Супергерой для Золушки

Я ничего уже не понимала. Меня охватывала ярость. Хотелось прижать эту женщину к стене и хорошенько встряхнуть, чтобы правда уже вылетела из нее наружу, как монеты из старой копилки.

– Море. – Она тяжело вздохнула, отпив воды из стакана. – Море. Оно принесло его в тот день. Мне не хотелось жить. Беременная, брошенная, совсем одна. Пошла топиться. А тут он. Лежит в воде лицом вниз. Голова вся в крови. – Ее грудь сотрясли очередные рыдания. – Помню, как нащупала у него пульс, как пыталась делать искусственное дыхание, как тащила его за руки по песку, падая и снова поднимаясь. Из последних сил… – Женщина перекрестилась. – Прости, Господи. Тащила и мечтала, чтобы от натуги у меня дите… ну, вы понимаете… не хотела я его…

Тяжело вздохнула и приложила ладонь ко лбу. Мне казалось, что я сама уже горю. Ноги подкашивались, руки ослабли.

– Что вы с ним сделали потом?

– Позвала отца. Он осмотрел его, погрузил в свой пикап и отвез в районную больницу. – Елизавета краем фартука промокнула опухшее от слез лицо. – Папа работал там, заведовал отделением…

Как же трудно было сквозь рыдания вытаскивать из нее правду! Буквально по крупицам, по слову в минуту. Ждать, когда она продышится и продолжит. Меня это убивало, разрывало на части.

– Отец был зол на меня. Непутевая дочка. Нагуляла, принесла в подоле. – Сжавшись в комочек, женщина продолжила тихо обливаться слезами. – А он… мой Петя… он выжил… Это, знаете, было как знак свыше. И ребеночек мой держался крепко. Все ходила в больницу, ухаживала за спасенным, раны обрабатывала. – Она еще раз вытерла покрасневшее лицо фартуком. – А потом открыл глаза, смотрит так… беспомощно… и молчит… Совсем не понимал, кто он и где находится.

– И вы решили, что можете распоряжаться его судьбой?! Жизнью живого человека?!

– Простите меня… – Елизавета склонила голову. – У моего отца обнаружили рак, к тому моменту мы уже знали, что ему жить оставалось не больше месяца. И я знала, что останусь одна с ребенком. Мне было так страшно… А Петя… это точно судьба…

– Судьба? – Я чуть не захлебнулась в возмущении. – Его же искали, мы его ждали. Его, черт возьми, похоронили! О чем вы думали только?!

Она сглотнула.

– О себе. – Облизнула распухшие губы. – Отец говорил, что я сумасшедшая, ругал последними словами. Но… вы не поверите… мне впервые удалось полюбить всем сердцем. Как только увидела моего Петю, сразу подумала, что он – мое спасение. Упала на колени перед отцом. – Женщина виновато посмотрела на меня. – Плакала, умоляла пощадить меня. Ведь он все равно умрет, а я останусь совсем одна, в нищете. Папа долго не соглашался, но, когда Петя услышал, что он мой жених, и мы ждем ребенка, страшно обрадовался… И отцу уже некуда было деваться… Помог мне, сделал ему документы, сказал, что прежние сгорели… И… – Она закусила губу. – Простите меня, пожалуйста! Богом молю, простите! Я буду гореть в аду за то, что совершила, знаю, но мой сын… Он ведь не заслужил такого! Если Петя узнает, бросит нас… Так и знала, что нельзя было соглашаться на это интервью…

– Вы… – Мне не хватало слов. – Вы…

Попятилась назад, хватаясь за голову. Артем подошел и крепко обнял меня. Его сердце билось в груди быстрее обычного.

