Нежное безумие
Часть 44 из 57 Информация о книге
Поговорим. Легкая улыбка коснулась моих губ. Мы все еще мы, и так будет комфортнее. Когда ты не говоришь с кем-то, кого ты видишь каждый день, то начинаешь задаваться вопросом – не перестали ли они замечать ваше существование? Но Дарья помнит. Колесо обозрения, балетную студию, лес. Домик Воуна у бассейна и раздевалку в школе. Я, не поворачиваясь, пишу ей ответ. Мне жаль. Она отвечает. Мне тоже. Я пишу ответ. У Гаса твой дневник. Он попросил меня проиграть игру, если я не хочу, чтобы он распечатал его. Она печатает. Гас трус. Удачи этому идиоту в попытках настроить принтер. Я хихикаю и качаю головой. Дарья и Сильвиа показывают себя с той стороны, которую я никогда не видел ранее. Одна жертвует собой ради меня, а другая жертвует мной ради себя. Можно мне повернуться? Не знаю, хорошая ли это идея. Дыши, дыши, ублюдок. Мне нужно видеть твое лицо, когда я напишу следующее сообщение. Две минуты спустя она отвечает: Хорошо. Я поворачиваюсь и тону в ней. Она сидит на кровати в огромной пижаме. Ее волосы собраны в мою любимую прическу и спадают через правое плечо. Мое сердце колеблется, как будто пьяница бежит по городу из борделя в объятия принцессы Диснея. Я глуп, потому что отпустил ее, но может, я умный, потому что осознал свою ошибку. Надеюсь, что не слишком поздно. Я смотрю вниз, пальцы летают по экрану: Посмотри на меня. Я наблюдаю, как она читает сообщение. Она морщит лицо, но не поднимает взгляд. Я делаю очередную попытку: Я проиграю игру и верну твой дневник. Мне жаль, что у меня заняло столько времени достать голову из задницы. Было слишком темно. Сложно было отличить хорошее от плохого. Я так долго защищал сестру, что даже не задумался о том, а стоит ли она того. Она все еще не смотрит на меня. Слеза скатывается по щеке. Я делаю глубокий вдох. Я не знаю многого о девчонках. Еще меньше я знаю о тех, кто мне нравится. И очевидно, ничего не знаю о той, которую люблю. Люблю. Пять букв не могут выразить глубину моих чувств к Дарье Фоллоуил. Они кажутся слишком обычными, маленькими и слишком часто используемыми. Виа заставила меня выбирать между вами. Она сказала, что вернется в Миссисипи, если я сделаю неверный выбор. Ее пальцы не двигаются, зависли над экраном. Она ничего не говорит и не печатает. Она не делает ничего. И любовь уничтожает. Я знаю это, потому что хочу врезать самому себе за то, что был таким самодовольным ублюдком, который думал, что выйдет сухим из воды. Железный человек не просил сердца – но получил его. Я люблю тебя, Дарья Фоллоуил. И думаю, что ты тоже меня любишь. По факту мы влюбились друг в друга одновременно. Ты как дождь, который льет неделями. Я как небо над головой, обрушился весь и сразу без возможности остановиться. Ее пальцы движутся. Я загипнотизирован. Она печатает, поднимает глаза, встречается с моими сквозь слезы и откладывает телефон. – Слишком поздно. Я бросаюсь к ней и падаю на колени, обнимая за талию и уткнувшись головой в бедра. Она не двигается. – Глазастик? – Не проигрывай игру. Дневник в любом случае обнародуют. Уже все вышло из-под контроля. Ты не должен лишать себя и свою команду победы. – Да пошла эта игра. Что о тебе? Что о нас? Что насчет того, что я вырвал свое сердце и бросил к твоим ногам, ожидая, что ты его поднимешь, а ты пнула его? А? Я смотрю вверх. Она кусает щеку. Ее нос порозовел, глаза блестят, и я понимаю, что мне не приносят наслаждения ее страдания. Они разрушают меня. – Я сказал, что люблю тебя, – тихо напомнил я, будто ее здесь не было пару секунд назад. – Если это ты называешь любовью… – Она качает головой. – Тогда я не хочу твой любви, Пенн Скалли. – Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но она перебивает меня: – К тому же тебе надо заботиться об Адриане и Харпер. – С ними все сложно. – Я хватаюсь за голову и собираюсь рассказать всю правду. – Я знал Адриану с самого детства. Она испытывала ко мне чувства, но я не отвечал взаимностью. Когда она начала обращать внимание на парней, я застрял на стадии «все девочки отвратительны». Но она не прекращала приходить ко мне домой каждый день. Я предупреждал ее, чтобы она не делала этого, особенно когда спустя годы у нас дома все стало еще хуже. Мама была не в себе, а Рэтт стал еще более жестоким. Однажды, перед выпускным, она пришла, когда я был на тренировке. Рэтт открыл дверь и сказал, что я должен быть с минуты на минуту, чтобы она подождала. И изнасиловал ее. Я заметил, как глаза Дарьи стали