Справедливости – всем

Наполеон вообще был извращенцем – любил грязных, немытых женщин, мне же нравятся такие, как Надя, – чистенькие, пахнущие абрикосовым шампунем, с бритыми ногами и гладким лобком. Вот такой я бездельник и сибарит, предпочитающий спать ну никак не меньше пяти(!!!) часов.

Машину, слава богу, никто не тронул. Неприятно было бы осознавать, что кто-то рылся в твоих вещах, лазил в твоей машине, совал грязные руки в «бардачок», скромно именуемый перчаточным ящиком. Это что-то похожее на изнасилование, если кражу из автомобиля можно сравнить с таким гнусным деянием. Противно, гадко, и хочется убить.

Поехал я к Нюсе. Раз уж пошла такая пьянка, режь последний огурец. Один «огурчик» сейчас сидел в своей квартире, отходя от вчерашнего секс-марафона, надеюсь, и этот «огурец» сейчас сидит в квартире на Набережной и ждет моих ценных указаний. Нет, не указаний на тему, в какую позу ей встать. Я не собираюсь заниматься сексом с Нюсей, пусть даже она выглядит… Хм… кстати, если поменять головы Нюси и Нади, то их тела точно будут похожи как две капли воды! Вот это у меня глаз! И это у меня… прихоти, что ли? Нравятся мне маленькие, стройные «модельки», ну что теперь поделаешь? Грешен-с! Каюсь!

Сегодня место под машину на парковке было. Рано еще, не вечер! Вот вечером, да, приткнуться будет негде. А пока – утренний ветерок, стайки девушек по набережной, и никаких тебе проблем с местом парковки! Ну… почти никаких. Пара мест свободны, еще чуть-чуть бы задержался, и снова пришлось бы встать под знак.

Дверь в подъезд, где живет Нюся, опять на таком вот кодовом замке, якобы недоступном для злых супостатов. Три кнопки отполированы до зеркального блеска, нажимаю… и… чудо! Замок щелкает, дверь открывается! Слава тебе, технический прогресс! Или – не слава…

Поднимаюсь на четвертый этаж в поисках нужной квартиры. Ага, вот она! Звонок не оторван, и за то – плюс местным аборигенам. Набережная, тут народ вроде как почище? Или мне кажется?

Жму, и за обычной, даже не стальной, дверью раздается трель звонка – громкая такая, бодрая! Но шагов нет. А ведь вообще-то утро… в такое время приличные и особенно неприличные девушки сидят дома и нос на улицу не кажут, их время вечер, сумерки, когда хочется любви и поцелуев. Дрыхнет, небось, мерзавка!

Хм… главное, чтобы куда-нибудь не свалила. А что, может просто взять да уехать в свою деревню Запердяевку Жопогонского района. Деньги у нее теперь есть – немного, но есть. Хотя… что такое тысяча баксов в наше время? Тьфу одно! Особо не разживешься.

Может, съехала? Открыла свой бордель и жирует теперь, развозя девок по адресам! На это как раз денег-то и хватит. Ну и ладно. Не хочет, чтобы я ей помогал, – наплевать и забыть. Ее дело. Человек сам кузнец своего несчастья!

Потолкался у дверей, позвонил еще раз пять – в последний раз держал кнопку звонка так долго, что думал – сгорит механизм, такое бывает. Звонки – они не любят, когда их эксплуатируют на износ. Впрочем, а кто любит?

Уже спустился на пару ступенек, когда вдруг вернулся (сам не знаю почему) и подошел к двери. Приложил к ней ухо, прислушался, опираясь на косяк и на дверную пластину, нажал чуть сильнее, и… ап! Едва не влетел в квартиру. Дверь легко, почти без скрипа открылась, и в нос мне ударил знакомый, до ужаса знакомый запах. Запах смерти, запах трупа.

Нюся действительно будто спала. Она сидела на стуле с высокой спинкой, нагая, и глаза ее были широко раскрыты. Только видеть ими она уже ничего не могла. Потому что была мертва минимум несколько дней. Под стулом, к которому Нюся была привязана, скопилась лужа выделений и крови, пахнущая тухлой рыбой и трупом. Ноги девушки были сине-фиолетовыми – так всегда бывает, когда кровь скапливается в нижних конечностях, и это был признак, что труп после смерти никто не трогал.

