Мотив для исчезновения

Он не был знаком с ней лично, но многое о ней знал. Ее звали София Лесбрук. Этот дом она получила засчет того, что ее муж был неплохим риелтором. К сожалению, два месяца назад он скончался. Убийце удалось раздобыть ее адрес в цветочном магазине, который обслуживал их семью и друзей после смерти супруга. Он разместил поддельный заказ, а затем отменил его.

София была довольно сложной целью. Он изучал расписание всех своих других жертв, но Лесбрук практически не выбиралась из дома после потери мужа. Ей было уже пятьдесят два, детей не имела, поэтому она жила в этом прекрасном доме совершенно одна. Лишь пару раз в неделю у нее оставалась сестра. Он знал это, так как наблюдал за ее домом уже не в первый раз. По сути, это был уже шестой.

Сегодня он собирался рискнуть и взять ее. Убийца был абсолютно уверен, что в доме не была установлена сигнализация и иные системы безопасности. Также он был в курсе, где хранится запасной ключ, однажды увидев, как сестра достает его из одного из шести цветочных горшков, стоявших вдоль крыльца.

Он еще никогда не вламывался в чужие дома. На самом деле, он и законов не нарушал до случая с Кейшей Лоуренс. Да, он делал вещи, которые могли не нравиться другим людям, которые можно было посчитать безумными, но все было исключительно правомерно.

Поэтому он сильно разволновался, когда вышел из машины и направился к дому Софии Лесбрук. У него не было ни пистолета, ни ножа… только адреналин и пара сильных рук.

Было два часа ночи и весь район окутала устрашающая тишина. Засчет этого буквально каждое его движение казалось слишком громким. Он поднялся на крыльцо и тихонько поднял четвертый горшок справа. Серебристый запасной ключик мерцнул в лунном свете, словно маячок.

Как только он взял его в руки, по телу прокатилась волна возбуждения. Он и правда собирался сделать это. Он собирался пересечь линию, которую нельзя было переходить. Теперь не только огонь руководил им… он понял, что может делать все, что захочет и его не остановят.

Когда он вставил ключ в замок и провернул его, то мысли странным образом переметнулись к матери. Он бы так ее разочаровал. Взлом с проникновением. Похищение. Убийство. Он явно не стал тем честным молодым человеком, каким она хотела его видеть.

«Ну и черт с ней, – подумал он. – Это ее вина. Она это сделала со мной, направила меня по такому пути».

Это было больше похоже на отговорку, но ему хватило.

После смерти отца мать оставила его прах в урне на каминной полке в гостиной. Ему только исполнилось двенадцать, когда это произошло. Более семи лет он смотрел на эту урну, пока наконец не переехал. Иногда он вспоминал те ссоры, которые часто происходили между его матерью и бабушкой. Последняя постоянно упрекала мать, утверждая, что ее сын не хотел быть кремирован. Он не сообщил свою волю и семьей было принято именно такое решение. Но мать всегда настаивала, что это был правильный выбор. Иногда он смотрел на эту урну и удивлялся, как можно хранить в ней чью-то жизнь.

Когда ему исполнилось двадцать, мать заставила его развеять прах. Они выбрали для этого безлюдное озеро. Она была сильно пьяна и бормотала что-то о его воле… что это было лучшее решение. Бабушка переехала в другой штат и ссоры закончились. Он чувствовал, что все было совсем неправильно.

Ему так казалось тогда и это ощущение сохранилось до сих пор. Сжигать тела людей, которые этого не хотели бы… Еще хуже – развеивать их прах в случайных местах. Он очень долго ненавидел мать за это. В результате, она стала для него просто ведьмой, которая хранила его останки исключительно из личных побуждений, которые он никогда не понимал.

Открыв дверь дома Софии Лесбрук, он внутренне надеялся, что его мать как-то услышит об этом, где бы ее сейчас не носило. Он надеялся, что этот факт нарушения закона приснится ей в страшном сне.

Этот прекрасный дом внутри был мрачным и темным. Справа находилась гостиная, где в стене над камином висел пятидесятидюймовый телевизор. Все было идеально чисто и ощущался запах свежей выпечки – булочек с корицей.

