На боевом курсе!

– Информативно… Тогда туда и рулим…

Как там у нас говорили? Пока в армии бардак, она непобедима? Как-то так…

Развернулись, заглушили моторы, покинули самолёт. А тут и сам Шидловский подъехал. И местное начальство с ним. Получается, ждали. Почему тогда на связь не выходили?

Сразу же организовали выгрузку бочек с горючей смесью и дозаправку самолёта. Все ёмкости выгружать не стали. Оставили на держателях две штуки.

Бочки со смесью сразу же перегружали на «Муромцы» эскадрильи. У нас всех сегодня ночной вылет.

После заправки и разгрузки самолёт опечатали, выставили караул, отправились на отдых. А мы со штурманом и вторым пилотом вместо отдыха – в штаб, на уточнение боевой задачи.

Каждому экипажу задача ставилась индивидуально. Например, вместе с нами по маршруту должен был лететь ещё один самолёт. У остальных были свои цели.

Удалось даже поспать несколько часов. Перед вылетом плотно поели, направились к самолёту. Начальник караула снял пост, протянул журнал на подпись. Проверили целостность печатей на дверях и люках, расписались. И начали готовиться к вылету. Убрали немногочисленные заглушки с воздухозаборников, осмотрели машину, запустили и прогрели моторы. Установили связь с ведомым самолётом и порулили на взлёт в рассеянном свете тусклых автомобильных фонарей мимо безмолвного пока строя застывших в ночи машин. Все остальные будут взлетать гораздо позже нас. Им в два раза меньше лететь до цели. Жаль, что мы пока можем только по одному вылету сделать. Мало мы бочек привезли. Следующая партия уже по железной дороге прибудет. Если в столице правильное, а самое главное – быстрое решение примут…



Ночной Берлин сверху выглядел великолепно. Жёлтые полосы улиц, подсвеченные огнями чёткие прямоугольники зданий, – только река светилась непроглядной чернотой, из-за которой и была хорошо различима на фоне освещённого города.

Идём прямо над изгибами реки Шпрее, вглядываемся вниз, считаем повороты. Вот-вот река разветвляться должна. Есть!

Аэронавигационные огни у нас были выключены ещё при подлёте к линии соприкосновения войск, поэтому шли до цели в целях безопасности на временном интервале в три минуты. Связью также было решено не пользоваться. Для взаимного обнаружения вполне хватало чистого безоблачного неба и сияющей круглой луны в вышине. На фоне тёмной земли прекрасно был виден светлый силуэт впереди летящего самолёта. А при подходе к цели мы увеличили обороты и сократили временную дистанцию до ведущего.

На удивление, с земли нас так до самого Берлина никто не обнаружил. Да и потом прошляпили. И где немецкий хвалёный порядок? Где пункты обнаружения и оповещения? Нет, я только рад, что их нет, но слишком уж легко мы летим. Не по себе как-то от этакой лёгкости. Как бы не расслабиться нам раньше времени на свою беду.

Встряхиваюсь сам, тереблю экипаж, заставляю повысить осмотрительность в воздухе. На сиденье поёрзал, наклонился пару раз вперёд да в стороны. Размял мышцы. Надеюсь, что готов ко всему.

Снизились, заняли высоту восемьсот метров по альтиметру, определились на местности сначала по реке, а чуть позже и по характерным городским кварталам. Как-то слишком уж просто всё получается.

Довернули на цель, встали на боевой курс. Впереди летящий самолёт совсем не виден. Опасно, можно ошибиться по скорости и столкнуться. А страха нет. Азарт страх забивает. И опасение промахнуться. И за впереди идущий экипаж сильная опаска возникла. А ну как они промахнутся? И бомбы свои мимо купола Рейхстага положат? Тогда вся работа насмарку пойдёт. Да и ладно. Всё равно даже в таком случае плюха немцам знатная выйдет. Заставляю себя выбросить из головы лишние мысли, сосредотачиваюсь на приборах, компасе и, конечно же, командах штурмана.

Кошу краем глаза на лежащую на коленях карту, всматриваюсь вниз и вперёд – подходим к рубежу открытия люков. Отлично видны справа поблёскивающие железнодорожные пути. Слева сверкает яркими огнями знаменитый бульвар Унтер-ден-Линден.

– Открыть люки! – перекрикиваю ровный гул моторов.

– Есть люки открыть! – вторит из-за спины борттехник. И тут же докладывает: – Люки открыты! К сбросу готов!