Умерла она плохо. Очень плохо. Ее пытали. Груди изрезаны, разорваны в клочья, кожа на животе и спине в пятнах ожогов, скорее всего, от горящих сигарет. Зубы спереди выбиты, остались только белые пеньки вместе ее крепких, белых зубов – на удивление белых и крепких для девушки, которая ведет нездоровый образ жизни.

Скорее всего, ее задушили – на шее глубокая странгуляционная борозда, оставшаяся от чего-то, напоминающего удавку. Например, вот от этого куска веревки, в который некто вставил ручку от вантуза. На шею Нюси накинули петлю, а потом закручивали, используя вантуз в качестве рычага. Медленно, мучительно удавливали, наблюдая, как вываливаются в муке ее глаза, как она пытается хватать разбитыми губами сладкий воздух, как дергается ее тело, исторгая из себя съеденное и выпитое – как это частенько бывает с повешенными и удавленными.

Ее и насиловали – гениталии тоже изувечены. Этот маньяк сделал все, чтобы и надругаться над телом, и сделать так, чтобы она больше никогда не была красивой, даже после смерти.

Я стоял, и мозг, в котором хранится память обо всем, что я видел во время своей службы, обрабатывал полученную информацию – независимо от меня, механически, как некий компьютер, укладывая все, что я увидел по отдельным ячейкам. У меня не было никаких эмоций, кроме огромного, бесконечного сожаления и горечи – такой великой горечи, что рот мой наполнился нестерпимо горькой, как противное лекарство, слюной. Мне хотелось сплюнуть, но я не мог. И не потому, что плевать в комнате рядом с трупом девушки, которую я знал и с которой некогда занимался сексом, было бы неприлично и нехорошо. Не только потому. Главное – надо сделать так, чтобы никто не мог связать меня с этим убийством. Теперь я не милиционер. Теперь я простой гражданин, и, если меня застанут рядом с покойницей, неприятности могут быть просто огромны.

Такие прецеденты были, и я об этом знал. Система всегда найдет, на кого списать нераскрытое преступление, и не надо давать ей возможность сделать из себя жалкого «терпилу».

В комнате ничего не касался – это я помнил точно. Дверной звонок, дверное полотно – это надо будет вытереть. Ну и все. Отсюда надо валить, и как можно быстрее. Пока соседи не принюхались и не вызвали наряд из местного РОВД.

Не знаю, что меня толкнуло, но я не смог уйти просто так. Осторожно, чтобы не наступить на пятна крови и нечистот, я подошел к Нюсе, протянул руку и коснулся ее головы – медленно, осторожно погладил ее по «шерстке», прощаясь навсегда с Красотой.

И меня накрыло!

Бах! Волна дурноты, волна эмоций, волна ужаса!

И я увидел! Я увидел все так, как будто был Нюсей! Я видел все ее глазами, слышал ее ушами!

Я видел, как она бросилась к дверям, чувствовал ее восторг. Он пришел! ОН!!!

Нюся ждала меня. Она думала, что это я к ней пришел! И открыла дверь, не глядя в глазок, глупо, совсем по-женски распахнув дверь тем, кто пришел ее убивать.

Она держалась долго, очень долго. Так долго, как нельзя было ожидать от уличной шлюхи, для которой я всего лишь случайный знакомый, по глупости одолживший «телке» тысячу баксов. Ее вначале насиловали – втроем, по очереди, и все сразу. Жестоко, мучительно, разрывая внутренности и стараясь сделать как можно больнее. Она пыталась кричать, но рот зажимали, а потом заткнули кляпом и завязали скотчем. А когда кляп вытаскивали и спрашивали – приставляли к глазу нож, угрожая выколоть ее прекрасные глаза.

А потом ее пытали, снова и снова, страшно, невероятно мучительно, и только тогда, уже изувеченная, мечтающая лишь умереть, рассказала им все, что знала обо мне.

А что она знала? Да ничего! Совсем ничего! Кроме того, что езжу на «девятке», что звать меня Андрей и что я ее случайный знакомый, который один раз занимался сексом с ней в своей машине и подарил ей тысячу баксов.

Они забрали все деньги, что нашли. А потом снова пытали – скорее всего, уже для того, чтобы просто насладиться мучениями беззащитного существа. Распаленные похотью, пьяные от водки и крови, три ублюдка, двух из которых я некогда встретил в кафе на центральном рынке. Ну да, я ведь вытер ноги об их гордость! Гордость настоящих джигитов! Разве могли они поступить по-другому?!

