Локумтен
Часть 8 из 43 Информация о книге
— Попридержи язык, девочка, — тихо посоветовал ей Кали. — Родная дочь его взошла вчера на трон. Эша хмыкнула, но возражать не стала. Али энергично покивал, соглашаясь. Его слезящиеся глазки уперлись в подбежавшего к ним Филя. — А ты, малой, что делал на Дозорной? — с напором спросил он. — Дрых? Ударь ты в колокол раньше меня, мы бы его в два счета поймали. Мне с Мостовой далеко бежать, я всё бежал и думал: «Ну когда же? Ну когда же?». А этот, — Али ткнул коротким пальцем в долговязого Тови, — храпел в обнимку с воротом, вот и упустили! — Может и хорошо, что упустили, — пробасил Тови, задумчиво махнув белыми, как у Филя, ресницами. — Не слышал я, чтобы их ловили. Зато слышал, что где прошел сердар, там валяются отрезанные уши. Да и мало их осталось, поумирали они. Люди говорят, мор прошел среди них — вроде демоны нашли на них управу. — Хоть бы они друг друга перебили поскорей, — злобно прошипел Кали. — Во славу О́дина… Ладно, пошли обратно, пора мост поднимать! Они поспешили к воротам, но Филь придержал шаг. Ему было о чем подумать, не выслушивая дурацких вопросов. Сердце мальчика стучало от возбуждения — Эша не соврала ему про Врата. И значит, вот как можно вернуться домой! Интересно, а обратно можно так попасть? Исходя из того, что он слышал, получалось — можно. Потому что дорог, которые ведут только в одну сторону, Филь не знал. Он еще много чего услышал, что требовалось хорошо обдумать, оттого шагал не торопясь. Эша согласилась с Али, что Врата зажигать некому, хотя днем уверяла, что ей не составит труда переправить его домой. Значит, она сказала ему не всю правду, и Филь нюхом чуял, что за этим что-то скрывается. Что-то важное, а может, и опасное для него. Единственный человек, который Филю никогда не врал, был его отец. Что он говорил, то и делал. Что обещал, то выполнял, несмотря ни на что. Но и легко отворачивался от тех, кто хоть раз его обманул. Филь так не умел, но тоже не терпел, когда его водят за нос. Из отцовского опыта он знал — кто так делает, от тех не жди ничего хорошего, в нужный момент можешь остаться один. В этом не было ничего страшного, однако в компании веселей. Потому лучше быть в такой компании, где люди говорят, что думают. Еще лучше иметь кого-то, кому можно доверять, как самому себе. Вот тогда можно горы своротить! Вот и получалось, что дела Филя дрянь. Ему тут все врут или, в лучшем случае, не договаривают. А предпринимать что-то, исходя из чужого вранья, значит, ставить капкан на себя. Захлопнут его в один прекрасный день, и ахнуть не успеешь. И обвинять некого — сам виноват. Черти бродят у них, где вздумается, сами они лжецы законченные, а уж как друг к другу относятся! Местные порядки забавляли Филя, но он еще не задумывался о них. Пока не увидел Эшу в белой ночной сорочке. Это что же значит, что солдаты — тоже члены семьи? Большая у них, должно быть, семья! А то с чего бы девчонка вела себя как среди своих? Императора она обозвала кретином, а Кали её оборвал. Ну и кто они друг другу? Не-ет, нечисто тут, и верить тут никому нельзя. Надо самому разбираться, что к чему, а еще лучше тикать отсюда, пока цел. Хоть не просто будет докопаться до них, но на деньги, что отец схоронил на черный день, Филь сможет безбедно жить многие годы. Эша повысила голос, и мальчик против воли прислушался. Девочка спорила о чем-то с солдатами. Филь успел догадаться, что самый умный из них — Али, хотя начальник над этой тройкой — Кали. Поддернув путавшуюся в ногах сорочку, Эша влетела на мост и встала у ворота. — Из этого леса минуту назад вышел сердар, — произнесла она, раздраженно махнув рукой. — Если в нем были демоны, то теперь их там нет. Зачем нам поднимать мост? — Таков порядок, — сказал Кали. — А иначе мы не можем спустить собак, — добавил Али. — При появлении демонов они понесутся за ними. А без собак нам останется только постоянно быть на страже, не разлучаясь с Арпонисом. Ни поесть, ни поспать! — Филь прикажет им остаться, — заметив мальчика, произнесла Эша заносчиво. — Правда, Филь? Обязательно, подумал тот, неопределенно качнув головой. Если эти маленькие лошади его послушаются. Филь не боялся местных собак, но не понимал, зачем они такие большие. — Они-то останутся! — усмехнулся Тови. — Но только пока демона не почуют. Малой не сердар, чтобы управлять собаками, когда рядом демоны. Это как усесться на бешеного коня! Голос Эши вдруг сделался как ножом по стеклу, и Филь бросил прислушиваться. Чего прислушиваться, когда так понятно, что надо этой девчонке. А