Пока медведица на небе

Карл как раз подходил к калитке.

– А я что делаю? – высказалась она уже со двора. Пока Карл, хвастаясь, медленно шагал вдоль забора, она сбегала в дом и принесла стул, понимая, что ему каждый шаг дается с трудом. Войдя в калитку, он тяжело опустился на старенький, видавший виды стул и заметил, что рядом уже расположилась импровизированная скорая помощь. На табуретке-столике лежали перекись, бинт, вата, ножницы и стоял тазик, старый, эмалированный, наполненный водой.

– Ты не переживай, дядька, с кем не бывает – выпил, упал, – успокаивала его новая знакомая, ловко орудуя принесёнными вещами.

– Я не сам, меня ударили, – опять начал оправдываться Карл.

– Ну да, ага, расскажи мне еще, – засмеялась она. – У нас дядя Митя из пятого дома тоже своей жене каждое утро так говорит. Ладно, рану я промыла, сейчас будем перекись лить, будет немного щипать, но не бойся, я дуть тебе буду, так что держись, казак, атаманом будешь, – очень по-деловому объясняла она своему новому подопечному. – Постарайся не дергаться, голова все-таки, а то опять ненароком вырубишься.

Щипало действительно сильно, но девчонка так дула ему на рану, что Карлу было стыдно кричать, и он, сжав зубы, терпел. Когда боль утихла и девчонка, приложив вату к ране, стала обвязывать голову, Карл совсем не к месту сказал:

– Я не горец и не казак, я испанец, – у него было такое чувство, что эта маленькая девочка взрослее и мудрее его, и от этого было очень неловко.

– Меня зовут Сенька, а тебя? – она была простой девочкой и быстро переходила с людьми на ты.

– Меня Хуан Карлос, – гордо представился полным именем Карл, чтоб подтвердить свое испанское происхождение.

– Ооо, Хуан, – закончив бинтовать и усевшись прямо на импровизированный столик, Сенька внимательно вглядывалась в пострадавшего. – С головой, по-моему, у тебя проблема и просто перевязкой не обойтись, в больничку бы тебе надо.

Только сейчас Карл смог разглядеть свою спасительницу: девчонка была мелкая и тощая, он не разбирался в возрасте детей, но на вид дал бы ей лет восемь. Длинные иссиня-черные волосы как попало были собраны в неаккуратный хвост, а глаза, словно огромные угольки, смотрели с любопытством и жалостью, будто он бомж какой. Карлу вновь захотелось оправдаться перед этим юным созданием.

– Ты не смотри так, – попросил он ее. – Я, честно, не алкоголик, я на самом деле крутой чувак.

– Ладно, дядька, – сказала Сенька, перейдя на первичное приветствие, – ты сильно не расстраивайся, посиди минутку, я сейчас сбегаю попить тебе принесу, ты только никуда не уходи, а то следующая шишка на твоей голове будет последней, – и, вскочив с табуретки, выскочила в калитку.

Далеко она бежать не собиралась, завернув в соседний двор, Сенька сильно застучала в окно.

– Ну ты чего? – выглянула из окна уже почти уснувшая Клава. – Пошла домой за пижамой и пропала.

– Ой, Клавочка, что сейчас было, пошли срочно со мной, все покажу, – затараторила Сенька.

– Да что случилось-то? – запахивая на ходу халат, спросила Клава, она уже ложилась спать, поэтому ее волосы были распущены и длинными локонами спускались по спине.

– Я нашла под забором мужика, у него голова была разбита, – говорила Сенька на ходу.

– Сень, ну ты дура, а, – возмутилась Клава. – Учу я тебя, учу, а ты чужих мужиков в канавах подбираешь.

– Клавочка, вот ты абсолютно не права, – объясняла Сенька на ходу, одновременно подгоняя Клаву. – Если бы не я, он бы кровью зашелся, голова у него пробита была, но я все сделала. Рану промыла, перекисью обработала, все как надо, даже перевязать получилось красиво.

– Ну и отправила бы его с богом.

– Знаешь, Клав, в больничку ему надо, он сначала меня медведицей называл, а потом сказал, что его Хуан Карлос зовут, в общем, думаю, беда страшная у него с головой.

Когда они забежали в калитку, на стуле никого не было, Сенька начала звать своего нового знакомого:

– Дядька, Хуан Карлос, ты где? Не прячься, мы ничего тебе плохого не сделаем.

– Я здесь, за забором под деревом сижу, – осторожно ответил Карл.

– А чего ты туда отполз, неужель медведица опять привиделась? – воскликнула Сенька, побежав в направлении голоса.

– Ты убежала, я подумал, сейчас приведешь своего отца и он мне накостыляет, а дальше отползти не смог, голова кружится, – объяснял новый друг через забор, сидя на коряге, возле которой полчаса назад его нашла девчонка.

