Справедливости – всем
Часть 12 из 26 Информация о книге
Они умели. В пафосном, огромном ресторане вкусно пахло, все блестело, все сверкало, и мне, пролетарию, не привыкшему к хождениям по ресторанам, вдруг подумалось о том, что все время кажется, что вот сейчас подойдет какой-то важный человек и скажет нам, одетым в простые джинсы и куртки: «Вы что тут делаете?! Кто вас сюда пустил?! Ну-ка, вон отсюда, гопники хреновы!» Пока ждали шашлык, успели обсудить все, что собирались. И парни тоже пришли к выводу – группировку нужно вырезать. Всех, начиная с верхушки. И как можно скорее. Где найти контору парковских, мы знали. Да что там искать? Предприятие под названием «Ураган», контора которого находится в промзоне. Мы все это время, пока крышевали предпринимателей, не теряли времени зря – собирали информацию о возможных конкурентах и врагах. То есть обо всех преступных группировках города, о самых крупных и о мелочи, которая может развиться в крупняк. У всех крупных группировок есть ахиллесова пята – их привязанность к определенному местообитанию. Всегда есть место, которое служит базой любой группировке. Где-то они должны собираться, где-то хранить документацию. Тем более что на определенном этапе каждая ОПГ задумывается о том, что пора бы вкладывать награбленное в относительно честный бизнес. То есть отмыть криминальные деньги. И тогда точно не обойдешься без офиса и всего, что присуще нормальному бизнесмену. Такой офис был и у парковских. Там они собирались, там они планировали и обсуждали свои дела. И мы наверняка знали, где тот офис. Быстро закончив ужин, загрузились в мою машину, и я отвез ребят по домам. Пока они должны сработать без меня. Сам же поехал к себе домой, в свою квартиру, в которой не был уже с неделю. Квартира встретила меня запахом нежилого помещения. Когда в доме давно никто не живет, жилье будто умирает, становится неживым, похожим на номер в гостинице или придорожном мотеле. То есть никаким. Я уже год здесь почти не бываю, даже после того, как сделал в квартире ремонт. Привык жить у Сазонова. А теперь, как мне кажется, нужно отвыкать. И мне спокойнее, и ему. Из тайника в прихожей достал сверток, не раскрывая, прошел на кухню и сел за стол, предварительно плотно занавесив окно. Напротив стоит такая же точно пятиэтажка – зачем давать людям возможность смотреть на то, что я сейчас буду делать? А посмотреть было на что: два черных здоровенных пистолета и при каждом – два магазина, полные патронов. Два «ТТ», пуля которых пробивает легкий бронежилет. Пистолеты давно уже как следует оттерты от смазки, в которой хранились десятки лет на армейских складах, испытаны в тире – с каждого я отстрелял по три магазина. Мощные пистолеты и довольно-таки точные. На пятидесяти метрах все пули ложатся в круг пятнадцать сантиметров в диаметре, то есть – в башку. Я читал, что «ТТ» вообще-то американский кольт, переделанный под патрон 7.62, но точно этого не знаю. Слухи такие ходили, но я не болтун-депутат, чтобы говорить всякую непроверенную ерунду! Еще раз осмотрев пистолеты, пощелкав магазинами, выбрасывая их наружу и снова вставляя на место, я почувствовал, как совсем успокоился. Главное – принять решение. Единственно верное решение, а там – будь что будет. Снова завернул пистолеты в тряпку, положил в старую болоньевую авоську, оставшуюся еще с советских времен. Умели делать вещи в СССР… износу нет! В таких авоськах носили на работу свои обеды сотни тысяч моих сограждан. Хорошее все-таки тогда было время! Никто не голодал – просто не дадут голодать! Заставят работать, даже силой заставят. Или покормят – на зоне. Тунеядца. Ну да, не было у нас видеомагнитофонов, не было «мерседесов». Так мы о них и не мечтали! Мы совсем о другом мечтали! О том, чтобы полететь в космос! Чтобы построить коммунизм во всем мире! Чтобы на Марсе яблони цвели, а все люди были счастливы! А теперь что? Деньги, деньги, деньги! Готовы удавить за эти деньги любого, даже мать родную! Квартиры в советское время давали бесплатно! А теперь? Я вдруг задумался… а кто теперь живет в квартире зарезанной на улице учительницы? И кто жил до убийства? Вроде как сын у нее был… Надо поговорить с соседями… Но это завтра. Сейчас не о том надо думать. Совсем не о