Последнее «долго и счастливо»

Она махнула рукой, и все увидели стоящий на дальнем конце луга маленький фермерский домик.

– Наверное, это и есть убежище, – сказал Хорт.

Тедрос прищурился, присматриваясь:

– Сюда кто-то идет.

Теперь уже всем стало видно, что через луг к ним направляются двое – худощавая женщина с распущенными каштановыми кудрями и широкоплечий мужчина с шапкой непослушных жестких волос. Оба они были загорелыми, обветренными и шли, держась за руки.

– Надеюсь, у них в доме найдется немного горячей воды, – начала было Софи, глядя на своего принца. – Мне просто необходимо принять ван…

Она резко замолчала, потому что Тедрос не улыбался. Он побледнел как полотно, на висках у него выступили капельки пота.

– Нет-нет-нет-нет-нет… – как заведенный повторял он.

Софи перевела взгляд на приближающуюся пару. Женщина застыла на месте, ее лицо серенькой мышки перекосилось от ужаса.

– Господи, помоги, – прошептала она.

Тедрос отшатнулся назад и словно испуганный ребенок схватил Агату за руку.

– Ущипни меня… Разбуди… Пожалуйста, – забормотал он.

– Тедрос? – задыхаясь, спросила женщина.

– Боюсь, ты стала нужна твоему сыну и его друзьям, Гвиневра, – прозвучал голос Мерлина, а затем блеснула вспышка, и из нее появился сам волшебник.

Тедрос не мог больше вымолвить ни слова, лишь дико переводил взгляд с Мерлина на женщину и дрожал всем телом.

Агата крепче взяла Тедроса под руку, опасаясь, что он в очередной раз грохнется в обморок.

Софи понимала, что и она сейчас должна быть рядом с принцем, но не могла сдвинуться с места. Ее, как и Тедроса, била крупная дрожь – стоило посмотреть на темноволосого мужчину с горящими как угли глазами.

Потому что этот мужчина снился ей так же часто, как снилась Тедросу его мать.

Перед ней стоял тот самый дьявол, который являлся ей во сне внутри кольца Рафала.

Дьявол, который загораживал дорогу к короне королевы Камелота.

И теперь у этого дьявола появилось имя.

Ланселот.





24. С кем ты?





Вот уже минут двадцать, наверное, Тедрос смотрел на кружку сидра с корицей, которую держал в руке, но так до сих пор и не сделал из нее ни глотка.

Наблюдая за ним, Агата так погрузилась в размышления о том, какие мысли сейчас одолевают Тедроса, что и о своей кружке забыла. Не притронулась к сидру и устроившаяся рядом с Агатой Софи – она все еще ужасно нервничала оттого, что напротив сидит герой ее ночных кошмаров. А Ланселот ничуть не волновался, спокойно расставлял на столе тарелки и столовое серебро.

– Думаю, все вы ужасно проголодались, – рокотал он низким баритоном. – А ваш темноволосый приятель первым делом попросил налить ему ванну. Забавный парень. Сказал, что не переживет, если от него будет плохо пахнуть за столом. Кстати, опять забыл, как его зовут. Хомер? Ходор?

Никто из сидящих за столом рыцарю не ответил.

– А, вспомнил. Хоббин, ага, – сказал Ланселот.

Агата видела, что рубашка Тедроса пропотела, что у него на щеках играют желваки, а вены на руках так вздулись, что вот-вот лопнут.

– Хорт. Его зовут Хорт, – сказала Гвиневра, появляясь из кухни с огромным подносом, на котором стояло блюдо с жареной индейкой и миска с салатом. Агата отметила, что у Гвиневры такой же, как у Тедроса, маленький, чуть вздернутый нос, те же широкие брови и блестящие голубые глаза. И потеет она так же сильно, как и ее сын. А вот волосы другие – каштановые, курчавые, непослушные, они торчали во все стороны, и лицо Гвиневры на их фоне казалось одиноким яйцом, лежащим в просторном растрепанном гнезде.

– Сегодня вторник, а мы с Ланей по понедельникам готовим сразу на всю неделю, так что ешьте, не стесняйтесь, на всех хватит, – сказала Гвиневра. – До понедельника уж во всяком случае… Впрочем, вы и после понедельника можете здесь оставаться, конечно же… Просто мы с Ланей отвыкли от гостей, да и вообще от людей. Иногда мы с ним за целый день двух слов друг другу не скажем, однако это нас нисколько не смущает, – она присела к столу, ожидая, что, может быть, кто-нибудь подхватит разговор. Никто его не подхватил, и Гвиневре пришлось самой его продолжить: – Надеюсь, и индейка, и салат вполне съедобны. Тедрос всегда любил мою индейку, с самого детства. Бывало, как учует ее запах, так в ту же секунду летит стрелой на кухню. Даже с занятий с Мерлином мог сбежать.

Тедрос сидел, не глядя на мать.

– Ну, приступим, пожалуй? – безнадежным тоном предложила Гвиневра. – У вас за плечами долгий путь, все устали, проголодались, так что ешьте, не стесняйтесь. Не хватит – сообразим еще что-нибудь.


Никто не взял в руки вилку, никто не наполнил себе тарелку.

Никто не произнес ни слова, пока не заговорил Мерлин.

– Ну хорошо, все здесь у вас более-менее устроилось – пока, во всяком случае, а мне пора, – громко объявил он, поднимаясь из-за стола и опираясь на свой дорожный посох.