А то я не знаю, что он готов. И что люки открылись. Потому что легонько встряхивается при этом самолёт, прекрасно слышу гул ворвавшегося в кабину холодного воздуха и звонкие щелчки встающих на замки створок. Но доклады фиксирую, потому что положено так.

– Командир! Три градуса влево! – не отрываясь от прицела командует штурман, и я сразу же выполняю эту команду.

Кошу краем глаза на своего второго пилота. С удовлетворением киваю головой увиденному и снова сосредоточиваюсь на приборах. Работает мой помощник, помогает в пилотировании, придерживает штурвал, следит за отсутствием крена. Вдвоём гораздо проще управлять самолётом, нагрузки не такие значительные. Правда, не сейчас. Сейчас эти нагрузки практически не ощущаются. Машина в ночном воздухе идёт ровно. Небо безоблачное, ясное – турбулентность отсутствует. Идеальные для работы условия. Промахнёмся – вот позору-то будет. Стыда не оберёшься!

Мигнули впереди аэронавигационные огни на ведущем самолёте. Мой пилот пустил секундомер, приготовился к отсчёту.

– Держим курс! – командует штурман.

Время замерло. Гудят размеренно моторы, тихонько вибрируют педали. А к шуму наружного воздуха в кабине я сразу привык и не замечаю его. На всякий случай двери между кабиной экипажа и грузовой сейчас открыты. Контролирую правильность боевого курса по визирной линии на нижнем стекле. Чётко идём. Ровно на цель. И ориентиры внизу отчётливые. Уходит вправо река, сверху хорошо виден уходящий вправо канал и чуть далее впереди центральный железнодорожный вокзал. Успеваю всё это заметить за какие-то доли секунды и успокоиться – точно идём. И здание Рейхстага сейчас отлично вижу. Ещё бы его не видеть! В огненных-то вспышках разрывов. Хорошо ведущий свои бомбы выложил. Так, как нужно. Теперь и нам ни в коем случае нельзя опростоволоситься.

– Двадцать пять, двадцать шесть… Двадцать девять. Время вышло! – перекрывает шум наружного воздуха в кабине чёткая команда помощника.

И тут же ему вторит штурман. Так, что эти две команды сливаются в одну:

– Сброс!

Машина пытается подвспухнуть, но я не даю ей этого сделать, выдерживаю высоту. Теперь бы снимки нам удачно сделать.

Разворачиваюсь на обратный курс вслед за огнями ведущего, включаю свои. Теперь можно не прятаться, дело сделано. Свои бочечки со смесью точно в цель уложили. Разгорающееся внизу пламя видно хорошо. Делаем снимки пожара и уходим домой с набором высоты. Далеко за спиной замельтешили по небу прожекторы, исполосовали впустую небо яркими лучами. Опомнились…

Проспали немцы наш визит, на наше счастье. Ну, на то и расчёт был.

Небо на горизонте начинает сереть – рассвет на подходе. А внизу сейчас наверняка готовятся к взлёту по наши души ночные охотники. Стрелки наши железом залязгали, устраиваются поудобнее на своих местах. И Игнат с Семёном вперёд протиснулись, к бою приготовились. Только заслонки пока не открывают, команды ждут. И мы ждём, карабкаемся вверх, уходим на восток, головами по сторонам крутим.





Глава 17




Первую атаку мы отбили легко. Нас сразу же попробовали перехватить над предместьями Берлина и потом преследовали до самого Франкфурта.


Здесь, наверху, уже почти светло. Солнце, правда, ещё не встало, даже горизонт розовым не окрасило, но звёзды над нами быстро побледнели и растворились в стремительно синеющей небесной вышине. Поэтому поднимающиеся снизу и сзади нас чёрные характерные силуэты немецких аэропланов мы сразу засекли. Не мы, точнее, а наши наблюдатели. Маяковский с Сергеем сразу заметили и предупредили. Сдвинули в сторону заслонки, приготовились к открытию огня. Ну и мы, соответственно, нашего ведущего оповестили о неприятеле. Сократили дистанцию до впереди летящего самолёта, пошли левым уступом. Единственное, так на всякий случай для большей безопасности высоту на полсотни метров больше установленной набрал. Пусть будет.

