Справедливости – всем

За обеденный стол мы сели около часа дня. Я был голоден – все эти манипуляции с моим телом и сознанием вызывают ужасный голод. Сазонов объяснял, что мое тело испытывает гигантские перегрузки, мутируя в свою боевую форму, так что дикий, всепоглощающий аппетит всего лишь побочное явление «агрегата», требующего усиленного питания. То есть моего тела.

Из ничего «нечто» не сделаешь. На все нужны затраты энергии, а чтобы выработать энергию, необходимо хорошее горючее.

Вот сейчас я и поглощал это самое горючее, наслаждаясь вкусом красного борща.

Обожаю борщ! Женщины даже не представляют, какое значение в жизни мужчины имеет этот «овощной суп». И хорошо, что не представляют, иначе они вертели бы нами как хотели. Шутка, конечно, но в каждой шутке есть доля шутки…

Чеснок, пироги с мясом, наваристый борщ со сметаной, горячий чай, и вот я уже сижу под навесом, отдуваясь, прихлебывая из здоровенной кружки. Сазонов напротив меня, молчит, задумчиво глядя в пространство.

Опять строит какие-то свои козни! Вот бы залезть к нему в голову и прочитать мысли! Интересно – кто он, откуда взялся, кто за ним стоит, и вообще, каким образом Сазонов влез в это дело! Старый спец, гэбэшник – в этом я уверен. Кто еще кроме спецслужб смог бы придумать и провернуть такое дело? Только они… всемогущие!

– Ты уже подумал – как это будет сделано?

– Что именно? – вздохнул я, оставляя кружку с чаем. Допивать уже не хотелось. Перебил аппетит злой старик!

– Не прикидывайся. Ты знаешь, о чем я.

– Пойти и всех убить! – я пожал плечами, удивленно подняв брови. – Пойду в кафе, найду ублюдков, пристрелю на месте. А на лбу вырежу звезду.

– А серьезно? Может, хватит ерничать? Ты не должен делать опрометчивых шагов. У тебя долг.

– Долг, долг! – я вспылил, и мне ужасно захотелось врезать кулаком по столу. – Я всем и всегда должен! Когда я перестану быть должен всем сразу и вам в частности?!

– Когда умрешь.

Ну да, ну да… на глупый вопрос – глупый ответ. Впрочем – разве глупый? Человек всегда и всем должен – детям, родителям, государству. А иначе как? Даже пустынник, забравшийся в пещеру и проводящий свои дни в молитвах и постах, тоже должен. Богу.

– Ладно. Серьезно. Я уверен в том, кто это сделал. Я знаю, где их искать. Установлю наблюдение, выясню, где они обитают. Захвачу, и… все. Вывезу за город и сделаю то, что они заслуживают. А если пойму, что возможности захватить нет, убью на месте. Торопиться не буду, пусть успокоятся. Не считайте меня идиотом – все сделаю так, как положено.

– Ну вот это другое дело. Хорошо. Как развивается твой ЧОП? Есть какие-то проблемы?

– Есть. Нужно разрешение на личное нарезное оружие охранников. Пистолеты. Но тормозят. И, в общем-то, все. Развивается быстро, на удивление быстро.

– Проблемы с предприятиями есть? Платят?

– Платят. Без проблем. Бандиты всем надоели. Сами начали приходить, просить защиты.

– О как! – Сазонов поднял левую бровь. – И много приходят?

– Пока не очень много, но идут. Заключаем договоры на охрану. Людей не хватает. Люди нужны. Бывшие менты, вояки.

– С этим, скорее всего, проблем не будет… – Сазонов как-то разом погрустнел. – Государство для этого делает все, что возможно. Увольняет, плюет на настоящих спецов. У тебя будут сотрудники, и много. Вот только как понять, что они те, кто тебе нужен? Самое главное в любом деле – найти нужных подчиненных. Тех, кто тебя не подведет, тех, кто не ударит в спину.

– Но это же аксиома, – я позволил себе усмехнуться, – это знает любой руководитель!

– Знает-то знает, вот только… ладно, не о том речь. Куда сейчас поедешь?

Я удивился. Никогда еще Сазонов не спрашивал меня, куда я поеду в ближайшее время и что буду делать. Что изменилось?

