Последнее «долго и счастливо»

«Возможно, это место выбрала для своих размышлений Леди Озера, – подумала Агата, всячески стараясь заставить себя думать о чем угодно, только не о Софи и Тедросе. Над головой у нее переливалось звездами ночное небо, а впереди раскинулся луг, по которому, казалось, можно было идти и идти целую вечность.

Агата остановилась, оглянулась назад, на дом, из которого она недавно выбежала в ночь. Возле него стояли, сбившись в стадо, коровы и овцы, между ними затесалось несколько свиней. Только кони продолжали носиться друг за другом по освещенной луной мягкой траве.

Кроме коней в лунном свете виднелось кое-что еще – на горизонте темнел силуэт Гальвадона и, казалось, он стал гораздо ближе, чем вчера. Теперь в блестящем как стекло защитном барьере Гавальдона уже отчетливо проглядывали пробоины.

Еще несколько сказок было переписано на новый, злой лад.

Значит, погибло еще несколько старых сказочных героев. Кто именно?

Директор школы все ближе подбирался к своей цели.

«Но что за цель он поставил? – подумала Агата. – И что ему нужно в Гавальдоне?»

«Нечто такое, что позволит ему навсегда уничтожить Добро», – всплыли у нее в памяти слова Мерлина.

Агата прикусила губу, отчаянно пытаясь разгадать самую важную и сложную в ее жизни загадку.

А потом она увидела их – две фигурки с золотистыми волосами, едва различимые на фоне маленькой дубовой рощицы.

Агата вспомнила тот миг, случившийся два года назад, когда она заметила, как Тедрос и Софи флиртуют друг с другом под деревом. Тогда Агата впервые увидела свою лучшую подругу такой счастливой, какой та никогда не была рядом с ней. И вот опять Софи наедине с тем же принцем, и опять рядом с ними нет места для нее, Агаты.

И опять нахлынуло то же ощущение беспросветного, горького одиночества.

Тогда это чувство потрясло Агату до глубины души, заставило ее потерять контроль над собой.

На этот раз она не стала сопротивляться пришедшей боли.

Она медленно и молча впустила в себя подкатившее одиночество, удержала его, чувствуя, как оно впивается своими когтями в ее сердце, скребется, словно пришедший на порог ночной зверь.

А чего мне, собственно, бояться?

И правда – чего? Она всю жизнь была одна – до того памятного июньского дня четыре года назад, когда к ней пришла Софи с корзинкой диетических хлебцев и предложила свою дружбу. До этого Агата была вполне счастлива одна, но жила как птица в клетке, никогда не поднимавшаяся в небо. По мере того как они сближались с Софи, у Агаты словно отростали крылья. Появилось желание любить и быть любимой. Появилось чувство, что вдвоем с Софи они могут противостоять всему миру.

Но увидев Софи вместе с Тедросом, Агата поняла, как сильно она ошибалась. Нить, которая связывала двух лучших подруг, какой бы крепкой она ни казалась, не выдержала и разорвалась, как только между ними вклинился парень.

После этого Агата и Софи попробовали сбежать домой. Пытались вернуться к той своей прежней и привычной жизни. Но это оказалось невозможным, как невозможно вновь стать ребенком, когда ты уже вырос.

Все это время Агата никак не могла понять, почему Софи так держится за своего Рафала… Как она вообще могла выбрать себе такого злого парня? Но сейчас, стоя посреди темного луга, Агата, кажется, поняла свою лучшую подругу. Просто, когда Агата поцеловала Тедроса и вместе с ним вернулась домой, Софи почувствовала себя такой же одинокой, как она сама в эту минуту. Еще бы, ведь ее бросили и предали двое лучших друзей!

И Тедрос в свое время тоже ощутил такую же боль, когда следил, как Софи и Агата тают в воздухе, возвращаясь в Гавальдон.

Теперь третьей лишней стала она, Агата. Если Софи и ее принц навсегда свяжут свои судьбы, все их мысли будут направлены друг на друга и дела их королевства. А Агата… Да, она останется их подругой, но все в их отношениях изменится, причем очень круто. Она не будет больше частью их общей команды. Эта команда распадется, и останутся двое – Тедрос и Софи. А она, Агата, вновь, как в детстве, будет предоставлена самой себе.

Боль в груди Агаты становилась все сильнее, обжигала, как разгорающийся костер.