Как нашли Нюсю, я не знаю. Картинки, которые я увидел, мне этого знания не дали. Только то, что я видел, что происходило здесь, в комнате, как погибла Нюся.

Что было со мной, я не знаю. Как сумел все это увидеть – непонятно, просто невозможно. Но об этом можно подумать и потом. Сейчас надо уходить.

И я ушел. Вытер двери, звонок, дверные ручки и ушел не оглядываясь, чтобы не смотреть в полные муки глаза девчонки. Я не смог заставить себя их закрыть. Не смог…

Желание было прямо сейчас рвануть туда, в кафе, найти ублюдков и положить их прямо на месте. Всех, кто там окажется! Но я заставил себя успокоиться, на деревянных ногах дошел до машины, уселся в нее и долго сидел, упершись головой в руль и пытаясь собрать воедино все свои мысли. А это было очень непросто.

Потом завел двигатель и поехал к Сазонову. Все нужно делать правильно. А в этом случае правильным будет – разведка, подготовка и только потом исполнение. И лучше всего не одному. Пара ребят на подхвате мне точно не помешает.

– Откуда ты знаешь, что это они? – Сазонов пристально посмотрел мне в глаза, но я не отвел взгляда:

– Существует вероятность того, что это кто-то из клиентов, но девяносто процентов за то, что это именно они, те самые кавказцы. Нюся… девушка говорила, что домой клиентов не водит. Боится.

– А как они ее вычислили? Как нашли ее квартиру?

– Не знаю. Могу только предполагать. Например, она вышла для того, чтобы купить еды, и наткнулась на кого-то из них. Или за наркотиками – она ведь была наркоманкой. Если девушка их знала, значит, были какие-то общие знакомые – те же торговцы наркотиками. Наркотиками, как мне известно, торгуют этнические группировки. В основном цыгане, но много и кавказцев. Так что ничего удивительного в том, что ее нашли, нет. Но разве это важно, как ее нашли? Нашли. При желании, достаточном умении и настойчивости можно найти практически всех. Вы прекрасно это знаете.

– Знаю, – Сазонов прикрыл глаза, будто солнечный свет доставлял ему боль. – И что ты намерен делать? Нет, вернее, так – когда ты намерен это сделать? И как? Ты не забыл, что у тебя имеются и другие планы? И кстати, ты еще должен мне. Помнишь свое обещание?


– Помню. И все сделаю.

Сазонов сунул руку в нагрудный карман рубашки, достал вчетверо сложенный тетрадный листок:

– Прочитай. Это те люди, которых ты должен убрать для меня. Уберешь – и делай все, что посчитаешь нужным. Долг будет исполнен. Но прежде – вот эти.

Я взял листок, развернул, вгляделся в столбик имен и адресов. Их было много – несколько десятков, не меньше, и я удивленно воззрился на Сазонова:

– Вы что, решили устроить локальный геноцид? Кто эти люди? Я обещал, что сделаю, но только тогда, когда вы объясните мне, в чем вина этих людей. Почему они должны умереть. И еще – не пора ли объясниться? Без всяких там табу, как два взрослых человека? Кого вы представляете, какую организацию или какого человека. И зачем вам надо было делать из меня и моих подчиненных боевую группу киллеров. Итак, будем говорить? Или снова начнем изображать учителя и ученика? Не пора ли перейти к уровню «партнеры»?

– Начнем, как говорят, сначала, – голос Сазонова был холоден и спокоен, как и обычно. И мне вдруг подумалось: что же может вывести его из себя?

– В списке указаны те люди, что живут в этом городе и делают ему очень плохо. Часть из них – главы преступных сообществ, присутствуют даже два вора в законе. Есть чиновники, доказать преступления которых официальным способом не представляется возможным, но то, что они совершили преступные деяния, – это абсолютно точно. И совершают сейчас. Взятки, распил государственных средств, сращивание с преступными сообществами. Все, вплоть до работы на иностранные государства.

– Шпионы, что ли? – я иронически хмыкнул, ухмыльнулся. – Неужели всемогущие гэбэшники ничего не могут сделать со шпионами!