– Заеду в офис. А там по обстоятельствам… – Я на самом деле не знал, что буду делать до вечера. А вечером – к Наде.

– Понятно… – Сазонов задумался, и мне показалось, хотел что-то сказать. Но не сказал. Лишь кивнул и налил себе кипятка из блестящего никелированного чайника.

А я вдруг подумал, что вода в чайнике уже остыла. И хорошего чая теперь не получится. Почему это меня вдруг заинтересовало – не знаю. Возможно, сама атмосфера так действовала? Расслабляющая, умиротворяющая… солнце… яблоня цветет? Запах сладкий такой, приятный… Или не яблоня? Не разбираюсь я в запахах. Впрочем, как и в цветах. Нет, все-таки хорошо иметь свой дом! Обязательно куплю. Или построю. Да, лучше построить. Я такой построю – закачаешься! Крепость! Хрен возьмешь! Как Буденного! Это его якобы собрались арестовывать гэбэшники, пришли в дом, мол, «Рус, сдафайся!». Нет, это немцы так кричали. Гэбэшники, наверное, как-то иначе кричали: «Буденный, сдавайся!» Наверное, так. А Буденный и не думает сдаваться! А у него на чердаке пулемет! «Максим». И запас патронов на целую войну. Мол, вы шпионы и агенты Антанты, Сталин не мог отдать приказ меня арестовать! И я сейчас вас буду немножко стрелять!

Подумали гэбэшники, подумали, да и позвонили Сталину. Мол, такие вот дела – не сдается командарм! Пулеметом пугает! Посмеялся Сталин, сказал, якобы дословно: «Не трогайте дурака!» Почему дурака? Да потому, что только дурак мог думать, что гэбэшники без позволения Хозяина могли бы прийти к самому Буденному с ордером на арест. А может, и без ордера. В общем, иногда очень неплохо сыграть под дурачка. Может, и прокатит.

Я не Буденный, и «максима» у меня нет. Так что прощение мне не светит. И потому – нужно быть очень-очень осторожным. И хитрым. И не надо выдавать даже Сазонову все, что со мной происходит. Например, то, как я увидел лица убийц Нюси. Кстати сказать, так я в этом эффекте и не разобрался. Картинка была такой яркой, такой четкой и реальной, что я не могу определить ее как случайное видение. Мол, от переживаний и расстройства стукнуло в голову, потерял сознание на долю секунды, вот и привиделся сон. Такое бывает, я знаю и это про сны. Ведь что такое сны? Отголоски тех событий, той информации, которая попала в голову человека. Не более и не менее. Не верю в вещие сны и во всякую такую чертовщину. Вернее, не верил… И пока не разберусь, что со мной было, – никому ни слова.

От Сазонова я поехал в офис, чтобы снова окунуться в «бурливое горнило». Выслушал доклады моих замов, сложил в сейф деньги, которые выдал мой финансовый директор (сейф поставил в первую очередь – здоровенный такой, дореволюционный, «ка-азырный», как сказал Янек). Порадовался, как идут дела, да и грех быть недовольным, очередь стоит – под защиту «Самурая» желают уйти! Сами деньги несут!

И еще одна очередь – тех, кто хочет устроиться на работу. А вот эта очередь уже не радует. Очередь из бывших ментов. И не только тех, которых выгнали за взятки и паскудства различные. Хотя, если быть честным, и таких хватает. Нет, большинство – вполне приличные работяги, вот только не желающие служить государству за жалкие гроши, за жалкую пенсию.

Никогда этого не понимал. Как государство может защитить себя, если так паскудно относится к тем, кто на самом деле поставлен его защищать?! Как можно платить гроши, да еще их и задерживая, буквально толкая своих защитников на должностные преступления, взятки, поборы? Будь я человеком, который решает этот вопрос, сделал бы ментам большие, очень большие зарплаты! Дал бы им огромные права! И карал бы «оборотней в погонах» за преступления самым жесточайшим образом! Двойные, тройные сроки! Вплоть до смертной казни! Вот тогда, наверное, менты стали бы настоящими ментами! Тогда бы воцарился порядок!

Ну да, да… я идеалист. Эдакий революционер в серой шинели. Хм… да и шинели теперь у меня нет. И от этого немного грустно.