Но не свою лучшую подругу и не своего принца больше всего боялась потерять Агата, вовсе нет.

Она боялась потерять саму себя.

Потерять ту старую Агату, которая умела быть одна.

Так вот почему, наверное, она так дорожила своей лучшей подругой Софи… А потом своим принцем Тедросом… Она сомневалась в них, проверяла, не верила им… И продолжала цепляться за них.

Потому что в глубине души перестала верить в себя, вот в чем дело!

Боль сделалась такой нестерпимой, что Агата закрыла глаза и начала задыхаться как утопающий…

– Я тут краем уха услыхал, что, оказывается, приглашал тебя на Снежный бал, – раздался голос у нее за спиной. – А я и не знал.

Агата обернулась и увидела Хорта в распахнутой на груди рубашке, с блестящими, влажными после ванны волосами.

Возможно, Хорт заметил блеск в глазах Агаты или румянец на ее щеках, во всяком случае он смутился и принялся неловко застегивать пуговицы.

– Гвиневра взяла постирать мою одежду. Не думай, я не собираюсь приставать к тебе или что-то там такое, – невнятно пробормотал Хорт.

Агата посмотрела на него и то ли зарыдала, то ли захихикала, а может, и то и другое вместе.

– Да ладно, не смущайся, – приосанился Хорт. – Я и без тебя знаю, что все девушки находят меня неотразимым.

– О, Хорт! – простонала Агата, вытирая слезы. – Когда-нибудь люди будут читать нашу сказку, и ты в ней будешь, как пить дать, самым любимым персонажем.

Она медленно направилась прочь.


– Говорю же, что на этот раз я не терял свою одежду! – крикнул ей вслед Хорт. – Я отдал ее в стирку! А сказка… Когда-нибудь у меня будет своя собственная сказка, а я в ней – главный герой, а не какой-то «персонаж»! И счастливый конец в моей сказке будет, и все остальное, что положено. И я могу это доказать, между прочим!

– Да? Каким же образом?

– Каким? Таким! Я нашел нечто такое, что тебя удивит.

Агата остановилась и обернулась.

– Хочешь увидеть? – криво усмехнулся Хорт.



Вот уже битых десять минут Софи стояла рядом с Тедросом в дубовой рощице, и за все это время принц не произнес ни слова. Он молча смотрел на красивый стеклянный крест, поднимающийся из земли между двумя деревьями. Крест украшали венки из свежих белых роз, у его подножия светилась небольшая пятиугольная звезда. В стороне лежало еще несколько таких же сгоревших дотла звезд. Было такое впечатление, что Мерлин возвращается сюда, чтобы положить новую звезду сразу же, как только догорит предыдущая.

– Здесь похоронен твой отец? – спросила Софи, прикасаясь щекой к плечу Тедроса. – Как классно.

– Прости, ты не могла бы дать мне побыть одному? – сказал Тедрос.

– Я… Ну конечно, – покраснела Софи. – Увидимся в доме.

Она развернулась, аккуратно перешагнула через одну из погасших звезд и побрела прочь из рощицы.

– Софи?

Она оглянулась.

– Спасибо, что пришла узнать, как я, – сказал Тедрос.

Софи коротко кивнула и поспешила удалиться.

Когда светящаяся звезда исчезла из виду, Софи перестала различать вокруг что-либо, кроме контуров дома, темнеющего примерно в полукилометре отсюда. Она зашагала к нему, чувствуя, что ее щеки продолжают пылать.

Задерганная развернувшимися вокруг ее кольца интригами, Софи настолько зациклилась на том, чтобы как можно скорее поцеловать Тедроса, что совершенно забыла, что он не приз, который можно получить, если первой пересечешь финишную черту. И о чувствах принца она не думала, а ведь Тедрос оказался сейчас в очень сложной ситуации, неожиданно столкнувшись со своей матерью и ее любовником, которого та предпочла сыну. Способен ли он вообще смотреть на Гвиневру, разговаривать с ней, находиться под одной крышей, не желая при этом ее убить? Особенно если учесть, что он имеет на это полное право согласно указу своего отца?

Софи тряхнула головой. У Тедроса, наверное, сердце разрывается, а она только мешается под ногами. А что она умудрилась сморозить только что у могилы его отца! «Классно!» Это о могиле-то – «классно!»? Идиотка.