Он позволил себе насладиться внутренним убранством дома, в котором не имел права находиться. Тем не менее, он не отвлекался. Он проходил комнату за комнатой, наконец, отыскав спальню Софии на втором этаже.

Она спала с включенным генератором шума, стоявшем на прикроватной тумбочке. Он был включен в режиме белого шума, что странным образом уменьшало комнату.

Он шагнул к постели и несколько секунд наблюдал за спящей женщиной. Слегка нахмурившись, он сжал кулак правой руки и с размаха ударил ее по голове.

Ее глаза широко распахнулись, когда она откатилась вправо. Она открыла рот, собираясь закричать, но он быстро зажал ей губы. Убийца прыгнул на кровать и оседлал ее. Он поднял правую руку и снова ударил ее. На этот раз по запястью раскатилась боль. Ее тело обмякло под ним.

С легким чувством досады, он сполз с кровати и взглянул на нее. Затем он стянул с жертвы одеяло и уставился на ее тело. Она была достаточно симпатична для своего возраста и он задался вопросом, каким человеком нужно быть, чтобы воспользоваться ею в таком состоянии. Он был не таким. Он никогда не погрязнет в подобном разврате.

Но на самом деле… он и представить себе не мог, что решится взломать чей-то дом. Насколько дальше он мог зайти?

С небольшим усилием он вытащил ее из постели. Он закинул ее на плечо, чувствуя, как поднимается и опускается ее грудь от дыхания. Он спустился с ней вниз и оглянулся на гостиную, ненадолго застыв на месте перед уходом.

Он смотрел на комнату. На полке между камином и телевизором стояли несколько фотографий членов семьи и мужчины, который, по его предположению, был мужем Софии.

Между ними стояла урна… его последнее место обитания перед тем, как прах развеют по ветру.

Но, с ее уходом из жизни, это вряд ли когда-нибудь произойдет.

Он бросил тоскливый взгляд на урну и унес тело Софии в ночь.





ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ




После часа ночи Эйвери бросила все надежды на предстоящий сон. Она сварила еще одну чашку кофе в комнате отдыха А1 и мысленно вернулась к ее странной встрече с Говардом Рэндаллом. Он никогда не раздавал информацию направо и налево. Он предпочитал давать ей намеки в практически загадочной форме, заставляя ее потрудиться.

«Может это он и делал, когда я пришла? – размышляла она. – Может само его настроение было намеком?»

Это была идея. Эйвери прекрасно видела, что вся его настойчивость в том, чтобы она больше никогда не приходила, была совсем на него не похожа. Как правило, ему нравились ее визиты, главным образом потому, что кто-то вроде нее полагался на его способность проникновения в суть событий. Что же так резко могло измениться?

Она задумалась, не пытался ли он ввести ее в заблуждение. Он предположил, что ей не стоит сильно зацикливаться на самом поджоге… это делалось скорее символично. Она согласилась, но было сложно найти преступника, основываясь исключительно на символизме. Должно было быть что-то еще… что-то, что она упускала из виду.

Она порылась в бумагах на столе и достала информацию о жертвах. Блэк перечитала данные несколько раз в надежде, что какая-то связь выскочит прямо ей в руки.

«Пока только женщины.

С третьей разобрались в спешке, тело не было полностью сожжено. Пока не идентифицирована.


Способ, которым он бросает останки, говорит о том, что он жаждет нашего внимания, но не хочет быть пойманным. Он хотел бы позлорадствовать, но основой является именно привлечение внимания».

Эйвери вспомнила разговор со Слоан Миллер. Поджигатели часто возвращаются на место преступления, чтобы посмотреть на результат. Так что, вполне возможно, что убийца действительно приходил и наблюдал за тем, как Эйвери и ее коллеги детективы, совместно с сотрудниками правоохранительных органов, пытаются выяснить метод, которым он убивает. Но зачем? Связано ли это с их психическими отклонениями, раз побуждает на подобные глупости?

Был и другой вопрос: раз уж он использует огонь в качестве символики, возможно, в нее входит что-то еще? Может сами жертвы?

«Что же я упускаю?»