Скорость у нас незначительно меньше, чем у немецких истребителей. Потому как мы в горизонте идём, и нам не нужно вверх карабкаться, насилуя моторы, как нашим противникам. Поэтому-то скорости и не сильно различаются. Чем они дольше высоту набирают, тем мы дальше на восток уходим, к нашим.

Назад в кабину не оглядываюсь, и так знаю, что стрелки глаз с приближающегося противника не сводят. Мне, чтобы в этом убедиться, напряжённых спин Игната с Семёном хватает – замерли ребята у курсового пулемёта, сразу понятно, что к стычке готовы. И взгляды обоих направлены вниз. А нам с Дитерихсом необходимо не только на приборы и вниз посматривать, но и по сторонам не забывать поглядывать и верхнюю переднюю полусферу из вида не упускать. Мало ли кто откуда может вывалиться.

Время тянется медленно-медленно. И где там эти немцы? Сколько можно ждать!

Рыкнул за спиной «мадсен» Маяковского, спустя несколько долгих секунд ему завторил пулемёт Сергея с левого борта. Две коротенькие очереди рыкнули, зазвенели отстрелянными гильзами в полотняных мешках и умолкли. И тут же прозвучал доклад стрелков:

– С правого борта чисто! С левого борта чисто! Противника не наблюдаю!

– Усилить осмотрительность! – А нечего расслабляться. О немцах не доложили, о результатах стрельбы тоже. У-у, раздолбаи. И как это чисто? Почему это чисто? – Почему не слышал доклада о количестве и местоположении самолётов противника? Докладывать обязательно!

– Есть, докладывать!

– Игнат, ведущего прикрывать не забывай.

Напрягся казак, чуть-чуть подвинулся вперёд, привстал на одно колено и прицелился куда-то вниз. Замер. Начал сдвигаться чуть вбок, повёл легонечко стволом – явно сопровождает кого-то под нами. Но молчит.

Ведущий с левого борта огрызнулся огоньками вспышек. Сначала короткой очередью, для пристрелки, а следом и длинной. Ну и мы головами усердно закрутили по сторонам, стараясь вниз заглянуть, за обрез стекла, потому как понятно по вспышкам, что куда-то под брюхо нашего самолёта садит.

– Игнат? Никого не наблюдаешь?

– Пару снизу вижу. Но дистанция большая.

– А по кому тогда ведущий стреляет?!

– Да не вижу я по кому!

Чёрт! Как не хватает нижней огневой точки. И не сманеврируешь ведь… Приходится так по прямой и идти. Впрочем…

– Открыть створки бомболюка!

И сразу же назад оглянулся, через открытую дверь переборки. Поймал взглядом стрелков:

– Пристегнулись?

Утвердительные кивки в ответ.

– Давайте прямо через люк. Только не высовывайтесь шибко…

Вцепились в нас немцы крепко. Да ещё все самолёты у них оказались с пулемётами. Хорошо, что мы их близко не подпускали и вовремя сообразили створки открыть. Да и ведущий не сплоховал. То есть его стрелок с левого борта. Попасть не попал, но отогнал. А там и мы подключились. Так что как немцы ни старались, но близко подобраться к нам у них не получилось, пришлось им с дальних дистанций нас обстреливать. А по количеству пулемётов у нас даже преимущество. А плотность и точность огня выше по понятным причинам.

А дальше началась карусель. Первая группа немецких самолётов на траверзе Франкфурта ушла назад, а взамен пришла другая, местная. А дальше только хуже стало. Чем-то ситуация напомнила наш недавний полёт к Кильскому каналу. Точно так же остервенело на нас накидывались. Казалось бы, поздно уже боржоми хлебать, пора бы и смириться, успокоиться, об ответных мерах задуматься. Так ведь нет, накидываются и накидываются. Но, правду сказать, умнее стали, гораздо умнее. Уже так под выстрелы не подставляются, как подставлялись ранее над Балтикой. Но тем не менее пару самолётов мы всё-таки сбили. На наших глазах они развалились в воздухе, мы даже увидели, как закувыркались вниз гуттаперчевыми куклами тела пилотов. А парашютов-то у них пока нет.

Ещё четыре самолёта мы просто подбили. Не сбили, к сожалению, но хотя бы смогли вывести их из боя. Но и сами огребли в ответ. По крайней мере, машину нам продырявили. И крылья, само собой, тоже. Как же без этого. И мотор из строя нам вывели. Точнее, не сам мотор, а систему топливного питания перебили.

