Спасти Феникса

В кои-то веки она заставила дворец заплатить.

– Постой, постой! – Сумасброд задыхался от смеха, хватаясь за живот. – Меня сейчас вырвет!

Они притормозили в пьяном наклоне рядом с Па. Он ведь имел все основания веселиться вместе с остальными.

Он даже не снял маски и теперь смотрел назад, на Думосу.

– Ну же, вождь… – начал Сумасброд, однако Па оборвал его.

– Ничего еще не закончено. Плясать будете, когда тела сожжем. – Па свистнул, призывая двигаться дальше.

Негодница передала кошку обратно Фу и покачала головой вслед Па. Ворон снова охватило беспокойство. Сумасброд продолжал тихо напевать, Обожатель через несколько шагов стал ему вторить, но в целом телегу, покатившую дальше, сопровождало молчание.

Разбросанные вдоль дороги хижины и склепы богов постепенно уступили место лесу искореженных, укутанных лишайником деревьев. «Парень из-за моря» затих, сменившись другой песней, еще более громкой и уверенной. Скоро единственным напоминанием о Думосе стали золотистые всполохи над темными холмами да редкие искорки между стволами.

– Здесь.

Голос Па прорезал ночь, отсекая последнюю строчку походной песни. Он воткнул свой факел в мягкую придорожную грязь. Телега со скрипом остановилась. Па снял маску и кивнул в сторону Фу и кошки.

– Нет такой твари, которую нельзя съесть, девочка.

– Это не тварь, она моя, – ответила Фу. – Моя доля причастного.

Па хохотнул.

– Клянусь дерьмом Завета, она твоя, Фу, а вот про твою долю мы поговорим позже. И как же ее в таком случае зовут?

Она вспомнила физиономию управляющего, которого вот-вот могло вырвать, вспомнила танец Сумасброда и ухмыльнулась:

– Блевотка.

– Годится. – Па пригладил ладонью лысину. Все его волосы давным-давно мигрировали на юг, к короткой бороде с проседью. – А теперь давайте-ка займемся мальчишками.

Фу прислонилась к краю телеги и осмотрела два савана, валявшихся среди вязанок хвороста.

– Большие, – сказала она. Принц был почти на год ее старше, и явно эти двое гораздо лучше питались. – Не знаю, хватит ли дров на обоих.

– Вполне, если мокнем их в трупожар, – предположил Подлец, привалившись к телеге с другой стороны.

Теперь Фу мешал только клюв. Она посадила Блевотку на телегу, откинула капюшон, распустила шнурки маски, оставив ее висеть на шее, и провела рукой по стриженным до подбородка черным космам. Какое счастье вдыхать чистый ночной воздух, а не дворцовый фимиам или выдохшуюся мяту маски.

Заразы она могла не бояться. Считалось, что каждая Ворона напортачила по-крупному в прежних жизнях, причем настолько, что Завет покарал их чумой и обрек на искупительное существование во имя обуздания этой болезни. Что, согласно представлениям о грехе, Вороны рождались уже в долгу перед Заветом. Что, пока они не выплатят долг, их не возьмут в новую жизнь.

По крайней мере, так говорили. Фу не знала, насколько этому можно верить. Но жесткая, как железо, правда заключалась в том, что Чума Грешника не трогала только Ворон.

Трупы мальчишек еще не начали смердеть, однако ее по-прежнему передергивало при виде малиновых пятен на саванах. Из всех обязанностей вождя перерезание глоток пугало ее больше остальных.

Она протянула руку и пощупала то, что из двух окровавленных куколок представлялось трупом более благородного происхождения.

– А они настоящие, королевские, Па?

– Только один. Второй – его двойник.

Фу стягивала полотно до тех пор, пока свет от факела не упал на лицо мальчика, словно покрытое пятнами ржавчины. Он как будто спал, и лицо было чуть испуганное. Быть может, когда нож Па коснулся его горла, он еще бодрствовал.

Она скривила губы.

– Так вот как выглядит грешный принц.

Труп мальчика сел.

– Вовсе нет, – сказал он. – Но мне говорили, что я весьма похож.





Глава третья

Заветная клятва






Фу вовсе не собиралась бить мальчика, но все-таки ударила.

Кричать она тоже не собиралась, но и крик вырвался, причем исступленный. Что сопровождалось приземлением на задницу, когда она отшатнулась назад и споткнулась. Ругань Подлеца и рык хохочущего Па только добавили ее панике грязи.

Мертвый мальчик высвободил левую руку из бинтов и поморщился, ощупывая челюсть. На его простой рубахе с длинными рукавами запеклась кровь, так что не разобрать было, есть ли там свежие пятна. Фу уже пыталась нашарить первый попавшийся камень, поскольку второй саван тоже зашевелился.

– Вот так, вот так, – приговаривал Па, смахивая с глаз слезы и склоняясь над телегой, чтобы помочь бывшим трупам освободиться. – Вы напугали мою девочку.

