Сломанные девочки

Глава 17





Роберта


Бэрроне, Вермонт

Ноябрь 1950 г.

Ученицы Айдлуайлда ненавидели почти все предметы в школе, но в особенности – еженедельные занятия по садоводству. Скорее всего, их включили в расписание из-за какого-то смутного представления, будто будущим домохозяйкам придется выращивать овощи самостоятельно. Или же предполагалось, что школа должна сама себя обеспечивать, как женский монастырь. Как бы там ни было, каждая девочка из Айдлуайлда была вынуждена в течение одного часа в неделю безнадежно копаться в саду, тыкая тяпкой в мертвые растения и стараясь не запачкать грязью форму.

Начинался ноябрь, жесткий и стылый. Роберта вместе с четырьмя другими девочками стояла в очереди за садовым инвентарем, который выдавала миссис Пибоди.

– Весной мы планируем посадить латук, так что сегодня нужно подготовить под него грядку, пока земля не промерзла. – Она указала на обведенный известкой участок земли, покрытой камнями и пожухлыми сорняками. – У вас есть час, девочки. За работу.

Роберта посмотрела на стоявшую рядом Соню. Та куталась в старое шерстяное пальто. Лицо у нее было несчастным, тонкие руки лежали на ручке лопаты.

– Ты в порядке?

– Воп. – Соня вытерла нос тыльной стороной ладони. Она всегда переходила на французский, когда уставала.

Роберта застегнула воротник пальто, чтобы он закрывал горло, и начала копать. Девочки ненавидели не работу, а сам сад. Его разбили в том месте, где тени от главного корпуса и столовой накладывались друг на друга, и в любое время года в нем было сыро, холодно и пахло плесенью. Окна обоих зданий слепо смотрели на работающих девочек. В Айдлуайлде ходила легенда, что в саду похоронен ребенок Мэри Хэнд, и это не прибавляло занятиям по садоводству популярности. Всякий раз, приходя сюда, Роберта ожидала наткнуться на зарытые в земле детские кости.

Девочки работали, согнув спины, и от их дыхания в ноябрьском воздухе висел парок. Внутренний двор школы освещало яркое солнце, отчего казалось, что в саду еще темнее. У Роберты хлюпало под ногами. Так как в саду всегда было сыро, то, когда она переворачивала лопатой землю, по металлу стекали струйки воды.

Мэри ван Вортен подняла голову и уставилась на Соню.

– Ты не копаешь, – сказала она, поджимая губы на своем круглом бледном лице.

– Копаю, – мрачно ответила Соня, загоняя лопату в землю.

– Нет. Нужно копать сильнее, как мы.

– Отстань от нее, – сказала Роберта. Она наблюдала за Соней краем глаза. Та крепко держала лопату, вгоняла ее во влажный грунт, но поднимала на ней слишком мало земли. Зубы у Сони стучали. Она была маленькой, но сильной, и на нее такое отношение к работе было не похоже. – Соня? – мягко спросила Роберта.

– Все хорошо. – В подтверждение своих слов Соня снова вогнала лопату в землю.

– У тебя даже ямка не образуется, – настаивала Мэри.

Соня подняла голову.

– Идиотка, – огрызнулась она. Руки у нее дрожали. – Тебе никогда не приходилось копать. По-настоящему копать.

– О чем это ты? Я копаю прямо сейчас.

– Заткнись, Мэри, кажется, с ней что-то не так, – подала голос Маргарет Кевин.

– Замолчите! – закричала Соня, к удивлению всех. Роберта никогда не видела, чтобы ее подруга так бесилась. – Просто заткнитесь и отстаньте от меня!

Они продолжили копать в молчании. Роберта посмотрела назад через плечо и увидела, что миссис Пибоди стоит у двери в учительский корпус с сигаретой в руке и что-то шепчет миссис Вентворт. После чего обе рассмеялись и миссис Вентворт покачала головой. Учителя стояли в круге солнечного света, и Роберте из темноты сада казалось, будто она подсматривает за ними через дверь в другой мир.

Она посмотрела вниз, на землю. Отвратительные комья грязи походили на кости – в этом месте Роберта всегда думала о костях младенца: пальцах, ножках, маленьком черепе…

«Прекрати. Не думай об этом».

Ее лопата соскользнула, и на секунду она увидела на металлическом полотне что-то белое и мясистое – бесформенное, мягкое и подгнившее. Содрогнувшись, Роберта отбросила лопату и уже готова была завизжать, когда поняла, что просто разрезала лезвием большой гриб, росший в холодной сырой земле.

Она постаралась успокоиться, но тут поблизости раздался вздох. Обернувшись, Роберта увидела, как Соня опускается на колени в грязь. Она все еще держалась за лопату, и ладони ее скользили вниз по древку. Роберта наклонилась и схватила подругу за плечи.

– Я все сделаю, – сказала Соня. Голова у нее наклонилась так низко, что лоб почти коснулся земли, а глаза закатились.

– Миссис Пибоди! – закричала Мэри ван Бортей.

