Пока смерть не обручит нас

Выпалила я и встретилась с его горящим взглядом.

— Помните? Я предпочла лишиться этого самого языка только не принадлежать вам?

— Помню….а ты запомнишь каждую секунду проведенную в этом доме. Я тебе клянусь, что она вырежется в твоей памяти. А не вырежется — я вырежу ее сам.

Лишь теперь я оказалась в настоящей темнице. Все остальное было раем на земле по сравнению с этим мраком и вонью. Невыносимой и совершенно ни с чем несравнимой вонью, которую я не могла сравнить ни с чем. Тюрьма, расположенная в подвалах замка, была подобием Чистилища, в котором раздавались стоны, вопли, проклятия и рыдания. Я слышала писк крыс, нескончаемое капание воды и стекание по стенам. Никаких окон, даже маленькой дырочки наружу. Но я слышала, как вышагивает ночной дозор замка по мостовой за каменными стенами, где-то высоко. Я сидела в полном мраке. Ни свечей, ни факелов. Глаза постепенно привыкли к темноте, и я различала стены, блестящие от сырости, сами решетки и ворох соломы на полу.

Когда я увидела, что из себя представляет моя жуткая обитель, то у меня зашевелились волосы на затылке. Стены, испачканные кровью, исписанные, исцарапанные кем-то сидевшим до меня.

«Дьявол среди нас», «Будь проклят герцог Ламберт», «Гореть тебе в Аду Морган!». Запах мочи, экскрементов, крови, сырости. Все это забивалось в нос и доводило до отчаяния. Я вдруг поняла, что не выдержу здесь долго, не смогу и дня находится в этом ужасе.

И тут же в ушах зазвенел его высокомерный голос:

— Боишься наказания, Элизабет? Ты можешь его избежать.

— Стать на колени и облизать носок моего сапога со словами «умоляю вас простите меня, мой Господин».

— Зачем вы это делаете? Почему я?

— Потому что я так хочу!

— Ну так как, Элизабет? Попросишь прощения? Если так брезгуешь моими сапогами я могу преподать тебе пару уроков мужской физиологии и твой язычок получит должное применение с наименьшими потерями.



Нет! Ни за что не стану перед ним на колени и не унижусь до такой степени. У него не выйдет меня сломать… Я не Элизабет. И пусть я не знаю почему он делает с ней все эти ужасные вещи меня герцогу Ламберту не заставить пасть ниц. Я с другой реальности и в ней женщины не стоят на коленях, если это только не их собственное желание.

И я ошиблась, я солгала самой себе. Уверенная, гордячка, пришедшая с совсем иного мира. Как быстро я сломалась знают только стены проклятой темницы. Прислушиваясь к темноте, к пошкрябыванию крысиных когтей по каменному полу, к крикам и шипению других заключенных, которые сошли с ума или превратились в зверей, потому что люди не могли издавать все эти мерзкие звуки, где-то поблизости и с осознанием, что мне даже лечь не на что я уже молчу о том, чтобы нормально справить нужду… Я так и не смогла сесть на дырявое грязное ведро, стоящее у стены. Лучше лопнуть, чем соприкоснуться с этой мерзостью.

К рассвету я уже была готова просить своего палача сжалиться надо мной, но в темницу никто не пришел. Морган Ламберт забыл обо мне. Оставил в этом ужасе еще на сутки… а потом еще и еще. Через несколько дней я превратилась в обезумевшее существо, вжавшееся в стену с туфлей в руках, готовая сражаться с крысами, обнюхивающими мою миску с похлебкой. Морган Ламберт прекрасно знал человеческую психологию в отличии от меня.

К ведру я уже сходила… и не один раз. А вот съесть то, что мне приносили в жестяных мисках я не могла себя заставить. Но уже прекрасно осознавала, что и здесь я сломаюсь… что голод вынудит меня попробовать эту вонючую склизкую дрянь, называемую баландой. И я, наверное, перестану быть человеком. Стану крысой, которые пока что жрали отвратительное варево, а я смотрела на них и истово молилась чтоб они вот там у миски и сидели, а ко мне не приближались.