– Вы преуменьшаете, – сухо ответил мальчик. Он бросил взгляд на извивающийся под боком саван. – Жас, как твой личный телохранитель, я обязан тебя предупредить… – Он указал на Фу. – Эта из пугливых.

Мысли в опустевшей голове Фу порхали, жужжали и выписывали бесполезные круги. Мертвецы двигались. Мертвецы разговаривали.

Мертвецы не были мертвыми.

– Ай! – Телохранитель соскользнул с телеги и поморщился, когда его затвердевшая от крови рубаха издала треск. – У свиней всегда такая мерзкая кровь! В следующий раз, когда буду разыгрывать свою смерть, выберу что-нибудь поэффектнее. Я слышал, сейчас в моде отравления.

– Па. – Ее голос прозвучал сдавленно. – Мы что, похитили королевичей?

Ухмылка Па растянулась от уха до уха. Он обожал добрые шутки, однако Фу не была уверена в том, что каста Фениксов сочтет похищение их наследников столь уж забавным.

– Я ж тебе сказал, Фу, только одного. И лишь на основании их любезной просьбы.

Принц и страж. Выходит, Феникс и его Сокол. Фу не знала, кричать ей или смеяться. Возможно, это всего лишь слишком яркий кошмар. Если им повезет…

– Вы уверены, что за нами нет хвоста?

Тихий голос принадлежал мальчику, которого телохранитель назвал Жасом.

Жасимир. Имя кронпринца знал каждый. Пока принц выпутывался, ни он, ни его провожатый будто не замечали, как все вокруг стихло, словно пение птиц перед бурей. Вороны глазели на лордиков так, будто из саванов выползали две змеи-близняшки. При свете факелов два измазанных кровью паренька были почти неразличимы: широкие лица с острыми скулами, лоснящиеся черные хохолки, свободные льняные рубахи и штаны. Однако, если страж-сокол был само добродушное спокойствие, принц был мрачен, будто и в самом деле оказался на своих поминках.

Но для того чтобы встревожить Па, короны и урона было недостаточно.

– О да, хвост был. – Он сорвал с ожерелья один зуб и отбросил в сторону. Фу поверить не могла, что он спалил целый зуб Воробья, а она этого не засекла. – Двое ищеек королевы. Они увязались за нами до самого моста, но дальше не пошли.

– Дворняга.

Принц, Сокол и Па дружно подняли головы. Негодница уже тоже сняла маску. Фу знала, что, если она зовет Па Дворнягой, жди представления.

– Сдается мне, ты тут потакаешь нуждам королевских выкормышей, – заворковала та, повышая голос. – Но смею ли я надеяться, что когда-нибудь случится чудо и ты соблаговолишь посвятить свою родню в ту вздорную, самоубийственную, безмозглую интригу, в которую ты нас втянул?

Страж-сокол первым сделал шаг к Негоднице.

– Разумеется, я приношу наши извинения. Мы были невнимательны. – Он легонько стукнул себя правым кулаком по губам и приветственно вытянул руку. Застигнутая врасплох Негодница проделала то же, и все закончилось коротким рукопожатием. – Меня зовут Тавин. Уверен, вы уже сообразили, кем является мой друг.

– Отчасти да, – сказал Подлец, растягивая слова и облокачиваясь на телегу. В голосе его звучало раздражение, которое появлялось, когда он нарывался на драку. – Дворец надоел, кузены?

От иносказательного оскорбления лицо принца потемнело. Не успел он ответить укусом на укус, его Сокол отмахнулся.

– Обычно я не пускаюсь в богохульства со скуки. Однако повторные попытки убийства, как правило, мотивируют человека.

Негодница нахмурилась.

– Если вы не начнете выражаться понятным языком, я пошла, и хрен вы меня найдете.

– Тогда перефразирую, – сказал Сокол. – Русана хочет, чтобы мы умерли.

– Она хочет, чтобы я умер, – поправил принц Жасимир. – Она хотела этого с тех пор, как заставила отца впустить ее на правах жены в касту Фениксов, а теперь хочет еще сильнее, поскольку родила собственного принца. Сначала был несчастный случай на охоте, потом змея в купальне, потом толченое стекло в вине… и это не прекратится, пока ее самой не станет. Или меня.

Негодница махнула рукой в сторону дороги.

– Тогда вы молодцы! Дали ей ровно то, что нужно. Так что теперь, когда мы вытащили вас на свободу, мы пойдем своей дорогой, лады?

Сокол – он сказал, что его имя Тавин, – не ответил и вместо этого протянул руку Фу:

– Кстати, прости, что напугали.

Она позволила ему помочь ей встать на ноги и только тогда вырвалась.

– Можешь не прощать меня за то, что я тебе вдарила.

– Вероятно, ты еще не раз так скажешь. – Он оскалился, сверкнув зубами. – Жас и я вынуждены провести с вами еще несколько дней.

Па застыл со скрещенными руками.