться? — хмыкает Сеня и начинает дразниться, — тили-тили тесто, жених и невеста.

Какой жених? Какая невеста? Я уже в четвертый класс перешел, а она в этом году первый раз форму наденет, да бант на макушке повяжет. Я к ней просто как к малявке отношусь!

— Где кукла? — злюсь

— Нету! Сдохла! Мы ее расчленили и сожгли.

— Значит, новую купишь!

— Еще чего!

— Я сказал купишь!

— И кто меня заставит?

— Я и заставлю.

Вижу, что трусит. Глазенки бегают, нервно губы жует. Но вокруг стая саранчи и он чувствует поддержку, выпендривается

— Кишка тонка, — и неприличный жест показывает.

Ну я и вспылил, сорвался. Налетел, как на тренировках учили, свалил его с ног и по земле валтузил, пока он не завопил дурным голосом и не начал маму звать.

Друзья его в сторонке стояли, опасаясь к нам лезть, наверное, решили, что я форменный псих. Возможно, так и было, иначе чем объяснить, что я в драку влез из-за ссаной куклы.

— Где игрушка? — проорал, вжимая его морду в пыль.

— Мы ее к дереву прибили! На опушке, — он фыркал, отплёвывался от земли и ревел, хлеще чем Вареник.

— Веди, давай! — отпустил борова, и тот на дрожащих ногах поплелся в сторону рощи. Я за ним, а остальные на своих местах остались.

Страшненькую потрепанную куклу нашли прибитой вверх ногами к березе.

— Придурки! — выругался и содрал ее с дерева, — что бы я тебя больше рядом с малявкой не видел. Не дай Бог пожалуется — прибью. Понял?