– Дайте мне время. – Елизавета подалась вперед, и на секунду мне показалось, что она готова упасть на колени и передо мной. – Дайте мне время его подготовить, пожалуйста! Прошу вас! Это бесчеловечно… вот так вывалить на него все сразу…

Обернулась, вырвавшись из объятий Артема, и посмотрела на нее:

– Это вы мне будете говорить о человечности?! Вы отняли у меня моего отца! Совершили преступление! Да я вас посажу. Вы хоть это понимаете?! Почему вы не подумали о его чувствах тогда? Двенадцать лет назад? Вы же заставили его жить чужой, придуманной жизнью, воспитывать чужого ребенка! – Сжала кулаки, делая шаг ей навстречу, но сильные руки Артема обхватили меня сзади за талию. – Да у меня жизнь пошла под откос только из-за вас! Вы лишили меня всего…

Обмякла в его руках, задыхаясь в нахлынувших эмоциях.

– Варя… – Артем снова прижал меня к себе, погладил по спине. – Варя, все хорошо…

– Ничего уже не будет хорошо. – Вырвалась из его объятий, чтобы посмотреть на Елизавету, раздавленную произошедшим, выглядевшую сейчас откровенно жалко и потеряно. – Благодаря вам ничего и никогда уже не будет хорошо! Вы отняли у него жизнь. И если думаете, что я ничего не расскажу, то глубоко ошибаетесь. Теперь он имеет право знать. И вряд ли захочет остаться с вами, когда узнает…

Мой монолог был прерван звуком ключа, повернувшегося в замочной скважине. По испуганным глазам женщины сразу поняла, кто пришел. Обернулась и увидела на пороге своего отца с буханкой горячего свежего хлеба и пакетом спелых персиков в руках. Он обвел взглядом присутствующих, а затем посмотрел на меня.





25.




Со стен посыпалась плитка, вдребезги разбились зеркала, окна раскрылись настежь, впуская в дом много света и соленого ветра. Но это заметила только я. Внутри меня будто произошел настоящий ураган. Папа смотрел на меня, не отрываясь, и мне казалось, что я расту, надуваюсь, увеличиваюсь в размерах. Становлюсь легче перышка и вот-вот взлечу.

Мое сердце словно остановилось. На его поверхности в ожидании застыли маленькие капельки крови. Они дрожали в такт со всем телом. На ресницах колыхнулись и замерли невыплаканные до конца слезы.

Вот он. Тот самый момент.

Когда боль, сочившаяся из тебя, наконец, получила выход. Когда можно все забыть, будто страшный сон. Когда в душе начали распускаться цветы. Когда только протяни руку и дотронься…

– Добрый день, а вы кто? – Тихо сказал он. Спокойно и как-то бесчувственно. – Что-то случилось?

И я сразу вся съежилась. Сдулась. Почувствовала камни в своем животе. Они становились все тяжелее и тяжелее. Невыносимо твердые, неподъемные булыжники из самой крепкой горной породы. Я стала такой маленькой и такой беспомощной, что самой себе показалась незаметной. Повернулась к Елизавете, чтобы не просесть под весом его взгляда.

Она вся светилась изнутри, глядя на него. Сгорбленная, раздавленная, несчастная, ее будто включили, словно лампочку, когда мой отец оказался в комнате.

– Петя… – Голос женщины жутко хрипел. Руки метнулись, чтобы утереть слезы со щек.

Я просто ждала.

Чего? Не знаю. Наверное, ее признания. Хотя бы чего-нибудь. Хоть одного слова из ее уст.

– Кто вы? – Спросил он, приближаясь к ней и глядя на нас через плечо. На этот раз его глаза смотрели холодно и строго. – Что происходит?

– «Прибрежный вестник»… – Как-то неуверенно произнес Артем, решившись первым нарушить тишину. – Мои сотрудники уже были у вас на днях…


Отец бросил еще один, на этот раз откровенно сердитый взгляд и сел на корточки перед женой. Та не сводила с меня умоляющего взгляда. Я открыла рот, но слова никак не шли.

Он меня не вспомнил! Не вспомнил…

Пусто. Ничего. Ноль.