шире, она вздохнула, и я продолжил: – Она выбежала оттуда шокированная и униженная. Она не хотела, чтобы кто-то знал. Три месяца спустя она поняла, что беременна. Но было уже слишком поздно что-то делать. – Я откашлялся. Помню времена, когда Адриана мучилась из-за того, что не хотела Харпер до ее рождения. Как ужасно я себя чувствовал. Какую вину я ощущал. – Больше всего она боялась, что Рэтт кому-то расскажет. Похвастается об этом. Большинство людей пытаются скрыть подобные вещи, но Рэтт чмошник и далеко не большого ума. Не говоря уже о том, насколько часто он бывал не в своем уме. Поэтому Адди и я придумали эту историю, чтобы защитить и ее, и Харпер. Ну и чтобы дать Харпер хоть какое-то официальное происхождение. Мы всем сказали, что отец я, к тому же у меня все равно репутация была не очень, учитывая, из какой семьи я родом. Я не возражал говорить всем, что Адриана моя девушка. Это держало подростков в руках. Плюс я никогда не хотел ни с кем встречаться. До тебя. – Так и прошли последние три года. По большей части все было гладко. Когда я тусовался с девушками типа Блис, то Адриана закрывала на это глаза. А я мутил с другими, так как не хотел трогать Адриану. Но в ту минуту, когда ты появилась на горизонте, все стало настоящим и таким запутанным. – Мне жаль Адриану. – Дарья сжала мое плечо. – Она с ума сходит по Харпер сейчас, так что не переживай. – Я видела вас в парке Касл Хилл. – Дарья убрала руку от моего плеча. Мой разум вернулся на два дня назад. Адди позвонила мне. Срочная встреча. Гас где-то позади. Динь. Динь. Динь. Моя челюсть сжалась. Вокруг одни предатели. Единственный человек, который никогда не пытался меня предать, – Дарья, как иронично это ни звучало бы. – Я… – начал я, но она прижала пальцы к моим губам. Я поцеловал ее руку. – Обменяемся секретами? – Она улыбнулась, но получилось как-то грустно. – Конечно. – Я прижался головой к ее бедрам и сделал вдох. – Сделаем это. Она рассказала мне о том, что случилось с директором Причардом. Как она пришла к нему четыре года назад. И о последнем визите в его кабинет, и как это все закончилось болью, после которой она не может сидеть. – Он был тем, кто привел меня в парк и показал на тебя с Адрианой. Думаю, что он хотел, чтобы я отказалась от тебя. – А ты? Она встала, подняла край пижамы и повернулась. Фиолетовые, темно-желтые ссадины покрывали ее зад и бедра. Я сжал челюсть, чтобы не вздрогнуть. Гнев целой армии поселился внутри меня, и впервые в жизни я беспокоюсь о том, что не могу контролировать то, что хочу сделать с Гейбом Причардом. Я всегда был вспыльчивым, но никогда не выходил из себя. Но сейчас… Моя ненависть к Бауэру и Причарду слишком всепоглощающая, чтобы я мог спокойно покидать этот дом хотя бы в течение десяти ближайших лет. – О, – говорит она, морщась. – И я рассказала папе обо всем. И поэтому, по умолчанию, раскрыла секрет, что мы типа были вместе немного. Типа. Были. Немного. – Это хорошо, – ворчу я, не уверен, куда нам двигаться дальше. Так много было сказано, я все еще на коленях, а она все еще не показывает ни малейшего признака теплоты. Отзывчивая Дарья, которую я однажды слишком сильно оттолкнул, напоминая, что ее было недостаточно. Ее всегда будет достаточно. Я встал. Она тоже. Наши тела движутся одинаково, не касаясь друг друга. – Если ты хоть немного заботишься обо мне – выиграй игру. – Почему? Слава ей за то, что она поступает правильно, но блин, это уже слишком, даже для матери Терезы. Она вдыхает, готовя себя к тому, что собирается сказать дальше. – Потому что я буду в самолете в следующую субботу и закончу выпускной класс где-то в другом месте. Во рту пересохло, и я медленно качаю головой. Она делает шаг ближе и сжимает мою футболку там, где дыра, пытаясь склеить края, но становится похоже на челюсти акулы. – Все, к чему я касаюсь, – портится, Пенн. Все, чего я хочу, превращается в пепел. Я потратила целый семестр, пытаясь быть твоей, но ты так и не забрал мое сердце себе. Я отправляю тебя в объятия Адрианы не потому, что мне все равно, а потому, что я так хочу. Я испортила так много отношений. Единственный способ для нас исцелиться – убрать меня из уравнения. Ты и есть уравнение, хочу я заорать ей в лицо. Ты загадка, ты ответ, и ты числа в нем. Ты – математика. Ты придаешь смысл. – Не уходи, – крякаю я. Звучит так, будто я какая-то размазня. Не могу даже узнать свой голос. Хочу возврат денег за свои голосовые связки. Они отстой. Она делает шаг назад, и я пробую другую тактику.