Шаг к цели

Лаврентий, а потом Семен Иванович со шмотками мне помогли, поэтому не сильно переживал, до тех пор пока с удивлением не обнаружил, что почти все вещи малы. Даже к зеркалу отправился, пытаясь понять, что не так. Ну, когда попал в этот мир, тело уже сформировалось, однако за год нарастил мышцы, появились очертания пресса на животе, бицепсы и трицепсы, естественно, и массу тела нарастил. Хм, не качок, в этом надобности нет, правильные черты лица, если не считать, что не отрастил усов и бороды, как в данное время модно. Внешность славянская, но при встрече никто не сможет сказать, что произошел из семьи крестьян, есть что-то такое во взгляде карих глаз. Сам удивился и попытался расшифровать. Уверенность? Целеустремленность и независимость? Хрен его знает, но что-то присутствовало такое, чего даже в родном мире не ощущал.

– Странно, что старая одежда мне впору была, – задумчиво потер щеку и принялся сравнивать свои поношенные и пришедшие в негодность шмотки с неодеванными.

Разгадка оказалась проста: кое-где растянут материал, где-то швы немного подразошлись, тут используется в большей степени натуральный хлопок, вот это все и объясняет. Но от этого-то не легче! У меня вырвалась реплика:

– Мне нечего надеть! – после чего расхохотался, даже за живот схватился, да так это резко сделал, что плечо прострелило, а ребро в грудине заныло.

Н-да, гематомы и синяки у меня знатные. Хорошо хоть на лице особых следов нет, в этом плане мне крупно повезло. Кстати, нужно бы ранением заняться. Повязка от крови не промокла, да и не получится рану обработать самостоятельно, если только на ощупь этим не заниматься, к чему желания нет. Решил плюнуть, а при случае попросить профессора или сестру милосердия. Кстати, сестричек нам стоило бы еще набрать, например, переманить Мартину служанку, девушка она напористая. Гм, это во мне говорит неудовлетворенность, что облом произошел, когда Катька заявилась. Вот и чего бы сестрице не отыскать меня на часик попозже? Необходимо мысли переключить, а то мозг начинает картинки похабные рисовать, а организм молодой на них свою реакцию выдает. Принял холодный душ, подобрал на завтра одежду. Да, маловата, но деваться некуда, придется вновь гардероб обновлять. С этими мыслями и уснул, спал, честно говоря, фигово, сны задолбали эротические. Встал разбитый и с явным жаром – плечо дергало, и, похоже, рана стала воспаляться.

В ближайшем кафе перекусил и отправился на встречу с профессором. Семен Иванович меня дожидался у парадного крыльца министерства, он прохаживался, помахивая своим саквояжем, и выглядел абсолютно спокойным, чего обо мне не скажешь. Поздоровавшись, мой компаньон предложил:

– Иван Макарович, дорогой, реалии и тонкости общения тебе вряд ли известны, предоставь говорить мне, а сам отвечай односложно или сразу на меня ссылайся.

– Считаете, что такая тактика окажется успешной? – недоверчиво покачал я головой. – Если у нас в совете нашлись противники, то они попытаются ударить по слабому, коим заведомо им я представляюсь.

– Признаю, недруги у меня имеются, – поморщился профессор. – Однако в данном случае разговор пойдет о спасении тысяч, если не больше, больных.

– И даже сотен тысяч, – поправил я Портейга.

Тот на меня изумленно посмотрел, а потом снял пенсне, пихнул мне в руки саквояж и принялся тереть стекла своих очков. Лоб профессора прорезали глубокие морщины, он шевелил губами, словно сам с собой разговаривал. Не поднимая на меня взгляда, произнес:

– Ты прав, сложно представить: то, что мы в руках держим, – просто мировое достояние. Этому лекарству нет цены, и понятно, из каких побуждений ротмистр Ларионов так печется о моей фигуре. Кстати, наш пациент, Анзор который, сегодня меня познакомил с пятью молодыми людьми, представив тех как мою охрану от благодарного сообщества. Представляешь? Никогда бы не подумал, что вор проявит подобную заботу!

– Хм, вероятно, он сумел сопоставить разрозненные факты и, возможно, переговорил, не сам, разумеется, с теми, кто хотел заполучить рецептуру антибиотика, – предположил я.

– Ваня, считаю, что необходимо пошагово расписать приготовление лекарства и положить в банк, – сделал заключение профессор.

– И если с нами, точнее с вами, что-то произойдет, то труд не пропадет? – продолжил я его мысль.