том! Телефонная трубка издала резкий, противный вопль, так громко и гадко, что я едва не вздрогнул. Включил, и тут же в ухе загрохотал возбужденный, довольный голос Косого: – Командир, ты был прав! Все тут! Съехались, видать, перетирают за сегодняшнюю «стрелу»! Давай скорее, пока не разбежались! – Ждите. Не рисуйтесь. Отъедьте подальше! Я отключил трубку и поспешил к двери. Все-таки здоровское это изобретение – сотовая связь! Ни тебе дурацких тяжелых раций, ни тебе «Прием! Прием! Как слышите меня?!». Всегда с тобой, всегда ты в курсе дел! Дорого, конечно, пятьдесят центов минута, но оно стоит того, если вопрос стоит: «Жизнь или смерть?» Машина стояла в свете фонаря, и я привычно осмотрел ее на предмет прокола шин или царапины на борту. Народ у нас тут пакостный и завистливый – оставлять машину возле дома, особенно в не очень благополучных районах, строго противопоказано – или шины снимут, или магнитолу выдернут. А скорее всего, и то и другое сразу. Хорошо еще, если не подожгут. Ночью – на стоянку, пятнадцать минут хода до дома. Вот хорошо у Сазонова – загнал во двор, и никто тебя не видит! И ходить до стоянки не надо! Нет, надо подумать о своем частном доме. Хорошая, однако, штука! Понимаешь это только тогда, когда немножко в таком поживешь. Как я, к примеру. Ехал я до места минут сорок, честно говоря, весь изведясь в нетерпении. А что, если и правда свалят из офиса? Как их потом собрать вместе? Придется отлавливать по одному! А стоит завалить одного, другие попрячутся. Такого случая, как сегодня, может уже больше и не случиться! Нет, все-таки хорошо, что я заранее установил за ними слежку и выяснил, где твари кучкуются. Целую картотеку завел на гадов! Не хуже, чем в каком-нибудь ИЦ УВД. А может, и получше. И ребята поработали на славу, даже фото негодяев имелись – практически на всех руководителей ОПГ города. Впрочем, а как могло быть иначе? Ведь к чему я готовлю своих? Что я хочу сделать? Большую Чистку. Вот она и началась! У меня есть даже списки чиновников, сотрудничающих с ОПГ, и судей, которые на них работают! Вот эти, кстати, самые паскудные. Человек, который должен блюсти закон, который СУДИТ, но работает на бандитов! Ну как так можно?! Бандитов еще можно понять – их такое дело волчье, бандитское, но ЭТИ?! Нет им прощения! Машина ребят стояла метрах в трехстах от офиса бандитов. Улица возле офиса была достаточно хорошо освещена – кто рискнет бить фонари под окнами ОПГ? Только самый что ни на есть тупой наркоман, да и то вряд ли. Только если какой-то приезжий. Здесь все знали, что это за «фирма», и мечтали когда-нибудь стать ее «директором». Высшее достижение, высшая карьера! – Командир, они там! – негромко буркнул Косой, когда я сел в их машину. Свою я оставил неподалеку, в пределах видимости. – Сколько? – Внутри человек десять, не меньше. Снаружи трое. Типа охрана! Все пойдем? – А смысл? Вы страхуете, я иду. – Один?! – Один. – А я не переживаю за командира, – ухмыльнулся Янек, сверкнув белыми зубами. – Видел сегодня, как он мочит козлов! Аж позавидовал! Машина смерти какая-то, а не командир! Чак Норрис отдыхает! – Да фули там Чак Норрис, – пренебрежительно скривился Косой. – Против наших-то? Против Самурая?! Говнюк этот америкос, а не боец! Вот Брюс… Интересно, командир смог бы Брюса Ли положить? Как думаешь, командир, осилил бы Брюса? – Мля, парни, вам это что, игра?! – рассердился я. – Людей щас мочить буду, а вы чушь какую-то несете! Вы что, совсем не боитесь, что ли? После сегодняшнего, кстати, – как? Внутри ничего не ворохнулось? Людей же замочили! – Какие они, на хрен, люди? – скривился Косой, и его жест повторил Янек. – Мы – менты! Мы освобождаем мир от этого говна! И почему я должен переживать? Беру лопату и кидаю дерьмо в яму! Пока летит – отдыхаю! Вот и все! Так что не болей за нас, крыша у нас не едет. Все мы понимаем, и риск понимаем. Но все ништяк. Лучше вот что скажи: что нам щас делать? А если у тебя не заладится? Стволы так-то с нами! Может, все пойдем? – Нет. Один! – я решительно помотал головой. – Трое сразу вызовут подозрения. Они шум поднимут, забеспокоятся. Нет уж. Если долго не будет, или что-то особое случится… не знаю, что именно, – идете меня выручать. А пока сидите тут и смотрите за