Между прочим, Агата так глупо себя бы не повела.

Софи мрачно вздохнула и направилась к домику. Она отправилась в путешествие с Тедросом, чтобы переписать свою сказку, но в итоге лишь раз за разом повторяла прежние ошибки.

Тедроса нельзя ни заставить, ни уговорить. Даже тогда, на тропе, – это же она пыталась поцеловать его, а не он ее! Между тем, по сказочным законам свою принцессу должен поцеловать принц, а не наоборот. Что ж, она будет дожидаться этого, терпеливо и спокойно, не беспокоясь о том, сколько еще старых сказочных героев погибнет за это время, и не обращая внимания на догорающее солнце.

Софи стиснула зубы. В конце концов, разве по ее вине погибают герои старых сказок? Нет, конечно. Герой на то и герой, чтобы добиваться победы в своей сказке. Работа у него такая. Даже если это приходится делать второй раз, «на бис», что называется. А если эти герои стали старыми и слабыми – так она-то здесь при чем? Как хотят, так пусть и управляются в своих сказках, а она, Софи, о собственной судьбе позаботится.

Потому что те сказки – их, а эта сказка – ее.

И для Софи главное, чтобы счастливый конец был именно в этой сказке, другие ее не касаются.

Зайдя на крыльцо, Софи скинула с ног грязные сапожки и босиком прошла в дом. Ничего, все еще спасибо скажут, когда она закрепит свое «долго и счастливо» с принцем и вновь разожжет солнце. В ножки ей за это поклонятся! А с Тедросом нужно пока вести себя осторожно, внимательно. Терпеливо выслушивать его, быть радушной хозяйкой для гостей, доброй подругой для Агаты, всегда оставаться отзывчивой, жизнерадостной, тактичной – одним словом, образцовой и идеальной кандидаткой в королевы. Софи глубоко вдохнула, изобразила на своем лице улыбку, толкнула дверь и вошла в столовую…

… И застыла на пороге.

В столовой был только один Ланселот. Он сидел за столом и ел яблоко.

– А где все… остальные? – дрогнувшим голосом спросила Софи.

– Гвен стирает, а Хорст отправился искать Агату.

Он с хрустом откусил яблоко, а затем придвинул к Софи чашку с дымящейся красно-коричневой жидкостью:

– Вот, попробуй. Гвен заварила свой знаменитый лакричный чай.

– Я, пожалуй, пойду взгляну, все ли там у них в порядке, – пробормотала Софи и попятилась к двери.

– Ты боишься меня, да? Весь вечер искоса посматриваешь, жмешься.

Софи замерла. Ланселот рассматривал сейчас ее кольцо так, словно впервые увидел его.

– Не волнуйся, они найдут дорогу домой, – сказал он. – Садись лучше, выпей чаю.

Тон рыцаря не оставлял Софи выбора. Она присела к столу напротив него и взяла в руки чашку с чаем.

– Гвиневра только что ворковала о том, какой прекрасной королевой ты станешь для ее сына, – сказал Ланселот, внимательно глядя на Софи. – И что Артур, будь он жив, гордился бы тобой. Но вот что любопытно. Каждое Рождество, чтоб ты знала, сюда, в этот дом, приходит Мерлин и рассказывает Гвен новости о Тедросе. В прошлом году, помнится, он сказал, что тот нашел себе принцессу, о которой мечтал. Умную, отзывчивую, пылкую… Удивительно добрую и любящую его так же сильно, как любит ее он сам. Только я готов поклясться, что ту принцессу, о которой рассказывал Мерлин, звали не Софи. Сам-то я, честно сказать, имена очень плохо запоминаю, но Гвен – совсем другое дело. Короче говоря, я пошел на кухню выяснить, что же это за чертовщина такая. И знаешь, что Гвен мне сказала? Что я был прав и Мерлин сказал, что ту принцессу зовут Агата, но дальше было самое смешное. Гвен стала утверждать, что у Мерлина от старости мозги набекрень съехали и он просто-напросто все перепутал, потому что кому еще, как не Софи, стать самой подходящей невестой для Тедроса. Кроме того, Гвен заметила татуировку «Тедрос» у тебя на руке, прямо под его кольцом.

Ланселот немного помолчал, в глубине его темных глаз мелькнули огоньки.