И вот после этого я свою пятую точку в крепкий кулачок-то и зажал. За движком белым аэрозольным следом бензин распыляется. Хорошо хоть сразу же испаряется, а то бы точно от выхлопа рядом стоящего мотора это облако бы и вспыхнуло. Запросто же может такое случиться.

Похоже, не одному мне страшно стало. Ведущий отвалился в сторону. В боковых окнах впереди летящего самолёта можно было бледные пятна лиц увидеть. И как нам руками махали, на двигатель показывали, тоже заметили. Отмахнулись в ответ, крыльями покачали. Даже про связь в этот момент забыли оба. Потом только я спохватился, связался. Вот что значит – привычки работать в эфире нет.

Далеко ведущий уходить не стал, прикрывать-то нас перекрёстным огнём всё равно нужно, но интервал ещё на полсотни метров увеличил. Все шишки на нас, как на замыкающих валятся.

И немцы сразу со всех сторон накинулись, понадеялись добить. Мечтатели. Они в этот момент больше друг другу мешали, чем нам. Но всё равно пришлось трудновато. Стрелки перезаряжаться не успевали. Даже в один момент курсовой «максим» пришлось перетаскивать на правый борт. Иначе не справились бы.

И, вообще, пора на «Муромцах» отказываться от «мадсенов». Машинка хоть и лёгкая по сравнению со станкачом, на руках её ворочать запросто можно, но ёмкость магазинов маловата. Зато в полёте у «максима» никаких проблем с перегревом нет. Набегающим потоком воздуха хорошо охлаждается. В тот раз даже вода в кожухе ни разу не закипела. Да что там не закипела, она даже до предкипения ни разу не дошла. А если ещё подсказать Марии Фёдоровне или Александру Михайловичу закупить в Англии «виккерсы» или добыть через нейтралов у противника их МГ-08, то вообще бы отлично было. Немецкая машинка, конечно, лучше английской, у неё и прицельная дальность больше, и вообще она качеством лучше, но вряд ли что-то из этого получится. Лучше всё-таки закупить английские. Пусть родственные связи напрягают…

Отвлёкся, закрутился. Из перебитой топливной магистрали бензин вытекает, распыляется. Бак расходный, топлива в нём немного, но и просто тупо сидеть и ждать, пока всё через тоненькую трубку вытечет, желания никакого нет. А вдруг полыхнёт? Вот то-то и оно, это самое пресловутое вдруг. А у нас крыло перкалевое, набор деревянный, фюзеляж фанерный. Вида не показываю, но страшно…

Инженер ко мне наклонился, на ухо кричит, идею высказывает. Выслушал, согласился. Связался с ведущим, согласовал снижение полётной скорости. Олег Григорьевич инструменты прихватил, через верхний люк на плоскость выбрался. Я особо и возражать-то не стал, потому как помнил подобный реальный случай в нашей истории, в моей то есть, в давно прошедшей.

Инженер наш по лонжеронам и стрингерам добрался до мотора, за расчалки цепляется, напору набегающего потока сопротивляется. Да ещё парашют ниже спины болтается, в сторону его сдувает, тянет. Жестами нам показывает, что одному никак не справиться.

Стрелки в короткой паузе между очередями переглянулись друг с другом да на меня глянули. И вновь к своим машинкам припали. Понятно всё с ними. Нельзя нам сейчас без стрелков. Кто отстреливаться-то будет? То-то же. И Семён вторым номером за пулемётом, ему никак. Как и Игнату, тем более. «Максим» ведь почти без перерыва стреляет. Хоть самому идти.

Немцы-то, словно шавки на охоте в медведя, вцепились – и близко не подходят, боятся, но и не отстают. Тем более, человека у нас на плоскости заметили, всё-таки начали ближе подбираться. Тут-то Игнат и не сплоховал. Ещё один «Альбатрос» задымил, в крутое пике сорвался, вспыхнул. Но и нам досталось. В кабине словно полковой барабан загрохотал. Даже через пулемётную трескотню отлично слышно, как пули сухим частым горохом по броневой обшивке просыпались.

– Командир, разрешите? – Владимир Владимирович Дитерихс решился. Даже в кресле приподнялся. Но штурвал пока не оставил, держится двумя руками, умница.

– Разрешаю.

А куда деваться? Да и кроме него больше некому инженеру нашему помочь. Только теперь мне по сторонам придётся за двоих смотреть. Ну и пилотировать, само собой.