Спасти Феникса

Дело было вовсе не в деньгах. Но Фу клялась всеми мертвыми богами и надеялась, что теперь-то Па заведет речь именно о них.

Тут Па сделал жест Фу, резко кивнув на ворота.

Он хотел, чтобы она разобралась с Русаной. Назвала размер причастного.

Фу застыла. По позвонкам скользнула струйка пота. Одно дело – зачинать Танец денег. Оглашать требования королеве – совсем другое. Фу не была вождем, пока не была… ей не полагалось… Что, если она облажается и они потеряют все?..

Она даже не знала, о чем просить.

Отсветы факелов заиграли на стали, когда Соколы у стены шелохнулись – признак того, что их снисходительность на исходе. Хлипкая угроза, когда на телеге лежат вповалку чумные трупы, но все же угроза. Достаточная, чтобы заставить нескольких Ворон вздрогнуть. Достаточная, чтобы Фу изнутри как молнией пронзило.

Всего лишь пустая угроза, однако они пригрозили, потому что имели право. Потому что им нравилось наблюдать, как прыгают Вороны.

Гнев Фу проявлялся странно, иногда он был сдержанным и стойким, как режущая сталь, иногда необузданным и неостановимым, как кровь из разрезанной вены. Сейчас по ее позвоночнику поднимался старый, резкий вид гнева, выкованный из всех тех лезвий, что насмешливо целились в нее.

И этот старый, резкий гнев подсказал Фу ее цену.

Крики и топот Танца денег стали еще неистовей, когда она выступила вперед.

Русана умышленно напускала на себя скуку, щелкая когтями, унизанными бриллиантами, чуть быстрее, чем ритм танца. Фу различала признаки нетерпения: королева по-прежнему считала, что ей не придется отвечать за нанесенное оскорбление. А вот ее управляющий уже посерел почти так же, как кошка у него в руках.

Кошка была предложена робко. Фу не взяла ее. У нее на уме уже был выкуп, достойный вождя.

Она хотела смотреть Прославленным кастам в глаза без страха. Она хотела заставить Охотничьи касты дважды думать, прежде чем даже в шутку обнажать сталь. Она хотела вернуть маму.

Но поскольку ничего этого королева не могла ей дать, она возьмет следующее по ценности.

– Я возьму зубы, – сказала Фу.

Русана пристально посмотрела на управляющего. Тот выглядел так, будто его вот-вот вырвет, и не сводил глаз с окровавленных саванов на телеге:

– Вождь, я не могу… вы не вправе просить…

– Зубы, – повторила Фу холодным, как камень, голосом. Она ощутила странный, едва заметный толчок в груди, когда ее назвали «вождем». Рановато еще.

Вороны позади нее кружили и ревели. И она, и Русана знали, что они могут терроризировать двор на протяжении многих часов, пока трупы грешников не пропитают чумой весь дворец. Королева-Лебедь может носить королевский герб, однако здесь и сейчас двором правила Фу.

Русана не отвечала.

Фу тоже не двигалась с места. Чем дольше это будет продолжаться, тем хуже будет выглядеть королева, позволившая Воронам так над собой глумиться.

На физиономии управляющего проступили бусинки пота. Жаль, что нужно сломать королеву, а не его.

– Считаю до ста, – сказала Фу, поворачивая клюв в сторону Русаны и вкладывая в слова всю застарелую ненависть. – А потом мы оставляем мальчишек у ворот и покидаем ваш город навсегда.

– Но… – пробормотал управляющий, – король…

– Раз, – сказала Фу.

– Пожалуйста …

– Два.

– Довольно! – выкрикнула Русана.

Фу ждала. Ветер легонько дернул ее за робу и отпустил.

– Пятьдесят нака. – Губа Русаны презрительно скривилась, а бриллиантовые когти защелкали быстрее. – И мы простим вашу дерзость.

Управляющий издал хриплый вздох облегчения.

– Благодарю вас за вашу безмерную щедрость, ваше ве…

– Три, – сказала Фу.

Когти Русаны замерли, впившись в прикрытое шелком бедро.

При счете десять слуга королевы был послан бегом. На счет семьдесят он вернулся и сунул в руки Фу тяжелый мешочек из парчи.

Вес не выдал сути содержимого, но ему на помощь пришел тихий зуд колдовства, отдавшийся эхом в ее костях. Каждая семья в Саборе хранила свои зубы на тот случай, если придется призвать Ворон с пустыми руками. Каждый зуб был на вес золота, но только для Ворон, которые слышали его шепот. Некоторые стоили дороже – кусочки удачи Сизарей или убежища Воробьев, – когда какой-нибудь Вороне они требовались.

Никто из королей веками не платил причастного. Но сегодня Фу пришли забрать плату.

Редкая коллекция зубов похрустывала в парчовом мешочке – целые зубные династии Фениксов, тысячи молочных зубов и даже зубы, выдернутые у трупов.


И теперь ее стая Ворон владела ими всеми, такими бесценными.

Из-под маски Фу полоснула улыбка острее стали. Вот почему они называли это Танцем денег.