– Это только в книжках гэбэшники могут все, – мрачно парировал Сазонов, – когда-то могли многое. Очень многое. Теперь там такой же бардак, как и везде. И непрофессионализм, и крышевание различных организаций и сообществ, и просто случайные люди, которых в прежнее время и близко не подпустили бы к государственной безопасности. И даже откровенные враги государства – на самом высшем уровне. И эти – самые опасные. Только представь – какой надо быть сволочью, чтобы выдать американцам все закладки прослушки в американском посольстве! И выдал это сам председатель КГБ! Враг! Настоящий враг! Так что выбрось из головы мысли о том, какие в Комитете служат светлые, чистые люди с холодной головой и горячим сердцем. Всякие там люди. И хорошие и плохие. Кстати, в списке два человека из безопасности в чине полковника. Они крышуют несколько крупнейших преступных группировок, буквально выкачивающих из региона львиную долю федеральных денег. Их ты должен устранить в последнюю очередь.

– Чтобы потом успеть спрятаться? – криво усмехнулся я. – Ведь без поддержки из Москвы никто из них не мог бы заниматься тем, чем они занимаются! И когда я их уберу, тут такое начнется…

– Начнется. И, возможно, тебе придется на время скрыться. Потому я и не хотел, чтобы ты связывал свою жизнь с какой-либо женщиной. В этом случае ты становишься уязвимым.

– То есть смерть Нюси – это хорошая новость? И теперь я неуязвим? – Я снова усмехнулся, и улыбка вышла гадкой, неприятной, не улыбка, а оскал. Я это почувствовал, увидел, будто смотрел на себя со стороны. Но мне было все равно. Говорим на равных, и никак иначе!

– Не надо делать из меня какого-то изувера! – тон Сазонова ничуть не изменился, но я бы поставил сто тысяч долларов против старого башмака, что в нем появилась нотка гнева.

– Мне жаль девочку! И я бы убил тех негодяев, не задумавшись ни на секунду! Но только так, чтобы их убийство не помешало боевому заданию! И только так!

– Так вы не ответили – какое-такое боевое задание? Что происходит? Только не надо мне втирать про случайность нашей встречи! Башка у меня работает очень недурно, я вас заверяю! И я не верю в то, что вы появились в моей жизни просто так! Выбрали пропащего, отчаявшегося мента, который хорошо стреляет и которому некого и нечего терять, и начали лепить его под задачу! Если убьют, так вроде он в любом случае должен сдохнуть – от пьянки или от ножа преступника! А если получится – очень хорошо! И все-таки какая у меня задача?

– Ты прекрасно знаешь какая! – Сазонов пожал литыми плечами. – Ты должен вычистить город и область от нечисти. От уголовного элемента. От преступников всех мастей. От предателей родины, от тех, кто грызет ее нутро! От тех, кто пытается ее уничтожить! Фактически – ты должен стать главой эскадрона смерти, который станет главной силой в борьбе с преступностью! Здесь, в этом регионе! Ты должен освободить от бандитских «крыш» бизнес, задыхающийся под пятой преступников всех мастей, ты должен убрать из региона всех, кто мешает жить людям! И тебе дан на это карт-бланш! Ты что думаешь, тебя не могли найти после всех тех убийств, что ты совершил? Думаешь, ты один такой умный? Нет хороших оперов, которые могли бы тебя вычислить? Если бы мы не тормозили расследования, если бы не нажимали на все тормоза – ты бы уже сидел в кутузке, а скорее всего, был бы на том свете! Что смотришь волком?

Ты все прекрасно понимаешь. Ты – хороший опер, кто бы что там ни говорил, а с моей помощью стал гораздо умнее и более умелым, чем раньше! И это тоже наша заслуга! Теперь ты богат, у тебя выгодное дело, и ты можешь пользоваться всеми благами этого самого дела. И будешь еще богаче! Да, существует опасность, что тебя убьют. Нет никакой гарантии, что останешься в живых по окончании операции. Но это война! Тут убивают! И в твоих силах сделать риск минимальным! В твоих! Я же сделал все, чтобы этого не случилось, и сделаю еще. До тех пор пока ты работаешь так, как нам нужно. И это ты должен осознавать. Пока выполняешь наши приказы, пока идешь правильной дорогой – мы сделаем все, чтобы защитить, помочь. Сойдешь с дороги, и… ну, понятно.