– Да, мы не вправе думать лишь о себе.

– Для этого и собираюсь организовать промышленное производство. Если сможем выпускать лекарство в больших объемах, то его себестоимость упадет, а ставить заоблачные цены не станем. Если же сейчас опубликовать все изыскания, то рынок кто-нибудь захватит, но цены взвинтит, а конкурентов постарается с дороги устранить, – ответил я компаньону.

– Но мы же на этом заработаем… – Портейг водрузил пенсне на нос, снял его и вновь вернул на место.

Похоже, до профессора начали доходить открывающиеся перспективы.

– Потребуются бесконечные вложения, – спокойно сказал я, для самого себя выстраивая цепочку действий. – Понадобятся лаборатории, персонал, ученые, очень много людей и техники. Придется курировать, а то и покупать медицинские журналы, в смысле их редакции. Возможно, возникнет необходимость открыть фармацевтическую школу. Даже сложно представить весь объем предстоящей работы.

– Ну у тебя и замыслы, – покачал головой Семен Иванович.

– Одно вытекает из другого и третьим погоняет, – усмехнулся я. – Останавливаться на достигнутом не только глупо, но и преступно.

– Пойдем на совет, нас там могут разбить в пух и перья, вот и будет тебе корпорация с заводами и фабриками, – пробубнил Семен Иванович, а потом чуть слышно добавил: – Грандиозные планы, но каким образом это поднять в наших реалиях – не представляю.

Здание министерства внушало уважение, правда, первые этажи были отданы под различные полицейские службы. Даже ротмистр Ларионов и то на третьем этаже расположился, а как мне пояснил Семен Иванович, чем выше находится один из компонентов управления империей – тем меньший вес имеет в глазах чиновников. Ну, вероятно, так оно везде и есть. Но здание было величественным, красивым и солидным, с колоннами на входе, охраной, всего же этажей я насчитал семь, правда, не думаю, что каждый отведен под одну структуру.

– Культура и просвещение на последних этажах? – предположил я.

– Ваня, – расплылся в улыбке Семен Иванович, – ты угадал ровно наполовину! Просвещение – да, а культурный досуг занимает почетный третий этаж, точнее, его часть.

Мы же направились на пятый этаж, где нас сопроводили в приемную перед залом заседаний, как гласила табличка на широких дубовых дверях.

– Ни чая, ни кофе не предложили, – огорченно констатировал Семен Иванович. – Дурной знак!

– Раньше предлагали? – поинтересовался я, прохаживаясь вдоль стены, увешанной картинами.

– Пару раз здесь бывать доводилось, всегда относились с уважением, – ответил профессор, расположившись в кожаном кресле.

Приемная была богато обставлена, не жалели денег на удобство чиновников, правда, как мне известно, в Медицинском совете числились действующие врачи и хирурги.

– Прошу, вас ожидают, – вышел из зала молодой человек, держа перед собой стопку листов.

Большой кабинет с длинным овальным столом, и на нас смотрят человек двадцать. Лица у многих хмурые, явно заранее выражали недовольство, но имелись и улыбки, предназначенные профессору. Один грузный мужик и вовсе привстал со своего кресла и кивнул Семену Ивановичу. Присутствие генерал-штаб-доктора, как и лейб-хирурга, сидящего с ним рядом, меня не обеспокоило. А вот то, что во главе стола стоял не подпадающий под описание профессора человек, – озадачило. На Медицинском совете командовал господин Рагозин Лев Федорович, но у него должна иметься борода, да и телосложением он мне представлялся не таким грузным. У данного же господина усы пышные и седые, а сам он в теле.

– Попрошу к вашему столу, – указал нам секретарь на приготовленное место для меня и Портейга.

– Кто ведет заседание? – шепотом спросил я у своего компаньона.

– Министр, Плеве Вячеслав Константинович, – ответил мне тот.

– Министр чего? – уточнил я, так как историю учил плохо, да и люди тут могут другие у власти стоять, различия-то имеются, и немалые.

– Всего – внутренних дел империи, – нервно ответил профессор. – Что-то не по чину нас встречают. Рагозин рядом с Плеве сидит, и явно не за первым последнее слово.


Пока мы раскладываемся, профессор достает из саквояжа бумаги, я собственные раскладываю, в зале стоит шепоток, и, как мне кажется, удивленный.

– Что ж, господа, приступим, – произнес Плеве. – Известный нам вопрос озвучит генерал-штаб-доктор Петр Павлович Грин.

Названный встал, пригладил усы и хмуро в нашу сторону посмотрел. А вот министр сидит и задумчиво в пальцах карандаш крутит. Интересно, о чем он думает?