После офиса – в магазин. Да не в ларек какой-нибудь, а в настоящий гипермаркет! Где можно купить хорошие продукты, вкусняшки! Но без алкоголя. Я о нем теперь и думать не могу – сразу с души воротит. Спасибо Сазонову, постарался. Впрочем, я и не расстраиваюсь, что не могу пить алкогольные напитки. На самом деле – что в алкоголе хорошего? Вкус противный. По башке бьет, одуряет, лишает разума. И зачем? Если только забыться… как я когда-то делал. Зальешь мозги паленой водкой – спишь и не видишь сны. Сны – жестокая штука. Потому что во сне ты очень часто счастлив, а ведь придется проснуться.

Надя открыла сразу, как только я нажал кнопку звонка. Дверь распахнулась, и девушка повисла у меня на шее эдакой гладкой, теплой, желанной гирей. Ага, тяжеленькая! Не сказал бы, что такая уж худышка! И где в ней этот вес помещается? Вроде и не толстая… скорее наоборот.

Когда отцепилась, отодвинулась на расстояние вытянутой руки, я вдруг заметил у нее под глазом явственную гематому. Фингал, проще говоря. Сердце трепыхнулось, но Надя, четко определив направление моего взгляда, смущенно улыбнулась:


– Да это я о шкафчик ударилась! Полезла за сахаром, и о дверцу – р-раз! Аж искры из глаз! Не обращай внимания! Пойдем чай пить! Я тебя весь день ждала, все из окна глядела, думала – придет, не придет! Может, что-то не то сказала. Может, чем-то обидела. Или в постели что-то не так делала…

Надя смущенно хихикнула, разрумянившись, а я пообещал принести ей видеомагнитофон с порнушкой, чтобы она просвещалась и делала все как надо. Шутил, конечно, получилось глупо и даже пошло, но, на мое удивление, Надя вдруг подхватила идею и сказала, что, если я хочу, она сделает все как в порнушке. Главное, чтобы мне было хорошо!

М-да. Наверное, это глупо, но мне вдруг стало так тепло, так хорошо на душе, что даже… нехорошо. Нельзя мне влюбляться! Хотя бы ради памяти покойной жены! А еще – помня, кто я такой и зачем все еще копчу небо этого мира. Хотя давно уже должен быть на том свете. И как ни противно себе признаваться, на тот свет мне хочется все меньше и меньше. Жизнь веселая пошла! Странная, иногда страшная и злая, но веселая!

Мы недолго ели. Какая там еда?! Когда думаешь только о сочных, пухлых губах, о гладкой, пахнущей персиком коже, о крепких, небольших, но и совсем не маленьких грудках, которые вздрагивают в такт моих движений, будто дирижируя стонами хозяйки! Мы раздевались так, как будто от скорости разоблачения зависит сама наша жизнь. И на два часа выпали из жизни.

Из полудремы, сладкой истомы меня вырвал шум, грохот – квартира тряслась, будто рядом проезжал гигантский бульдозер. Музыка. Какая-то иностранщина. Попса, так это сейчас называют. Бабы вопили на английском так, что все тряслось и колыхалось – что за колонки стояли в квартире, можно было только представить! Концертные?

– Это еще что такое? – я обернулся к Наде, усевшейся в постели и сжавшейся в комок. Губа закушена, глаза закрыты.

– Дружок покойного мужа Димон. Развлекаются! – бросила она зло и обреченно. – Вернулся с зоны… притон устроили! Он через стенку живет. Житья от него не стало!

Я посмотрел на Надино лицо, и на глаза опять попался синяк на скуле. Не рассуждая, не раздумывая – протянул руку и коснулся Надиного голого плеча.

И меня накрыло! Я увидел! Увидел все ее глазами!

Она шагнула к двери, постучала – звонок, само собой, не работал. Открыл молодой мужик с помятым, отекшим лицом. Надя ему что-то говорила, что-то о том, как он мешает людям отдыхать и что так делать нельзя. Что если он будет хулиганить, она напишет заявление участковому.

Право слово, люди такие чудаки… Они на самом деле верят, что как только напишут заявление участковому, так сразу все их беды и закончатся. И что может сделать участковый с таким типом, как Димон? Ну да, включает музыку. Да, любит погромче. А кто замерил – КАК громко он включает? Он в своей квартире и с семи до двадцати трех часов имеет право хоть на голове ходить! И на соседей ему плевать! А если участковый станет его запугивать, мешать жить, то напишет на него в прокуратуру. И участковому не поздоровится!