Даже с твоей силой и скоростью, с твоим умом ты не бессмертен, и убрать тебя – пара пустяков. Ведь ты даже не страхуешься! Лезешь, будто бессмертен, суешь нос туда, куда не нужно! Встрял вот за проститутку. Создал опасную ситуацию. Теперь тебе придется вырезать все землячество! Они все повязаны, понимаешь?! Они все будут мстить! И будут присылать по твою душу киллера за киллером потому, что у них так принято. Нельзя не мстить за близких – уважать перестанут!

Кстати, в списке есть и руководители трех крупнейших кавказских землячеств, которые превратили местные организации в махровые рассадники криминала. Они настолько обнаглели, что купили даже начальника областного ГАИ! Ты видел номера, начинающиеся с двух нолей? Так вот, их выдает только сам начальник областного ГАИ, и только этому землячеству. Всех, кто ездит с этими номерами, можно спокойно пускать в расход! Бандит на бандите! Идиоты… как будто мишень повесили на свою спину.

– А меня, в конце концов, не пристрелят? Ваши, когда я все закончу?

Я посмотрел в глаза Сазонову, но это было все равно как смотреть в глаза статуе Командора. Или змее, скрадывающей жирную мышь, подтачивающую горбушку хлеба.

– А это уже зависит от тебя, – медленно, тяжело роняя слова, сказал Сазонов. – Это война, Андрей… тут все бывает. Но хочу только, чтобы ты знал, – я за тебя. Я всегда за тебя! Пока за тобой правда. Но я тебе уже об этом говорил. А сейчас хорошенько посмотри список, выучи его, и я сейчас же его сожгу.

И ты никогда, ни при каких обстоятельствах не должен рассказывать о том, о чем мы сейчас с тобой говорили. И вот еще что – я должен тебя кое-чему научить. Например, отключать боль. И еще – вводить себя в подобие комы, в летаргический сон. Для чего? Да мало ли для чего может пригодиться. Например, для того, чтобы тебя посчитали мертвым. Поверь, это очень хорошее умение! Я тебе дам лекарство, немного пошаманю, а потом мы с тобой потренируемся в этом умении. Ты готов?

– Всегда готов! – автоматически сказал я и тут же добавил: – Список я запомнил. Не помню, говорил или нет – теперь мне достаточно один раз посмотреть на текст или на человека, чтобы запомнить навсегда. И еще – вот что. Мне нужны фотографии тех, про кого вы говорили. Тех, что в списке. Это бы очень ускорило дело. Очень.

Сазонов кивнул, и мы пошли в дом, где я уже привычно, будто нерадивый ученик в дореволюционной гимназии, улегся на кушетку вверх задом, чтобы получить свою порцию боли. Не от розг – от уколов. Ненавижу уколы! Но куда теперь деваться? Если только на тот свет…





Глава 8




Я был везде и нигде. Сон. Смертный сон. Но я осознавал себя и знал, что мне нужно очнуться. Встать. Сбросить с себя смертную одурь. И не мог.

Сердце билось медленно-медленно, так медленно, что никакими инструментами обнаружить это биение было бы нельзя. Но я жил. Это я знал совершенно точно! И самое главное, знал, что со мной. Вот только не знал, как сделать так, чтобы я жил в прежнем ритме.

Летаргический сон. Говорят, Гоголь всю жизнь боялся, что его похоронят живым. И, в конце концов, так и случилось. Не знаю, правда ли это, но якобы, когда вскрыли гроб Гоголя, – труп лежал на боку, а крышка была исцарапана, будто кто-то пытался ее драть ногтями.

Мысли текли медленно… и чтобы заставить себя разогнать мозг до прежнего уровня, чтобы дать ему нужную команду, пришлось очень крепко потрудиться.

Но я все помнил. Помнил, как Сазонов меня инструктировал, помнил, какую команду должен подать самому себе, команду, внедренную в мой мозг моим… кем? Учителем? Или командиром?

Я все помнил. Но чтобы мое замедленное до уровня смерти сознание сделало нужный шаг, и чтобы потом по моим нервным окончаниям полетел – нет, пополз нужный приказ, понадобилось много, очень много времени.

Сколько? Не знаю. Час? Два? Может быть. Но только вся эта странная тренировка заняла несколько часов. И я не представлял, зачем мне это нужно. Изобразить из себя мертвеца, чтобы потом меня в морге вскрыли живым? Ну не глупо ли?

Блажь. Самая настоящая блажь старого спеца! Вот только я уже привык выполнять его указания до такой степени, что даже мысли не было отказаться. Считает, что это мне нужно, – пусть так и будет, ему видней.