– Петя, – наконец, всхлипнула она. От звука ее голоса под моими ногами разверзся пол, тело будто начало стремительное падение в пропасть. – Молодые люди спрашивали о тебе. Для статьи… – Ее глаза сдирали с меня кожу заживо, обнажали старые раны, заставляли истекать кровью. – Я вспомнила момент, когда ты чуть не погиб… и просто так расчувствовалась…

Я больше не была той маленькой девочкой, которая прыгала ему на колени когда-то и просила свернуть из листа бумаги самолетик или жирафика. И даже если он когда-нибудь вспомнит, останусь для него всего лишь чужой взрослой тетей. Не будет прежней нежности, которую он испытывал когда-то к своему ребенку. Останутся лишь долг и учтивость, подобаемые в таких случаях.

– Правда? – Такой знакомый низкий голос вдруг приобрел знакомые нотки. Но теперь ласка, которая когда-то доставалась мне была направлена на незнакомую женщину. Его рука коснулась ее опухшего лица, чтобы утереть слезу. – Моя ты маленькая! Как же легко тебя растрогать!

Он наклонился и обнял ее за плечи. Глаза женщины виновато уставились в пол.

Качнувшись, я решила присесть на диван. Из меня будто всю кровь выпили, сил не оставалось, слова, так и не сказанные, растворились где-то в воздухе. Наблюдала за ним, узнавала и знакомую интонацию, и крепкую фигуру, и каждую морщинку, ставшую с годами глубже и резче. И не узнавала совсем.

Моя кровь. И какая-то словно чужая.

У него своя жизнь. У мамы теперь тоже своя. А я… Как заложница всей этой ситуации. С отнятым детством, вынужденная бороться с обстоятельствами с самого детства, отбиваться, отстаивать, доказывать. Одинокая. Поломанная. Отчаянно добивавшаяся правды, нашедшая ее и ею же убитая.

Ничего больше не будет как прежде. Никому не будет легко. При любом раскладе страдать будут все. Эта женщина, конечно, заслужила то, что ей придется пережить, а пацаненок? Он ведь в том же возрасте, что и я была когда-то. И меня также лишили отца.

Боже…

Его крупные ладони утешали, поглаживая ее спину, забирая боль, даруя спокойствие и уверенность. Его глаза смеялись, светились радостью, душа пела. И мне не хотелось разрушать эту идиллию ровно с такой же силой, с какой было обидно, что все это забрали у меня.

– Давайте все вместе выпьем чаю, – предложил отец, вставая и улыбаясь нам, – и успокоимся. Вас тоже проняло, да, девушка?

– Простите, – нервно усмехнулась я, смахивая слезы.

– Моя Лиза она такая, да. – Хлопнул ее по плечу и уселся прямо на подлокотник кресла. – Чувствительная, ранимая. Ей только дай повод пореветь.

Мы с Елизаветой не отрывали теперь взгляда друг от друга.

– Нам просто хотелось дополнить материал какой-нибудь личной, интересной информацией. – Вступил Артем, усаживаясь рядом со мной. Совсем вплотную. Чтобы можно было чувствовать телом его тепло. – В людях всегда охотнее отзывается что-то внутри, если статья наполнена жизнью, настоящей историей, переживаниями.

– Тогда я готов, задавайте вопросы, если они у вас еще остались, – улыбнулся отец и взял ладонь жены в руку.

Это зрелище кольнуло меня в самое сердце.

– Расскажите еще раз, как вам пришла в голову идея организовать подобный бизнес? – Грин достал блокнот и карандаш. – Возможно, вас об этом уже спрашивали, но мне хочется посмотреть на этот вопрос под другим углом. Это была какая-то детская мечта?

– Нет, – рассмеялся он, прижав ладонь жены к своему бедру. – Все намного проще. Многие из нашего поселка живут тем, что сдают жилье туристам. Полгода ютятся на девяти квадратных метрах, чтобы заработать и на эти деньги хоть как-то прожить зиму. Остальные – ездят в город, работают там. Но мне не хотелось оставлять Лизу с Алешкой надолго одних, тем более у жены что-то вроде фобии: ей все время казалось, что я могу снова потерять память, как однажды перед нашей свадьбой, и не вернуться к ней. Поэтому приходилось выкручиваться, находить способы заработать здесь. У меня не было родителей, хорошего образования, зато имелись крепкие руки и мозги, не дававшие покоя заднице. Сначала плотничал, потом начал рассуждать: поселок растет, туристы прибывают, а развлекать их особо нечем. Так появилась идея релакс-рыбалки. Мы с товарищами собрались, начали развивать это направление, а когда стало получаться, взялись за строительство комплекса.