– Да ты что, – засмеялась она, – я Клаву привела, она у меня самая лучшая, самая умная, она сейчас что-нибудь придумает.

Увидев свою подчинённую, которой он сегодня наговорил столько гадостей, Карл вздохнул.

– Лучше бы ты отца привела.

– Вот это встреча, Карл Юрьевич, не ожидала вас увидеть ночью в канаве возле моего дома, пьяного и с пробитой головой, – Клава не смогла сдержать эмоций, ее рот был растянут в счастливой улыбке, а изо рта вырывались непроизвольные смешки.

– Ты его знаешь? – удивилась Сенька.

– А это, Сень, мое начальство, которое приехало меня увольнять, – пребывая в прекрасном расположении духа, продолжала Клава, – потому как в нашей фирме работать могут только идеальные люди, а таким жирным, как я, не место.

– Ой, Клавочка, так что, с помощью я поторопилась, что ли? – искренне спросила Сенька.

– Да, подруга, это ты не подумала, – смеялась в голос Клава.

– Не, дядька, уж не знаю, как тебя правильно величать, Хуан Карлос или Карл Юрьевич, раз такое дело и обратно уже никак не отыграть, то ты Клаве плюсик за меня поставь, так как она работает за двоих и я от нее полностью завишу, а если считать еще и Булю, то за троих, – очень серьезно торговалась Сенька.

– Ладно, – примирительно сказал Карл, – я пойду.

В этот момент Сенька просящим взглядом посмотрела на Клаву, и та сдалась.


– Ну уж нет, Карл Юрьевич, Сенька вас спасла, столько сил потратила, а вы пойдете и бухнетесь в очередную канаву, – на этих словах она подняла Карла, положила его руку на свои плечи, с другой стороны встала Сенька, и они повели несопротивляющегося пострадавшего в дом. – Пойдемте к нам и там уже решим, скорую вызывать или просто проспаться вам надо.





31 января 1943 года


Десятилетнему Осе очень хотелось есть, последние три года это чувство не покидало его ни на миг, а после того как фашисты вошли в Краснодар, к нему прибавилось еще и чувство страха. Мамка запрещала выходить на улицу, а когда уходила, прятала его в погребе. В городе свирепствовала зондеркоманда СС 10-А». Она разыскивала и уничтожала «подозрительных» людей, партизан и политработников, а также солдат Красной армии и евреев. По Краснодару упорно ходили слухи, что ездят машины, похожие на автобусы, только без окон, людей сажают в них под предлогом мытья в бане, раздевают, вещи складывают в деревянный ящик под полом, и больше тех людей никто не видит. Поэтому мамка не надеялась на Осину сознательность и принимала жесткие меры. Но Ося – парень не промах, он научился выбираться из подвала, и пока мамка ходила на работы, он бегал к соседу Соломону Абрамовичу, археолог показывал ему всякие разные находки, рассказывал интересные истории, похожие на сказки, а самое главное, он кормил Осипа. У соседа-археолога от другой жизни остались ценные вещи, и периодически он ходил на рынок и менял ценности на еду, при этом не забывая делиться с голодным ребенком своими трофеями.

Сегодня Соломон Абрамович выглядел очень плохо, его небритые щеки, покрытые седой щетиной, впали, а глаза, наоборот, вывалились. Встретив Осипа на крыльце, он обрадовался, как никогда, и поспешно завел его домой.

– Ося, – начал он, как только они зашли в деревянное жилище профессора археологии, – как твое полное имя-отчество?

– Осип Варфоломеевич Зубов я, – испугался такого странного вопроса Ося. – А что?

– Так вот, Осип Варфоломеевич Зубов, будет у тебя миссия на этой земле, почетная и обязательная. Скажи мне, на тебя можно положиться?

– У меня папка – коммунист, – шепотом сказал Ося. – Я поклясться могу, только вы никому не говорите, мамка велела за это молчать.

– Поклясться – это обязательно, – задумчиво сказал почему-то очень испуганный Соломон Абрамович, – но сначала ты должен запомнить кое-что.

Он провел Осю в комнату, усадил на кресло и полез в шкаф, а голодный Ося подумал, что оттуда точно картоху не вытащат, и сразу затосковал – значит, сегодня кормить не будут. В ответ желудок призывно заурчал.

– Смотри, Осип Варфоломеевич, сын коммуниста, это мой кушак, в нем настоящие сокровища, не имеющие цены, а знаешь, почему? Потому что это не просто золотые изделия, это историческая реликвия, – в этот момент сосед достал из кушака какие-то пластины желтого цвета. Надо сказать, драгоценности не впечатлили голодного Осю, но из уважения к соседу и в знак благодарности за то, что он его периодически кормил, Ося собрал всю свою воспитанность в кулак и слушал Соломона Абрамовича с уважением.