– Господа, – пару раз кашлянув, начал свою речь генерал, – на заседании Медицинского совета рассматривается вопрос о возможной выдаче патента на лекарство и разрешения на его применение. Также нам предстоит решить вопрос о законности проведения господами Портейгом и Чурковым лечения больных и организации больницы, которая не входит в имперский перечень и реестр.

– Прямо судилище какое-то, – возмущенно поделился я своими наблюдениями с профессором, краем уха слушая перечень всего, что мы нарушали и к каким это могло привести последствиям.

– Главное, чтобы угрозу эпидемии в вину не поставили, – мрачно ответил мне Семен Иванович.

Перечень прегрешений оказался длинен, мне приплели и незаконное врачевание непонятными методами. Обман и шарлатанство, даже прозвучало про подлог больных, которые якобы и не болели, а просто притворялись. Правда, когда хотел возмутиться, профессор, сидящий рядом и слушающий обвинения внимательно, мне этого сделать не дал:

– Ваня, не суетись, они решили все, что можно, смешать в одну кучу, и частности не так опасны. Законов, актов и подактов, к сожалению, множество, найти там, что тебе нужно, легко, но вот доказать… – Он чуть усмехнулся. – Мне непонятно только одно: для чего тут цирк устроили?

Минут десять господин Грин зачитывал по бумагам обвинения, а потом добавил от себя, совершенно неожиданно:

– Господа, все, что я тут озвучил, существует в правилах и законах, при желании любого имеющего даже отдаленное отношение к медицине можно обвинить в каком-либо грехе. Призываю тщательно во всем разобраться, а новые методики лечения не отвергать огульно. У меня все. – И генерал-штаб-доктор сел в кресло.

– Кто желает высказаться? – поинтересовался министр.

Как ни странно, желающих не нашлось. Зато когда предложили задать нам вопросы, они посыпались словно из рога изобилия. Мы с Семеном Ивановичем даже не попытались ни на один вопрос ответить. Заседание превратилось в базар!

– Тихо! – встал Плеве, предварительно хлопнув ладонью по столу. – Что за бардак? Ученые же мужи, практикующие врачи! – покачал он головой. – Предлагаю высказаться, – поискал на столе бумагу, а потом озвучил: – Господину Ивану Макаровичу Чуркову. Попрошу вас, Иван Макарович, говорить кратко и по делу.

Честно говоря, как я ни готовился, а оказался совершенно не готов. Деваться некуда, встаю и решаю начать с лечения графини, но предварительно сказав:

– На часть вопросов готов дать ответы уважаемым господам. Много говорить не стану, но попрошу не перебивать, а вопросы задать после. И, если можно, попрошу принести стакан и графин с водой, в горле пересохло. – Стоя перебираю бумаги, приводя мысли в порядок и радуясь про себя небольшой паузе. Мне и вода-то для того потребовалась, чтобы, когда последует неудобный вопрос, сделать вид, что пью. Секретарь принес графин и стакан, поставил передо мной и удалился за свой стол, взяв в руки ручку, собираясь конспектировать мою речь. – Господа, когда возникает какой-то призрачный шанс помочь больному, каждый из здесь присутствующих готов идти на риск. При встрече с графиней Смеевой произошла именно подобная ситуация. Мария Александровна чувствовала себя неважно, и врачи поставили неутешительный прогноз. Зная народные и, возможно, забытые методы лечения, я предложил ей попытаться излечиться. Результат известен, у Марии Александровны наступила ремиссия, признаков болезни не осталось. Однако говорить о том, что она полностью выздоровела, не возьмусь, как, впрочем, и каждый из сидящих здесь. Помогло мое лечение или сложился ряд случайностей, приведших к счастливому концу, – развел я руками, – доказательств, кроме хорошего самочувствия графини, не существует. Граф Потоцкий, – сразу перешел к одному из проблемных мест обвинений. – Мальчик находился на краю, в нашем же распоряжении с Семеном Ивановичем, – чуть поклонился я профессору, – на тот момент уже имелось лекарство, но в стадии тестирования и исследований. Подавать заявку на патент мы не могли, для этого необходимо подготовить множество бумаг, а больной ждать не мог. Мальчик полностью поправился от тяжелого воспаления легких и, насколько мне известно, находится в полном здравии. Касаемо же самого лекарства… – стал я перечислять длинный список его достоинств, не забыв упомянуть и побочные свойства и что не каждому оно может подойти.