обстановкой. Понятно? – Да понятно, чо там… – Янек вздохнул и потянулся. – Бабу бы сейчас… я, когда переживаю, всегда бабу хочу! Косой захихикал, я тоже невольно улыбнулся и укоризненно помотал головой. Потом нащупал пистолеты в сумке, вынул и, взяв в руки лежащую между передними сиденьями чистую тряпку, которой Косой протирал стекло, начал методично стирать с пистолета отпечатки пальцев. Дома я уже протирал – обоймы, все, на чем могли остаться мои отпечатки, но лучше еще раз пройтись. Поработав тряпкой (Косой покосился на меня, но промолчал, он очень не любит, когда кто-то берет его тряпку для стекла и вытирает руки), достал из кармана резиновые хирургические перчатки, натянул их и воткнул пистолеты в оперативные кобуры в левой и правой подмышках. Для «ТТ» кобуры из-под «макарова» пришлось переделывать, расширять для ствола. – Готов! – сам себе сказал я и, взявшись за ручку двери, замер, будто перед прыжком в воду с высоченной вышки. Не то чтобы я боялся, совсем нет. Чего мне бояться? Убьют – так скорее встречусь со своими близкими. С семьей. Если загробный мир, конечно, существует. А не существует – так просто усну, и… все. Совсем все. Ни боли, ни кошмаров, ни этого адского мира. Легко умирать, когда нечего терять! Жить трудно. – Удачи, командир! Удачи! – сказали мои соратники, но я их уже не слушал, будучи весь там, впереди, где краснеют угольки сигарет. Выйдя из машины, пошел не по направлению к офису, а в сторону, чтобы зайти не со стороны автомобиля, а как бы возникнув из пустоты, из темноты, из теней, падающих от грязных стен ближайшей пятиэтажки. Порождение серых домов, эдакий смертоносный вирус, взращенный в кишках этого города. На предстоящую акцию надел старую смесовую куртку, которую, по большому счету, стоило использовать только для ремонта автомобиля или возни в огороде. Нормальная одежка бедного инженера, коих в нашей просвещенной стране больше, чем крыс на помойках Заводского района. Их тут много таких – технологов, проектировщиков, тех, кто не умеет ловчить, воровать, ломать руки и отнимать у людей последнее. Нормальных людей, ради которых я это все и делаю. Сгорбился, стал припадать на левую ногу, поднял воротник, на голове – невероятно дурацкая смешная «инженерская» шляпа. Она меня старила лет на двадцать, если не присматриваться, и делала из меня «шляпу», «пинжака». Спеца это никак не обманет, а вот для таких ублюдков, что собрались в своем логове, я обычный бродячий лох, который за каким-то там хреном вылез на воздух в неурочное время и болтается там, где совсем болтаться ему не нужно. Неопасный тип. Пендаля ему под жопу, и катись к своей воняющей жареным луком толстой бабе! Они так и продолжали стоять, как стояли, – двое возле входа, один к ним и к улице спиной, опершись на здоровенный черный джип. Я не особо разбираюсь в марках иностранных машин – это был бегемотообразный гигантский ящик, на котором только и пристало ездить козырным пацанам. Поблизости стояли и еще несколько машин – в основном «девятки» и какая-то красная иномарка потрепанного вида – обычный набор приблатненной шпаны более высокого, чем обычно, уровня. Провинция, чего уж там! Небось, московские бандиты ржали бы, увидев, на чем ездят их провинциальные «коллеги». Меня подпустили почти вплотную. Когда до троицы осталось шагов пять, один из стоящих у входа парней, не меняя позы и продолжая попыхивать сигаретой, удивленно заметил: – О! Это еще что за мудила? Ты куда прешь, убогий? Никто из них больше не успел даже вымолвить слова. Нож мягко, без шума выскользнул из ножен на предплечье левой руки и вонзился в глотку первого охранника. Второй успел схватиться за перерезанное горло, а тонкое, отточенное до остроты опасной бритвы лезвие рассекло гортань третьего. Максимум полторы секунды, и все закончено. Клекот, хрип, бульканье рассеченной трахеи и три тела, дергающиеся на земле. Одного, последнего, пришлось придержать, чтобы он не упал на машину, иначе грохот был бы, как если бы кто-то ударил в барабан. А так он «сдулся», как проколотый надувной матрас, и осел на землю, придерживаемый моими ласковыми руками. Я даже почти не испачкался – успел отпрыгнуть в сторону, когда кровь из рассеченной артерии заливала все вокруг. Нож бросил. Зачем таскать