надо ей, чтобы мост был опущен, тогда она сможет выйти с Филем, когда поблизости никого не будет, и зажечь для него Врата. Вот только Филь уже не знал, стоит ли в них соваться. Да и мешок остался на башне, но мешок это ладно, хуже, что в его бедной голове опять кутерьма. Мальчика раздирали нехорошие предчувствия. Что тут происходит, где он на самом деле? Эша ему, конечно, всё объяснила за обедом, но он, конечно, ничего толком не понял. Он только понял, что бывали случаи, когда во Вратах умирали, рассыпались в прах. Может, поэтому у них тут столько песка. А открыть Врата можно только вблизи замка, больше негде. Однако в Старый Свет, как Эша называла дом Филя, можно попасть куда угодно. Сто лет назад тут, оказывается, всё было по-другому. Тогда тут правил Кретон Первый, чья престарелая дочь вчера взошла на трон, и разразился лютый голод. Чтобы люди не перемерли, император приказал раздать раковины, которые открывают Врата. Кто не хотел или не мог идти через Врата, те стали шастать туда-сюда через Внутреннюю Границу, ту самую дверь в пещере, которую демоны соорудили для себя, когда замок принадлежал им. Тогда-то, как сказала Эша, и настал сумасшедший дом. Население Империи сгрудилось в окрестностях отдаленного Хальмстема. Среди людей появились разбойники, которые под видом торговцев пытались разнюхать, где что плохо лежит. Случился даже хазарский набег. А потом силы Сотериса иссякли — Эша уверяла, что он живой, — и Внешняя Граница стала сжиматься к замку. Вплоть до того, что открыть Врата стало можно, лишь стоя у стен Хранилища. Тогда установились совсем веселые деньки. Считая, что, окончательно закрывшись, Врата больше никогда не откроются, люди ударились в панику. Они не могли решить, куда им надо. Народ носился туда-сюда с семьями, поклажей и скотом, распихивая друг друга, крики, драки, поножовщина, дети орут, им обрывают уши, колеса телег давят раковины — бедлам, короче. То время так и называют теперь — Великий Бедлам. С того времени только сердарам удается быстро зажечь раковину. Внешняя Граница расширяется, но медленно. Среди людей не осталось почти никого, кто мог бы открыть Врата даже у замка, а когда-то это можно было сделать за многие мили от него. Одно хорошо — какой-то умник забрел тогда сюда и притащил червя. Червю так понравилась местная почва, что он живет теперь тут повсюду, и где он живет, там всё растет как на дрожжах. Самого червя тоже можно есть, если припрет, только он безвкусный, тот самый марро. И еще говорят, умник оказался сердаром, потому что ни имени после него не осталось, ни кто он был — никому не ведомо. О сердарах ведь тоже ходят слухи, всё больше страшные, но никто их вблизи не видел. Однако у сердаров хоть облик людской, но почему здесь не боятся демонов? Филя испугала какая-то мелюнга так, что он до сих пор избегает смотреть в сторону грота, а эти говорят о демонах, как об одичавших домашних животных. Эша даже замковый мост не хочет поднимать, будто не вчера вынесли из леса страшилище под видом волка. И вообще, это место неизвестно где находится, и говорят тут на языке без названия, пусть он похож на латинский. Крупному торговцу без латинского не выжить, Филь убеждался в этом не раз. А местному народу он зачем, если они утверждают, что живут на другом конце земли? Тем не менее вся семья Фе, как один, свободно говорила на латинском. Нет, нельзя ему домой, решил он. Разобраться надо сначала, что тут и как. Вот вернутся все в замок, и пойдет он отсюда разбираться. С людьми говорить, с теми же пастухами, учиться Арпонисом пользоваться. А потом можно и домой. Главное — держаться подальше от семейки Фе, чтоб опять не закабалили. И мешок не забыть забрать, и лучше прямо сейчас. То, что можно сделать завтра, нужно делать сегодня. Филь пробежал по мосту мимо Эши и, не обращая внимания на её окрик, понесся к Дозорной башне. Небо на востоке уже розовело. Г-жа Фе говорила, что обратно они отправляются с восходом солнца, плюс восемь часов, так что он успеет поесть и отнести мешок в грот. Филь был спокоен: он знал, что должен делать, и по-другому быть просто не может. Когда он бежал назад, опять прогудел тревожный колокол, а следом из-под покрова леса вынесся конный. Лошадь под ним была в мыле, сам он выглядел не лучше. Всадник влетел по мосту во двор и бессильно сполз с седла. — Флавиона убита! — выдохнул он, принимая крынку с водой из рук подбежавшей к нему Эши. — Когда уже шла под мечами… Опустошив крынку, он добавил: — Среди державших мечи оказался сердар, он снес ей голову. Толкавшиеся во дворе