Блэк собиралась перечитать данные о жертвах еще раз, когда раздался стук в и без того открытую дверь. Она подняла голову и увидела заглядывающего внутрь Рамиреса. Он выглядел уставшим, но в его улыбке все также светилась какая-то мальчишеская энергия.

– Нашла что-нибудь? – спросил он.

– Нет. Сплошные тупики и разочарование. А ты?

– К Филлипу Бейли завтра утром придет адвокат. Он по-прежнему утверждает, что никогда не убивал людей, а его извращения не выходили за рамки использования животных.

– Получается, что и с ним мы топчемся на месте? – уточнила Эйвери.

– Да, как минимум до завтра, пока не приедет адвокат. А что? Ты все еще сомневаешься?

– Да, но не уверена в причине.

– Дай мозгам отдохнуть, – сказал Рамирес.

Он зашел в кабинет и встал рядом, пока она оставалась неподвижной. Он начал массировать ее плечи и Блэк мгновенно ощутила, что расслабляется. Она уже и не помнила, когда в последний раз мужчина касался ее спины.

– Он никогда не отдыхает, – ответила она. – И Рамирес… то, что ты делаешь, очень приятно, но мы пересекаем черту, о которой постоянно говорим.

– Забудь об этой черте. Сейчас на всем этаже уже никого нет.

– Зато есть работа, – пояснила Эйвери.

Она начинала раздражаться. Как еще ей объяснить Рамиресу, что она не желает, чтобы их романтические отношения как-то помешали работе? Она не хотела показаться сучкой, но он не оставлял ей выбора.

– Ты пашешь, как Папа Карло. Много вреда не будет, если ты возьмешь пять или десять минут для отдыха, – ответил он, увеличив давление на плечи. Его руки скользнули чуть ниже шеи.

– Для чего? – спросила она, сбрасывая их. – Хочешь просто скинуть все бумаги на пол и трахнуть меня? Побыстрее на столе? Или может в кладовке? Боже, Рамирес… Когда ты уже вырастешь и займешься работой.

– Ничего подобного я не хотел, – обиженно ответил он.

– Тогда что? – спросила Эйвери. – Что ты от меня хочешь?

– Провести с тобой десять минут, не погрязнув в работе, – сказал он.

– Что ж, сейчас тебе это не светит. Прости, но, если ты заставишь меня выбирать между тобой и работой, то у тебя немного шансов.

– Ого, – ответил он, медленно возвращаясь к двери. – Вот так легко?

– Да, вот так.

– Может мне просто оставить тебя в покое, пока расследование не завершится… или пока ты не поймешь, что дело закрыто. Бейли – наш парень. Хватит надумывать. Прекрати стараться быть занятой, чтобы игнорировать те чувства, которые ты испытываешь ко мне.

– Этим я не занимаюсь, – плюнула она.

– Я в этом не уверен, – ответил Рамирес.

– Мир не вращается вокруг тебя, – сказала Эйвери. – А сейчас, если ты не возвражаешь… закрой дверь, когда будешь уходить.

Было очевидно, что ему есть что ответить, но Рамирес предпочел промолчать. Хотя, он все же слегка хлопнул дверью на выходе.

Блэк снова вернулась к информации о жертвах. Все женщины… что еще? Было ли что-то, что она упускала?

Она задумалась о разговоре со Слоан и о типаже, который они составили. Возможно, им стоило взглянуть на ситуацию под другим углом, с новой точки. Было уже три часа ночи и, конечно, ничего особого придумать не удалось.

Понимая, что три часа сна совершенно бесполезны, Эйвери встала и размяла спину. Затем она снова села, откинувшись на спинку стула, и принялась изучать данные Кейши Лоуренс и Сары Осборн. Она искренне надеялась, что личность третьей жертвы поможет им связать все воедино.

Но пока у Блэк было лишь два трупа женщин, уставившихся на нее с бумаг на столе. В последние дни существования на земле, их превратили в пепел и Блэк хотела отрыть истории, которые они могли бы рассказать.

Она снова вспомнила о докторе Слоан Миллер и подумала, что именно она должна быть тем человеком, который поможет ей разобраться в этих трагедиях.





ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