на себе улики? У меня еще есть, и не один, так что насчет этого не беспокоюсь. Следы крови с лезвия ножа убрать довольно-таки трудно, да и не нужно. Только идиоты жадничают, унося с места преступления орудия совершения этого самого преступления. Дверь не скрипнула, пропуская меня внутрь здания. За ней – освещенный неоновыми плафонами недлинный коридор, упирающийся в деревянную, покрытую лаком дверь. Пахнет деревом, краской, похоже, что тут делают ремонт. Голоса – там, за дверью. Кто-то яростно спорит – о чем именно, я не разбираю. Ощущение, что гудит улей пчел. Но это и понятно – им есть что обсудить. Небось, такого еще не случалось, чтобы некто взял, да и перебил на хрен как минимум две бригады ублюдков. Беспредел, однако! Никто не имеет права мочить ИХ! Это ОНИ имеют право мочить, кого хотят, и только так! Пистолеты уже в руках, предохранители сняты, курки взведены. Дверь открывается наружу, так что пришлось делать это аккуратно, чтобы не грохнуть по ручке стволом «ТТ». Зачем мне стучаться при входе? Незачем мне стучаться! Я к себе домой иду! В Ад! Вытаращенные глаза – представляю, как удивились, перед тем как умереть! Открывается дверь, и в нее входит некое чудо в дурацкой курточке, глупой шляпе, дешевых джинсах. И в руках – два здоровенных черных пистолета! Только вот недолго удивлялись. До тех пор, пока пистолеты не начали оглушительно рявкать, наполняя комнату звоном и запахом пороховых газов. Я стрелял со скоростью автомата, не выбирая цель, не сажая ее на мушку – нет, совсем нет. Как меня учил Сазонов – протягивается некая линия, нить от моего пистолета до искомой цели, как огромная указка, которой я касаюсь своей «мишени». Нажатие на спуск, и голова разлетается красными брызгами. Попадание пули в голову не оставляет маленькой аккуратной дырочки, как это показывают в кино. В лучшем случае получается входное отверстие, в которое легко пролезет большой палец руки, и выходное – размером в полголовы. А в основном – просто сносит верхушку черепа, разбрызгивая серо-желтую массу мозгов по стенам комнаты. Хрупкое существо человек, очень хрупкое! Маленький кусочек металла – и такие разрушения. Один выстрел – один труп. И только так! Только в голову, только наповал! Только один успел встать с места и сделать ко мне шаг навстречу, чтобы быть отброшенным назад ударом тяжелой пули и застыть на полу возле дивана, оскалив зубы и подогнув под себя ноги. Шестнадцать патронов. Двенадцать человек. Когда закончил отстрел, осталось четыре патрона – по два в каждом пистолете. Я стрелял сразу с обеих рук и ни разу не дал промаха. Осматривать тела на предмет их состояния смысла не было никакого. С ошметками вместо головы люди не живут, а в корпус я не стрелял. С расстояния три-пять метров промахнуться невозможно. По крайней мере, для такого стрелка, как я. Держа пистолеты в руках, открыл дверь ногой, вышел – настороженный, готовый стрелять по любому шороху. Но никого не было. Охранники у ворот затихли, вокруг них расплылись черные пятна крови. Я ухмыльнулся и вложил пистолеты в руки двум охранникам. Потом выпустил оставшиеся патроны вверх, в небо. Пусть теперь разбираются, кто стрелял, зачем стрелял и кто резал глотки, нож вложил в руку третьему парню. Если просто вложить пистолет в руку, легко определить, что человек не стрелял – парафиновый тест докажет этот факт совершенно неопровержимо. А теперь пусть поломают головы! Существовала опасность, что кто-то меня увидит – после выстрелов на улице, но что он может увидеть? Неясную фигуру в шляпе? Да и машины хорошенько перекрывают вход от взглядов, особенно этот дурацкий джип. Не снимая перчаток, пошел прочь и освободился от них только тогда, когда отошел подальше от места преступления. Нашел мусорный ящик, заполненный мерзко воняющими отходами, скинул с себя куртку, выпачканную кровью, шляпу, тоже в брызгах крови и мозгов, забросил их в ящик, напугав запищавшую толстую крысу, сверкнувшую красным глазом. Крыса – это хорошо. Сейчас она и ее товарки хорошенько «почистят» и куртку, и шляпу. Поужинают мозгами, кровью, а заодно и пропитанной ими тканью. В ящик отправились и джинсы, под которые я надел тонкие спортивные штаны типа «Адидас», в которых так любит щеголять отребье, которое я сейчас