солдаты переглянулись. Эша ахнула: — А что с Мастером? Он тоже должен быть там! Прибывший взглянул на неё, будто только сейчас заметил. Лицо у него сделалось растерянное. — Девочка, — сказал он, кладя ей руку на голову. Эша сбросила его руку, почти ударив по ней. — Я спрашиваю, что с моим отцом! — Господин Фе погиб. Лицо Эши стало одного цвета с сорочкой и, не успел никто ничего предпринять, она мешком повалилась на землю. — 6 — «Успехи мальчика в познании были выше средних. Он не блистал анализом, но удивлял способностью к синтезу. Учителю следовало торопиться, чтобы он не заскучал на полпути и не принялся совать свой нос, куда совать его было рано…» Императорский Ментор, из рапорта Совету, Расследование Кейплигской трагедии Еще никогда в жизни Филь не чувствовал себя таким несчастным. Шагая за Ирением, он костерил про себя всех обитателей Хальмстема вместе с демонами и сердарами. Если бы мог, он лично придушил бы сейчас того сердара, который снес голову императрице. Но сердара прямо там порубили на куски, и от этого Филь только острее ощущал всю несправедливость жизни. Всё было кончено для него. А потому он решил сразу, как выяснит, что понадобилось Ирению, пойти и сигануть с галереи. Филь плавал как рыба, и ему нужна была высота, чтобы надежно покончить с собой. Разбиться о волны, только бы не видеть больше этих идиотских ухмылок! За прошедшие три дня солдаты и кухня, вернувшиеся в замок, вволю поиздевались над ним. То подавай им чистую форму, то утверди меню на обед, то подтверди свое согласие на захоронение останков г-на Фе в дольмене. И ведь не сбежишь, будь на то даже добрая воля хозяйки. Положено иметь лиц мужского пола в семье, и хоть тресни! Встав на охрану императрицы, г-н Фе оказался принятым в её семью, и семейке Фе понадобился локумтен. Их собственный сын Мервин был убит год назад, а Ирений слишком долго чесался с кубком, и Филь попал как кур в ощип. Точнее, он угодил туда вместе с хозяйкой. Выражение её лица, когда она поняла, что совершила, Филь хранил в памяти как дорогой подарок. Он лишь жалел, что рядом не оказалось Эши зарисовать это на бумаге: девочка до сих пор лежала без памяти. Латинское выражение «consensuomnium», означающее согласие, Филь за эти дни возненавидел до глубины души. Согласие мнений его и госпожи Фе требовалось каждый раз, как только вопрос касался семьи. Не было общего решения — вопрос оставался нерешенным. Филь разок проверил, что будет, упрись он решительно, и оставил весь замок без обеда. Хотя спасение было рядом — требовалось единое решение всех, включая самого Филя, снять с него бремя и повесить его на того же Ирения. Но Эша, как назло, не приходила в себя. Лентола за эти дни окончательно извелась. Филь слышал, как она вопила в кабинете матери: «Его надо хотя бы удалить! Не жить же с ним вместе, что за унижение!». Из кабинета Лентола вышла в красных пятнах и совсем потеряла человеческий облик, завидев мальчика. Её так перекосило, что, происходи это ночью, он спутал бы её с демоном. Уроки Филь учил теперь один, с редкой помощью от Габриэль. Младшая дочь большую часть времени проводила в слезах и сердилась, когда Филь пытался её успокоить, ссылаясь на собственное сиротство. Только Руфина, казалось, получала удовольствие от происходящего. Филь не раз ловил улыбку на её лице, когда она была уверена, что на неё не смотрят. У кузни Ирений бросил мальчику: — Отпусти её! Махни рукой, пусть убирается. Как оказалось, Филь забыл о собаке. Четыре дня назад он приказал ей охранять кузню, и бедная псина чуть не сожрала Ирения, когда, вернувшись сегодня из Кейплига, тот попытался войти туда. Собака выглядела оголодавшей и тут же понеслась в конюшню к собачьим кормушкам. Филю стало стыдно. — Ты заходил сюда? — поинтересовался Ирений, ступив в свои владения. Он повел глазами вокруг. — Что-то искал? Его взгляд остановился на угольной куче, из-под которой виднелась крышка люка со свежим сколом на доске. Филь потупился. — Забрал что-нибудь оттуда? — спросил кузнец оборачиваясь. — Всё там на месте, — буркнул Филь краснея. — Мне просто стало интересно. — А клещи тебе понадобились для чего? «Ну память!» — поразился мальчик. Уж клещи-то он поставил точно туда, откуда брал! — Вытаскивал наконечник от стрелы. Я у солдат брал арбалет пострелять. Слышал, ты делаешь хорошие наконечники. Кузнец довольно хмыкнул в бороду. — Хочешь научиться делать такие же? — Еще бы! Филь вытаращился на него, пытаясь скрыть удивление. Если кузнец пожелал бесплатно делиться знаниями ремесла, он не будет этому препятствовать.