– Соня! – прошептала Роберта, сжимая ее плечи.

Но они опали еще сильнее, с губ Сони на землю капнула слюна, и она совсем обмякла, закрыв глаза. Роберта продолжала крепко ее держать – Соня почти ничего не весила.






* * *


– Ты хорошо спишь? – спросила медсестра мисс Хедмейер. – А ешь?

– Да, madame. – Голос у Сони был слабый и усталый.

Мисс Хедмейер провела пальцами у нее за ушами и в области нижней челюсти, проверяя состояние лимфатических узлов.

– Отека нет, жара тоже. Что еще?

– У меня голова болит, madame.

Роберта покусывала большой палец, наблюдая, как мисс Хедмейер достает из шкафа бутылочку аспирина и вытряхивает оттуда несколько больших таблеток.

– Я уже сталкивалась с подобным, – сказала медсестра.

Волосы у мисс Хедмейер были светлыми, а нос покрыт россыпью необыкновенно ярких веснушек. Она не только лечила девочек в Айдлуайлде, но и преподавала им примитивный курс естественных наук, который в основном состоял из таблицы Менделеева и описания процесса фотосинтеза. Иногда к ним добавлялись объяснения, откуда берутся снег и дождь. Судя по всему, серьезная наука будущим домохозяйкам была ни к чему.

– Так бывает, когда девочек заставляют заниматься физическим трудом в эти дни. Я права?

Соня моргнула и промолчала, но Роберта заметила выражение унижения на ее лице.

– Отдохни немного, – сказала мисс Хедмейер, потрепав Соню по рукаву толстого форменного свитера. – Девочкам вроде тебя нужно быть тверже. С тобой все в полном порядке, и тебя здесь хорошо кормят.

– Да, madame, – практически прошептала Соня.

– И поменьше французского, мы в Америке. – Медсестра повернулась к Роберте: – Я скажу миссис Пибоди, чтобы отпустила тебя с ней на следующий час. Нужно проследить, чтобы она снова не упала в обморок. Раз ты в хоккейной команде, миссис Пибоди вряд ли будет против.

Роберта опустила глаза.

– Спасибо, мисс Хедмейер.

Когда они вышли из лазарета, Роберта взяла Соню за руку. Некоторое время она размышляла, не стоит ли закинуть ее руку себе на плечо и довести подругу до спальни, но Соня держалась прямо и даже сама поднялась по лестнице. Все это время она смотрела в пол и не выпускала ладонь Роберты из своей ледяной потной ручки.

В спальне Роберта помогла Соне снять промокшие грязные ботинки и чулки. Они не разговаривали. Роберта повесила чулки сушиться на дверную ручку, потому что сухую грязь было легче счистить, чем мокрую. Соня забралась под свое одеяло прямо в юбке и свитере и сложила руки на груди.

Роберта сбросила свои туфли, присела на край кровати и вгляделась в бледное лицо подруги.

– Расскажи мне, – сказала она.

Соня смотрела на деревянные планки второго яруса кровати.

– Это грустная история.

– У нас у всех есть грустные истории, – ответила Роберта, думая про дядю Вэна. – Пожалуйста, – добавила она неожиданно для себя.

Кажется, эта просьба удивила Соню. Она взглянула на Роберту, потом снова отвела глаза и покорно заговорила:

– Моя мама раздавала листовки Сопротивления во время войны. Забирала их в типографиях и тайно перевозила в те места, где они были нужны. А я ей помогала.

Роберта снова начала покусывать палец. Это было во Франции? Что за листовки? И против кого было сопротивление – против Гитлера? Она ничего не понимала. Девочкам их возраста никто не рассказывал о войне. У некоторых были братья или кузены, которые отправились на войну и не вернулись или стали такими, как дядя Вэн. Но никто из них не упоминал никакого сопротивления. Роберте хотелось узнать больше, и она кивнула.

– Мы знали, что это опасно, – сказала Соня. – Папу к тому времени уже отправили в Дахау. Он был писателем и про все говорил прямо. Его забрали рано, но нас не тронули, потому что мамин отец когда-то работал на правительство.

А зимой 1944 года арестовали и нас тоже. Мне было девять лет.

Роберта старалась дышать как можно тише.

– Сначала нас отправили в тюрьму, – продолжала Соня. – Там было не так уж плохо. Мама пыталась сделать так, чтобы нас там и оставили из-за дедушки. Но он к тому времени уже умер, и поэтому нас посадили в поезд и отвезли в Равенсбрюк.

– Что такое Равенсбрюк? – не сдержавшись, спросила Роберта.

– Концлагерь.

– Как Аушвиц?! – Это название она знала. Однажды в кино перед фильмом показывали черно-белый новостной ролик – ворота, железнодорожные пути, что-то про освобождение. Это было незадолго до возвращения дяди Вэна.

– Да, только для женщин. И детей, – сказала Соня.

Роберта захлопала глазами от удивления, но Соня, кажется, этого не заметила.