Не знаю на какое утро лязгнул замок и за мной пришли стражники. Я обрадовалась. Да, я впервые обрадовалась лязгающему замку и тяжелым шагам за дверью. Я бы обрадовалась даже казни. Потому что сидеть здесь хуже смерти.

— Встать, отвернуться к стене, руки за спину.

Раздался уже знакомый мне голос сэра Чарльза. Я с трудом встала на ноги. Голодная, обессиленная и сломленная пребыванием в этом каменном мешке я уже не могла сопротивляться, не могла дерзить. Я мечтала выйти отсюда и поэтому покорно отвернулась, и завела руки за спину. Прислонилась щекой к стене и закрыла глаза и тут же открыла, услышав голос герцога.

— Какая непереносимая вонь. Чарльз, это темница или конюшня с дохлыми клячами?

— Темница, сэр.

— Проверь не сдох ли здесь кто?

— Последним отошел на небеса аббат Лурье это было три дня назад.

— Такое впечатление, что здесь отошли в мир иной три аббата и их забыли похоронить.

Они говорили за моей спиной так словно меня здесь не было.

— Оставь нас! — внезапно приказал Ламберт, и я услышала, как Чарльз вышел из темницы и звякнул железной дверью, закрывая ее за собой.

— Ну так как, Элизабет? Мои сапоги все еще кажутся вам грязными и омерзительными? — стал позади меня — А моя плоть? Вы кажется предпочли ей плеть? — прошелся туда-сюда, — Но я решил, что не хочу портить вашу прелестную молочную шкурку. Я немного попорчу ваши мозги. Им не помешает расплавится от осознания вашей ничтожности.

Склонился к моему затылку:

— Вы ничем не лучше крысиных экскрементов на этом полу, и не стоите той баланды, которую вам приносили поесть. А я предлагал вам свою постель, свою руку и свой трон… Поистине идиот. Но вы оказались намного тупее, чем я. Возможно, это может послужить мне утешением. Ведь я не пал так низко, чтобы возвысить вас до себя. Господь или Дьявол не позволили.

— Тогда просто убейте меня, — прошептала едва слышно.

— Когда мою мать сжирала болезнь, которой ее заразила твоя проклятая сука-мамаша, она тоже мечтала умереть, но вместо этого разлагалась живьем, а твой отец в это время плясал на костях моих людей победный танец. Ты тоже не умрешь. Это слишком просто и скучно. Ну так как, Элизабет? Я буду намного великодушней Антуана Блэра, что ты выберешь: остаться в темнице, вылизать мои сапоги или ублажить меня своим нежным ротиком?

— Вы… вы обещали плеть! Сказали, что… что меня ждут пять плетей! Я бы вытерпела и…

Вытерпела. Непременно бы вытерпела. Ничто не сравнится с пребыванием в этом аду.

— Нееет. Я передумал. Я вижу, что темница тебе нравится намного больше.

Я стиснула челюсти и заскрипела зубами. Он понял… догадался что мне здесь невыносимо жутко. Проклятый Дьявол. Читает мои мысли.

— Нравится, да?

Не ответила, зажмурилась.


— Значит нравится. Эй, Чарльз. Я принял решение относительно этой заключенной — она будет сидеть здесь еще месяц.

— Нет! — не выдержала я.

— Что нет?

Снова голос у моего затылка, горячее дыхание контрастом с холодным воздухом в темнице.

— Я не могу здесь остаться… нееет.

— От чего же? — он вдруг погладил рукой в перчатке мои грязные волосы, — Разве тебе не нравятся твои новые хоромы? Они вполне под стать такой никчемной дряни, как дочь Антуана Блэра! — сдавил сильнее мои космы, дергая голову назад, — Или все же станешь на колени, а, Элизабет Блэр?

Секунды молчания и я чувствую, как дрожит от напряжения мое тело.