Все с тоской посмотрели на него – наверное, именно такими взглядами провожали пассажиры «Титаника» последнюю спущенную на воду спасательную шлюпку.

– А куда ты отправишься? – спросил Тедрос.

– О вашей безопасности я позаботился, теперь пора и о других подумать, включая ваших школьных друзей-приятелей, – ответил Мерлин. – Я не сомневаюсь, что как только Директор узнает от Сториана о том, что вы находитесь под защитой Леди Озера, он удвоит, удесятерит свои усилия. – Старый маг посмотрел на Гвиневру и добавил пару фраз, последняя из которых была какой-то загадочной: – Прости, что не могу остаться к ужину, дорогая. Хотя в рощу заскочить успею, поклонюсь.

Гвиневра кивнула. Она явно поняла, что хотел сказать Мерлин.

– До скорого, мальчики-девочки! – бодро попрощался волшебник, потом задержал свой взгляд на кольце на пальце Софи и уже совсем другим тоном добавил: – Хочу надеяться, что новой крови на нашей совести не будет.

Агата заметила, как напряглась при этих словах Софи, а Мерлин тем временем шевельнул рукой, и в нее волшебным образом, сам собой прилетел со стола здоровенный ломоть индейки. Затем – тоже сама собой – перед старым магом открылась дверь домика, выпустила его и закрылась за его спиной.

А в столовой после ухода Мерлина вновь повисла тягостная тишина.

Агата пыталась заставить себя забыть и об уходе Мерлина, и о кольце Софи, и о страданиях Тедроса, для того чтобы отвлечься пересчитывая бревна, из которых были сложены стены домика, разглядывая горящие в камине поленья, самодельные кожаные диваны и вязанные из овечьей шерсти коврики на полу. Все это, как и многое другое здесь, было сделано своими руками, сделано людьми, которые любят друг друга и собираются прожить в этом домике до скончания века…

– Тебе ножку или грудку, Тедрос? – раздался голос Гвиневры.

Агата повернула голову. Гвиневра держала в руке тарелку сына и робко ему улыбалась.

Но ее вопрос так и повис в воздухе.

Тедрос наконец взглянул на мать.

– Нет, это невыносимо! – выдохнул он.

Гвиневра ничего не сказала, когда сын резко встал из-за стола, царапая половицы железной ножкой своего стула.

– Не смей так вести себя с матерью, Тедрос. Лучше сядь и поешь, – сказал нахмурившийся Ланселот.

– А ты, гаденыш… – зашипел на него Тедрос. – Если еще раз что-то скажешь или хотя бы посмотришь в мою сторону, я тебя на две половинки разрежу.

Ланселот вскочил на ноги, но Гвиневра успела схватить его за запястье и заставила вновь опуститься на стул. Рыцарь больше ничего не сказал. В полной тишине Тедрос прошагал к двери, вышел и громко, от души захлопнул ее за собой.

Агата инстинктивно вскочила, чтобы побежать вслед за своим принцем…

– Я схожу за ним, Агги, – сказала Софи. Она тоже уже была на ногах.

Софи слегка кивнула Агате, в последний раз опасливо покосилась на Ланселота и вышла за дверь вслед за Тедросом.

В столовой вновь стало так тихо, что было слышно, как плещется Хорт в ванне.

– Ну что ж, – через силу улыбнулась Агата. – Тогда приступим, пожалуй.

Гвиневра и Ланселот облегченно вздохнули, словно удержать за своим столом хоть кого-то уже было для них сродни победе.

Агата принялась за индейку – на редкость, между прочим, сочную и ароматную – и даже зажмурилась от удовольствия. Она жевала, всеми силами прогоняя мысли о том, что могло – или не могло – происходить сейчас за стенами этого домика…

– Прелестную он себе принцессу выбрал, правда? – сказала Гвиневра.

Глаза Агаты широко распахнулись.

– Я о Софи, – пояснила Гвиневра, поправляя свои всклокоченные волосы. – Сразу побежала за ним, точь-в-точь как отец Тедроса бегал за мной. Должно быть, она очень сильно его любит. Не думаю, чтобы Артур или я могли выбрать для него невесту лучше, чем она.

– Они очень похожи друг на друга, верно? – пробурчал Ланселот с набитым ртом.

– Я просто имела в виду, что она ведет себя как настоящая королева. Я в свое время такой не была, если честно, – улыбнулась Гвиневра.

– Да, она отличная пара для парня. Все подданные будут обожать ее, а она всей душой будет любить Тедроса, – кивнул Ланселот.

– Наконец-то в Камелоте появится настоящая королева, – мечтательно вздохнула Гвиневра и продолжила, обернувшись к Агате: – А ты, моя дорогая? Вы с Хортом в школе познакомились? Или на Снежном балу?

– Простите, – задыхаясь, сказала Агата. – Я… Я… Мне необходимо побыть на свежем воздухе…

Она выскочила из-за стола и выбежала из домика, оставив Ланселота и Гвиневру одних, и они вдруг почувствовали себя очень одиноко, хотя и привыкли проводить все время наедине друг с другом.



Агата не разбирала, куда идет – лишь бы оказаться подальше от этого дома. Бредя по залитому лунным светом лугу, она глубоко вдохнула и только сейчас впервые обратила внимание на то, что воздух здесь был теплым и сладким, похожим на тот ветерок, который мягко обдувал ее, когда они попали в Селестиум Мерлина.