И самое интересное, что так и будет. Участкового будут «таскать», пока не затаскают до умопомрачения. И он трижды потом заречется реагировать на подобные заявления. Ведь если разобраться, на самом деле – никакого нарушения общественного порядка и нет! А если соседи желают обязать человека вести себя так, а не иначе, то пусть обращаются в народный суд, «самый гуманный суд в мире»!

А потом Надя получила в глаз. Несильно, но ощутимо. И обидно. И ушла под хохот, мат и обещания устроить ей, сучке, веселую жизнь, потому что именно она загубила замечательного пацана Витька.

– Никогда больше мне не ври! – холодно сказал я, подобрал с пола трусы и быстро натянул их на бедра. Следом – штаны.

– Прости… – глаза Нади наполнились слезами. – Не хотела тебя расстраивать! Ты уже уходишь? Не уходи, а? Останься! До утра… мне грустно и страшно.

– Я к соседу схожу, – мрачно пообещал я, – поговорю!

– Не ходи! – Надя вцепилась в меня так, будто целыми днями только и занималась тем, что поднимала гири. Хватка у нее была железная! Кстати, надо спросить – спортом она не занималась? Стало очень интересно. И фигурка спортивная, без лишнего жира, мускулистая, и хватка – как у кальмара, который кашалота утаскивает на глубину.

– Пожалуйста, не ходи! Он не один там! Друзья у него собираются, собутыльники! Пьянь! Хулиганье! Шпана всякая! Димон вышел, так они теперь отсюда и вылезать не будут! Не дай бог побьют тебя! Пожалуйста, не ходи!

Я сел на краю кровати, держа в руках носок. И застыл. Может, и правда не ходить? Ну на кой черт мне это надо? Забрать сейчас Надю и уехать. Куда? Да хотя бы на мою квартиру. Но спать с чужой женщиной в супружеской кровати, в которой занимался любовью с женой…

Хм… с чужой? Чужая? Вроде бы уже и не чужая… и все равно неприятно. Купить другую квартиру? Или дом… подумаю.

Надел второй носок, ботинки, рубаху. Надя уже за меня не цеплялась – поняла, что бесполезно. Ну и правильно. Я мужчина! И сам буду решать, куда идти, а куда – нет! И зачем.

Да, вопрос – зачем? Ну не убивать же их, в самом-то деле! Я же не маньяк какой-то. Ну да, человек этот пакостный, гадит окружающим специально, но ведь за такое не убивают! Или убивают? Ладно, на месте разберусь.

– Оденься. Собери с собой вещей. Ко мне поедем. Там никто не помешает.

Чему не помешает – и так понятно. А Надя протестовать не стала – соскочила с кровати и начала одеваться. Я даже специально задержался, чтобы полюбоваться движением ее стройного, красивого тела.

Такое тело не заработаешь на тренировках в спортзале. Такое дается от природы немногим счастливицам. В спортзале такое тело только лишь немного улучшают, делают рельефнее, еще красивей.

Меня Надя уже совершенно не стеснялась. Да и глупо стесняться, когда только полчаса назад стояла на коленях передо мной с задранной вверх голой попкой и постанывала от наслаждения! Какие теперь от меня секреты? Я видел ее во всех видах, разглядел во всех подробностях и без колебаний скажу – эти подробности мне понравились. Очень понравились!

Уже когда стоял в дверях, снова подумал, а может, не надо туда идти? Ясное дело, что без потасовки не обойдется. И зачем мне это нужно? Все равно сейчас уезжаем.

Чуть не повернул назад, и только мысль о том, что не люблю бросать незаконченные дела, а самое главное, что нужно обязательно наказывать Зло, снова развернула меня к двери и отправила в новую «задницу», встретившуюся на моем пути.

Даже странно – почему это все мои проблемы от женщин? Та же самая Нюся – не встретилась бы мне в кафе, и не собирался бы я за нее мстить! И вот сейчас – Надя. Какой-то придурок подбил ей глаз – я что, обязан его убить? Может, и обязан. Он МОЮ женщину обидел! Мою!