– Интересно. Значит, стартовый капитал у вас появился…

– Да прямо от первых же клиентов: сначала приезжала делегация из Перми, потом чиновники с Тюмени, затем депутаты с Красноярска. Мы размещали их в местной гостинице, возили на рыбалку, развлекали, как могли. Договаривались буквально на пальцах. Это сейчас уже делаем свой сайт, строим базу, а до этого лишь людской молвой новости о нас и распространялись.

– Расскажите о базе, что там будет? Номера как в санатории? Отдых, лечение?

– Мы планируем увеличить количество направлений, запустить экстрим-рыбалку, а база – это такой большой лагерь, где приключения туристов будут продолжаться: песни у костра, спортивные соревнования, отдых в полном его понимании. Осталось только достроить. – Прищурился, глядя на Елизавету. – Жена у меня золотая, другая бы давно сказала: «Лучше б собственный дом в порядок привел», он ведь нам еще от тестя достался. Но я планирую построить для нас новый, большой дом. Кирпичный. Желательно на самом берегу. Чтобы просторно внутри было, красиво. Чтобы не стыдно было его сыну в наследство оставить. И дочке. – Подмигнул жене, млея от нежности, и посмотрел на нас. – Всегда мечтал о дочке! Надеюсь, когда-нибудь сбудется.

Грин растерялся, явно забыв про все вопросы, которые собирался задать.

– Скажите, а вы счастливы? – Произнесла, наблюдая, как они с женой смотрят друг другу в глаза.

– Счастлив ли я? – Он словно пил родниковую воду с ее лица. Улыбался, не мог насмотреться, лучился каким-то необыкновенным светом. – Очень счастлив, ведь у меня есть все, о чем только можно мечтать! Любимая жена, сын, дело всей моей жизни. Нельзя так говорить, но часто бывает, сам себе завидую…

И звонко чмокнул ее в кончик носа.

Артем потом еще что-то спрашивал о нюансах рыбалки, о трудностях на пути к мечте, отец охотно делился переживаниями, а я рассматривала его кожу, покрытую золотистым загаром, обветренные от длительного пребывания на воздухе губы, мозоли на пальцах, седину в волосах. Наблюдала за тысячами воздушных шаров, которые кто-то невидимый будто выпускал в воздух, когда он радостно смеялся, и хотела стать тучей, чтобы уплыть по темному небу подальше и где-то там, вдалеке, разразиться дождем.

Представила, что будет, если рассказать ему сейчас. Как он побледнеет, откажется верить, затем закричит или потеряет дар речи. И что дальше? Оставить его здесь или поселить пока к себе в квартиру? Привезти в его собственный дом, где всем заправляет теперь его бывший друг Андрей? Заставить встретиться с мамой, которая тут же потеряет сознание? А потом беспокоиться за его жизнь, опасаясь, как бы лишивший его всего товарищ не устранил его, как Валеру, или наоборот, не втерся бы в доверие еще раз.

Когда отец вышел, чтобы принести из спальни буклет, с иллюстрациями о его предприятии, достала из сумки старую фотографию, нацарапала на обороте цифры, подошла к Елизавете и протянула его ей.

– Отдайте это ему. – Моя рука дрожала.

Женщина взяла снимок, посмотрела на изображенных на нем мужчину, женщину и маленькую девочку с озорными хвостиками и коротко кивнула:

– Спасибо, что пошли мне навстречу…

– Это не ради вас. – Сказала, наблюдая, как она прячет фото в карман фартука. – Это ради него.

– Да. Да, конечно. – Сжала челюсти. – Простите меня еще раз…