— Значит-таки темница…

— Да…, - хрипло шепчу я. — я согласна…

В конце концов это ведь не самое страшное… если он так похож с моим мужем… то я это делала и не один раз и. О Боже! Куда я качусь? Он и правда сам дьявол!

— Что «да»? Останешься в темнице, Элизабет?

— Я стану на колени…

Развернул к себе, продолжая удерживать за волосы. Так близко его бледное лицо, освещенное факелами я вижу широкие скулы, большой рот, растянутый в ухмылке и в нос бьет запах эля, а глаза герцога сухо блестят и мне кажется он пьян. Убираю его руку и не переставая смотреть в глаза медленно опускаюсь на колени.

Глаза сумасшедшего тирана вспыхивают еще сильнее и взгляд застывает на мне, его ноздри раздуваются в предвкушении. Он выжидает, ничего не говоря, а я, судорожно вздохнув, глотая слезы и посылая ему мысленно проклятия потянулась к тяжелому кожаному ремню на узких бедрах и в эту секунду Ламберт перехватил мои руки и триумфально расхохотался.

— Ооо Элизабет… видел бы вас сейчас ваш отец. Я бы надел на вас монашескую рясу и позволил ему смотреть, как вы стоите в крысином дерьме, готовая открыть рот и так порочно ублажать меня, герцога Ламберта, как падшая дешевая шлюшка с пристани.

Он отшвырнул мои руки.

— Не здесь и не сейчас. Ты слишком грязная и воняешь.

А потом чуть склонился ко мне и тихо добавил:

— Я ведь обещал тебе, что сломаю… Это только начало.

Поднялся в полный рост и показался мне огромным, заполнившим собой всю темницу. Тень расползлась позади герцога по освещенной принесенным факелом стене, и я готова была поклясться, что вижу там рога и хвост:

— Чарльз, освободи мою оллу, отдай ее в распоряжение Молли и прикажи, чтоб ее привели ко мне вечером в покои. — снова посмотрел на меня, — выполнять обещания. Настало время держать слово.





ГЛАВА 14




Когда я вышла из подвала оказалось, что сейчас день и весь двор затянут сероватой дымкой тумана. Плотным облаком нависнувшим над замком. Словно хлопья ваты, хаотично разорванной и разбросанной в воздухе, шевелящейся как живая субстанция, обволакивая стволы деревьев и окутывая фундаменты зданий, путаясь под ногами у лошадей. Никогда не видела такого явления природы.

Меня вели по мостовой в сторону правого крыла замка, и никто не обращал внимание на стражу и на женщину со связанными руками. Крестьяне сновали взад и вперед, где-то орали петухи, истошно завопил кот в подворотне, с разливистым смехом кубарем прокатились мимо ног ободранные мальчишки.

— Даниэлла, молочко свежее? Марфу свою, когда доила?

— Все свежее. Иди бери соседка. Даниэлла молочница только свежеее все везет. И сорочек попробуй. И сметанки.

— Наливай молочка своего, блинов сегодня напеку перед свадьбой Владыки нашего, помолюсь, чтоб Господь сыночка им послал… Ты… глянь… молоко-то серое… порченное молоко у тебя, Даниэлла!

— Ой!..Ой-ой-ой…, - послышалось причитание издалека, — Люди добрые, вы это видели? Все молоко скисло! Пузырится в бидонах! Что ж это делается? Что за напасть и зло лютое?

— Дык может жарко. Не причитай…

— Та где ж жарко с утра изморозь была?! Что ж делать-то теперь?

Меня провели мимо женщин. Одна с телегой с бидонами стала посереди дороги, а вторая с кувшином рядом с ней расположилась, накрахмаленный фартук хрустит, когда она двигается и я этот хруст слышу так отчетливо, оглушительно громко.

— Не к добру это, слышь? Не к добру! Последний раз, когда все молоко в городе скисло сама знаешь, что случилось….

— Не стращай! И так боязно! Но ведьму ведь сожгли совсем недавно… может успела чего испортить?

— Неееет. Живая она. Рядом ходит раз молоко киснет… это только начало напастей.