У меня вдруг заныло внутри, как от предвкушения оргазма. Да, знаю, это нехорошо, но с некоторых пор мне нравится насилие. Я получаю от этого удовольствие сродни оргазму! Может, потому я так рвусь наказать этого скота? И тут еще надо разобраться – я получаю удовольствие, потому что просто бью человека или от того, что я бью плохого человека? То есть наслаждаюсь наказанием Зла или я чертов маньяк, которому только дай кого-нибудь побить? Надеюсь, первое. Иначе… иначе все очень плохо.

Занятый этими мыслями, я дошел до деревянной двери, украшенной свисающими с нее дерматиновыми лохмотьями обивки, и сильно постучал в нее кулаком, надеясь, что сквозь грохот «хэппи нейшен» меня все-таки услышат. Никакого эффекта. Постучал еще. И еще. А затем начал бить ногой, повернувшись спиной к двери, ну не носком же ботинка долбить? Ботинки у меня хорошие, прибарахлился. Даже слишком хорошие – итальянские!

Кстати сказать, никогда не понимал, как так получается, что из одной и той же кожи можно сделать такие ботинки, которые напрочь уничтожат тебе ноги, или ботинки, которых ты даже не замечаешь, влезая в них будто в старые, мягкие перчатки. Ну как так?! Почему итальянцы могут сделать такую обувь, а мы – нет?! Лучшее в мире оружие – у нас. А ботинки, как и автомобили… м-да. Больная тема! И думать над ней, когда ты долбишь ногой в дверь негодяя, кажется совершенно глупым делом. Вот только жалко обивать классные ботинки о мерзкую дверь. Впрочем, как и кулаки. Опера ноги кормят, так что хорошая обувь для него не роскошь, а… ну да, средство передвижения! Хе-хе… именно так.

Опять забыл – я же теперь не опер. Я гражданское лицо! Я теперь занимаюсь «народным хозяйством», как мне и грозилось любимое начальство. И очень неплохо занимаюсь. Выгодно. Что вы там пели про это самое страшное «народное хозяйство»? Сказочники!

– Эй! Ты чо, в натуре, ох…л?! Ты чего тут долбишь?

За своими мыслями я и не заметил, как музыка стихла, а дверь открылась. Услужливая память тут же вытащила воспоминание о том, как грохот от моих ударов разносился по всему подъезду. Шибко громкий – грохот!

Да, это был он, тот самый, с отекшим, крупным лицом. И воняло от него мерзко. И от лица, и от всего мужика. Пот, перегар, а еще – запах анаши. Я этот запах чую, как кот валерьянку. Уж очень приметный запах – будто во дворе жгут траву. Даже приятный запах, но… наркота.

Марихуана, она же анаша, на самом деле не так уж и вредна. Не вреднее алкоголя. Но только если употреблять ее не часто, а изредка, как и рюмку за праздничным столом. Но вот какая штука, анаша, если употреблять ее каждый день, помногу, постоянно – перестает штырить. И хочется продолжения банкета. Хочется таких же, уже испытанных ощущений. Но анаша уже этого не дает. И на свет появляется «герыч». А вот это полная задница. От героина нельзя излечиться. Организм не отторгает его, включает в обменную систему, и через довольно короткое время человек уже не может без него существовать. Он попросту умирает, если ему вовремя не дать наркоты. Если же постепенно вывести наркомана из употребления героина, то он в любом случае когда-нибудь да сорвется. Потому что, во-первых, организм все равно требует и требует этой отравы, а во-вторых, наркоман не может выскочить из круга своего общения. Не может и не хочет обрывать все связи – друзья, приятели, все те, с кем он загонял в свои вены смертельно опасную отраву. И они все равно затянут его в свой круг. И все пойдет по новой. Наркомана можно вылечить одним способом – убить!

Мужик протянул руку, видимо, чтобы толкнуть меня в грудь, и я мгновенно схватил его за пальцы, вывернул их вверх, на излом, и через секунду хозяин квартиры бежал впереди меня в полусогнутом состоянии, мордой в пол, матерясь, завывая и хрипя от боли. Я знал, каково это, вот так, с вывернутыми пальцами. Если бы я закончил прием, пальцы были бы сломаны, а моя нога погрузилась бы негодяю в солнечное сплетение.