– Я попробую рассказать тебе по-простому, – начал профессор, выкладывая неровные прямоугольники на стол. – Когда-то давно, примерно в 5 веке до нашей эры, в наших местах жил народ, меоты, такие же люди, как ты и я. Вели они оседлый образ жизни, занимались земледелием, скотоводством, рыболовством, торговали с античными городами, а главное, у них широко были развиты ремесла. Вот, смотри, что могли изготавливать их мастера, – и сосед указал на прямоугольники с картинками. – Вглядись внимательно, Ося, это делали люди, которые жили многие тысячелетия назад.

– Да, – сказал Осип, рассудив, что от него сейчас ждут одобрения, – красиво, особенно этот дядька.

– Это Геракл, персонаж древнегреческой мифологии, сын Зевса и Алкмены. У него была необыкновенная физическая сила и смелость.

– И это сделали меоты? – уточнил Ося.

– Да, мой друг, примерно в 5 веке до нашей эры, но прошло время, и следы их существования стерлись. Вот ты, друг Осип, хотел бы, чтоб люди через много веков помнили о тебе, о нашем народе, о наших традициях, гордились бы тем, что мы можем делать руками?

Ося не совсем понимал, какой ответ ждет от него сосед, поэтому ответил от души:

– Хотел бы.

– Так вот, мы, археологи, тем и занимаемся, что пытаемся хоть что-то восстановить из жизни людей, живших ранее, с моей группой мы находили интересные экспонаты, но это все ерунда по сравнению с тем, что нашел я, надо отметить, совершенно случайно. Этим экспонатам место в музее, причем в центральной экспозиции, их должны изучать ученые, они должны принадлежать нашему народу.

Рассказывая все это, Соломон Абрамович растрогался, слезы катились по его старческим небритым щекам.

– Ты спросишь меня, при чем здесь ты, – вспомнив, что не сказал самое главное, продолжил Соломон Абрамович. – Именно тебе выпадает честь сохранить и передать это достояние нашему народу. Если даже меня не убьют немцы, что вряд ли, то мне все равно осталось недолго. Так вот, после моей смерти в драных вещах старика никто копаться не будет, а тебе, друг Ося, придется. Когда меня не станет, ты должен будешь взять этот кушак и сохранить его содержимое, не важно, как, вон, в моем саду зарой, только запомни, где, а когда придут наши, передашь это в музей. В кушаке, кроме всего, я зашью записку, там всё поймут. За это тебе будет и почет, и награда, и всеобщее уважение, я абсолютно в этом уверен, только пообещай, что выполнишь всё, как я сказал, вот теперь самое время для клятвы.

– Обещаю, честное слово, передам, только я думаю, вы наших дождетесь, на подходе, говорят, они, мне мамка вчера рассказывала, бои идут, скоро нас освободят, – и, решив рискнуть, спросил: – Соломон Абрамович, а пожрать ничего нету?

Старик грустно улыбнулся, погладил его по голове и сказал:

– Сегодня, брат, у нас царская еда: я выменял крупу, будет у нас настоящая каша.





* * *


– Это и есть тот самый крутой мажор? Надо же, красивый такой, – Карл услышал через дрему Сенькин шепот. – Клавочка, я всю ночь себя ругала, что пошла той стороной. Не увидела бы его – и тебя бы не уволили, и жили бы мы дальше по-прежнему.

– Не говори глупости, – захихикала ее собеседница тихо, чтоб, видимо, не разбудить гостя.

– Ты же понимаешь, что я не могла иначе? – виновато спросила Сенька. – Я вот мимо кошки раненой пройти не могу, а тут человек.

– Это хорошо, Сенька, что ты такая, – так же шепотом утешила ее Клава. – Вырастешь – пойдешь на врача учиться, будешь людям жизнь спасать. И прекрати ерунду всякую думать, я бы больше с тобой разговаривать не стала, если бы ты поступила иначе, только обещай в следующий раз звать меня, хорошо этот порядочный оказался, а люди разные бывают, осторожней надо быть. Иди, буди гостя, мне на работу уже пора, хочу потихоньку заму дела передавать, чтоб потом аврал не приключился.

«А она неплохой руководитель, – подумал Карл, – раз беспокоится о фирме даже после своего увольнения».

Когда девчонка заглянула в маленькую комнатку, где вчера вечером расположили Карла на время полежать, а он уснул самым бессовестным образом, гость уже сидел на кровати и о чем-то усиленно думал.

– Доброе утро, дядька, уже проснулся, пойдем завтракать.