Тонкие, как бритва, линии появились в уголках безупречных, плотно сжатых губ Русаны, и Фу восприняла это как личную победу. Она изобразила торжественный шутовской поклон, отошла назад и передала мешочек Па.

Он поднял кулак. Танец остановился. Во дворе воцарилась звенящая тишина. Веревки были подняты, ноги снова зашагали маршем, и толпа перевела дух, когда телега наконец покатилась к воротам.

Фу остановилась, замерла и вернулась обратно.

Королева в смятении бросила на нее горящий взор.

– Что еще вам нужно? – Русана дала отмашку страже.

Все Соколы встали на изготовку с копьями наперевес.

Один из браслетов королевы привлек внимание Фу, когда на него упал отсвет факела: тонкая работа из серебра и жемчуга, изготовленная в виде гирлянды из белых цветков олеандра.

На мгновение Фу показалось, будто бриллиантовые когти стискивают ей горло.

Она сделала вдох и поддалась успокаивающему действию мяты. Олеандр может носить кто угодно. Он вообще ничего не означал, тем более на королеве. И даже если бы и означал… что ж, Вороны уже направлялись прочь из дворца. Фу просто позаботится о том, чтобы они ушли быстрее.

Она вырвала из рук управляющего кошку.

– Это тоже.

Кошка не сопротивлялась, пока Фу спешила следом за телегой, только уткнулась мордочкой в изгиб ее локтя и заурчала. Когда они оставили ворота позади, она уже мурлыкала.

Фу решила, что кошка ей симпатична. Все, что радо покинуть королевский дворец, обладало хорошим вкусом.





* * *


Путь из стольного града Думосы был долгим и немногословным. Дорогу озаряли только их факелы да редкие голубиные лампы в окнах домов. Фу была готова поклясться, что остальные Вороны испытывали то же сдавливающее горло нетерпение миновать городские стены раньше, чем их нагонят Охотничьи касты. Каждая Ворона знала, что означает нести мешочек с зубами Фениксов. И сейчас все они гадали про себя, позволят ли им вынести его за пределы Думосы.

Фу чувствовала взгляды из-за решетчатых ставней или через дырки от сучков в досках, пока они проходили пять павильонов куртизанок Лебединой касты, шли между гранитными колоннами Магистратного ряда, даже в районе Сизарей, где грязные лица смотрели сквозь трещины в стенах хибар и плевали Воронам вслед, чтобы отпугнуть беду.

Она внимательно следила за тенями и не раз замечала, как Па тихонько похлопывает себя по груди, чуть пониже ожерелья из зубов на шее. Если мертвые боги будут к ним сегодня милостивы, ему не придется прибегать к их помощи.

Но уж если Фу за эти годы усвоила что-то крепко-накрепко, так это то, что, когда дело касалось Ворон, мертвые боги скупились на доброту.





* * *


Была уже почти полночь, когда они ступили на Лигов мост через Кайму. Могучая река грохотала всего в нескольких сотнях шагов под ними, однако для убийства этого расстояния вполне хватило бы, не то, что лиги. Все десять минут, пока они шли по нему, Фу тщательно просчитывала каждое свое движение.

Ощутив под своими шипованными подошвами гравий вместо булыжника, Фу задержала дыхание. Если королевичи хотели бы заграбастать свои зубы обратно, Охотничьи касты ударили бы именно здесь.

Все Вороны напряглись, пытаясь уловить малейший намек на преследование. Протяжная, пугающая тишина простиралась перед ними, как предательски тонкий и хрупкий первый лед, пока Фу прощупывала взглядом каждый листок в поисках засады.

Ничего не последовало.

Возможно… только возможно… они выбрались.

Кто-то резко вдохнул. И раздался оглушительный крик:

– Я ПАРНЯ ИЗ-ЗА МОРЯ ЗНАЛ. ОН РЕДКИМ ДАРОМ ОБЛАДАЛ…

Голос Сумасброда расколол ночь подобно топору, зарядив самую неприличную из дорожных песен, какие Па разрешал им петь в присутствии Фу. Остальные участники стаи разразились душераздирающим хохотом, чуть не рыдая от облегчения.

– Двенадцать печей, Фу! – Негодница изо всех сил вцепилась в телегу, колошматя себя по колену. Ей было почти столько же лет, сколько Па, и обладала она в два раза более переменчивым, чем у него, нравом, – одна из немногих, кто знал Па, когда его еще звали Дворнягой, а не Вождем. Она забрала у Фу кошку и почесала ей лоб. – Я думала, ты попросишь королеву подкинуть нам еще и корону за все наши беспокойства!

– Что толку от короны? – протянул из-за спины Негодницы Обожатель. Приступ веселья смягчил даже его постоянно суровый голос. – Она точно так же могла бы попросить шлепнуть короля. Возможно, Ее Высочество согласилась бы охотнее.

Сумасброд, у которого на титулы была аллергия, подхватил Фу за руки и закружил ее в умопомрачительном вихре, выкрикивая очередной пошлый и анатомически невозможный стих насчет «парня из-за моря». Фу не сдержалась, запрокинула голову и рассмеялась. Да, им еще предстояло пройти немало лиг и сжечь тела, но… но у нее получилось.