зачистил. И тут же выругался – не взял с собой ботинки! Мои испачканы кровью, и если впереться в них в мою машину – неминуемо оставят замечательные улики для тех, кто захочет меня достать. Пришлось идти к машине в одних носках, что совсем не улучшило моего настроения. Да и вести машину в носках – удовольствие ниже среднего. Не зажигая фар, на одних габаритах выехал на дорогу, следом за мной, выждав несколько минут, – моя гвардия. Через десять минут мы были уже далеко от места событий. Вокруг все тихо, никаких тебе милицейских машин, сирен и всего такого, что возникает вокруг героя в дурацких голливудских фильмах. Это у них соседи сразу звонят в полицию – как только заслышат стрельбу в неком доме. У нас же выключают свет и сидят тихо, как мыши, радуясь, что пристрелили не их. Палят себе в бандитском логове – ну и пусть палят! Такое их дело – палить! И не нам вмешиваться в дела сильных мира сего! А сильные сейчас они, бандиты. Увы. Через двадцать минут я был у дома Сазонова. Мелькнула мысль поехать к себе домой, но я ее отверг. Во-первых, нужно было обсудить происшедшее и наметить план следующих действий. Честно сказать, мне не с кем больше поговорить откровенно, ничего не скрывая, зная, что тебя поймут на сто процентов. С моими соратниками? Нет. Они смотрят на меня как на небожителя, эдакую помесь Геракла и Аполлона, который и пасть льву порвет, и стрелой всем башку прострелит. И все знает наперед. Это и хорошо, пока чувствуют, что я выше их и по уму, и по силе, – подчиняются мне беспрекословно. Как вожаку стаи. А если решат, что я такой же, как они, только почему-то получаю денег больше во много раз, тогда могут возникнуть проблемы. Так было и так будет всегда. Человек слаб, я на этот счет не обольщаюсь. И тем более им нельзя говорить о том, что, по большому счету, я живой труп и жизнь свою дальше чем на несколько лет вперед не планирую. У них свои планы, и самоубийца в командирах моих парней точно не устроит, я это знаю. Во-вторых, мне просто не хотелось оставаться одному в ту минуту, когда я осознал, что сегодня сделал. Два с лишним десятка трупов – это не шутка! И если в случае с кавказцами год назад я честно защищал свою жизнь, то сегодня вульгарно шел убивать. И убил. Эффективно, быстро, как если бы раздавил тараканов. И получил от этого удовольствие. Нет, не удовлетворение от хорошо выполненной правильной работы. Не чувство выполненного долга, когда понимаешь, что твоя работа нужна людям. Вульгарное наслаждение от вида того, как разлетаются мозги, как брызгает кровь, как тело моего врага дергается в последних судорогах вытекающей из него жизни. Это никакая не рефлексия – я слишком для этого прагматичен. Надо было убить, и я убил. Но вот этот «оргазм» от смерти, выпущенной при моем участии, – это ненормально. Совершенно ненормально! И я это прекрасно понимал. Когда подъехал, ворота открылись будто сами собой. Сазонов не ложился спать, он, как всегда, меня просчитал и, только лишь услышал двигатель «девятки», открыл ворота и, скорее всего, даже не смотрел, я это или не я. С него станется – узнать двигатель и по звуку. Старый волк, чутье и слух высшего уровня! Молча закрыл за мной ворота, так же молча ушел на кухню, где загремел плошками и чашками, после чего я тут же ощутил дикий, сжигающий внутренности голод. Сазонов всегда знает, что мне нужно. Чертов провидец! Я хлебал горячий борщ, заедая его пирожками с мясом, Сазонов же сидел напротив, прихлебывая из высокой фарфоровой кружки что-то темное, пахучее, пахнущее травами и пряностью. Какой-то из своих отваров – бодрящих, поддерживающих силы, восстанавливающих. Интересно, где он все-таки научился таким умениям? И единоборствам, и вот этим всем травяным и акупунктурным премудростям? Не иначе как где-нибудь в Китае. Или в Индии. Только все равно ведь не расскажет, чертов дедок! Когда дно здоровенной чашки наконец-то показалось из-под красного ее содержимого, замутненного белой сметаной, а в моем желудке исчезли как минимум четыре пирожка с мясом, Сазонов отставил кружку, откинулся на высокую спинку стула-кресла, сцепил руки на животе в замок и мягко, глядя мне в глаза, сказал: – Ну что же… давай, рассказывай, Самурай. Как далеко ты продвинулся на своем пути к смерти?