В какой-то момент, когда начал путаться в медицинских терминах, мне на помощь пришел Семен Иванович и уже сам стал сыпать латынью (я в ней ни черта не смыслю, кроме общедоступных фраз!), приводить данные своих экспериментов (их оказалось больше десятка) и наблюдений. В общем и целом у нас получился этакий научный доклад, но, по существу, кроме общих фраз, мы ничего не сказали.

– Господа, но это же совершенно ненаучно! – воскликнул господин лет тридцати пяти. – Лекарство получено в короткий срок, оно вполне может оказаться замедленным ядом! За подобное отношение…

– Синтезировать яд несложно, но компоненты нам известны, и при проверке их увидим, – возразил ему лейб-хирург.

– Если знать, что искать, а нам это неизвестно! – припечатал кто-то из совета.

Слово за слово, разгорелся спор, где от нас даже не требовали высказываться. Окончился этот базар, а иначе и не сказать, ударом кулака по столу (на ладонь никто внимания не обратил) министра:

– Господа, перечень полезных свойств впечатляет, но мы не услышали одного из главных – формулы и описания производства. Кстати, не услышали и перспектив этого, как там его… – Он заглянул в лист и прочел: – Портейницелита. Другими словами, непонятно, для чего потребовался патент? С какой целью обустроена больница? Какие дальнейшие шаги предполагаются? Возникает и множество других вопросов, к тому же не принято решения по событиям, имеющим место произойти.

Министр еще намеревался что-то сказать, но в дверь вошел гвардеец в чине поручика:

– Господа, прошу простить, срочный пакет для господина министра!

– Неси, раз вошел, – пробурчал Вячеслав Константинович, недовольный, что его прервали.

Поручик чеканным шагом, словно на параде, подошел к министру, дождался, пока тот распишется за документ, вручил ему пакет, после чего сделал пару шагов и застыл. Плеве на того удивленно посмотрел и сказал:

– Все, свободен!

– Виноват, ваше высокопревосходительство, велено лично убедиться, что конверт вы вскрыли и с бумагами ознакомились! – отчеканил гвардейский поручик.

– Даже так? – бросил взгляд почему-то на нас с профессором министр, но пакет вскрыл, извлек из него листа три-четыре и принялся изучать написанное.

– Разрешите идти, ваше высокопревосходительство?! – спросил поручик.

– Ступай, – не глядя на того, велел министр.

Посыльный удалился, в зале все взгляды устремились на министра, а тот хмурился и о чем-то сосредоточенно думал.

– Вячеслав Константинович, – обратился к министру сидящий рядом глава медицинского совета Лев Федорович Рагозин, – какие-то дурные вести?

– Гм, – прочистил тот горло, – нет, всплыли новые факты, они не подлежат всеобщей огласке, но имеют прямое отношение к нашей встрече. Предлагаю: решение сегодня не принимать, образцы лекарства… – он посмотрел на меня, – Иван Макарович, они же у вас с собой?

– Да, конечно, – подтвердил мой компаньон, полез в саквояж и, вытащив пробирку с порошком, положил ее на стол. – Разбавлять водой, вводится…

– Это всем известно, куда вы уколы делали, зачитывали обв… э-э-э… ваши действия, – прервал его министр. – Так, о чем это я? Ага, образец лекарства вы передаете нам для исследования в фармацевтическую имперскую лабораторию, там сделают заключение о его, гм… – Вячеслав Константинович подергал себя за ус, – …безвредности, и тогда патент мы выдадим. Сейчас же все свободны, кроме Портейга и Чуркова, нам необходимо переговорить.

Народ в недоумении зашушукался, но вслух недовольства никто выражать не стал. Мы с профессором переглянулись: что-то в том пакете министр получил, отчего он резко переменил к данному делу отношение. К нашему столу подошли двое мужчин и принялись с Семеном Ивановичем консультироваться насчет образца антибиотика. Как я понял, это представители фармацевтов, они уточняют технические параметры и что-то еще, не прислушиваюсь, просто стараюсь запомнить, у кого какие эмоции на лицах. А большинство не осталось безучастным от такого завершения нашего дела. Кто-то явно разочарован и говорит коллегам, что сожалеет о безнаказанности Портейга. Другие предпочитают помалкивать, некоторые и вовсе довольны, а вот пара человек всячески старается скрыть досаду, но у них это плохо получается. Почему? А хрен его знает, с наскока тут не разобраться. Постепенно в зале остались только я с профессором, министр и глава совета.

– Лев Федорович, без обид, – посмотрел Плеве на Рагозина.