Локумтен

Эша не отпускала его, и Филь вырвался сам.

— Ничего я такого не хочу! — воскликнул он раздраженно. Он утерял настроение, а её слова только сильнее разбередили ему душу. — Пошли отсюда!

Однако девочка зачем-то присела у полки, разглядывая хлебцы сплавов.

— Подожди минутку… Этот сделан в Голконде, — пробормотала она. Помяв в ладонях гамур, она глянула на клеймо соседнего. — А этот вутц из Пуланта. Хм, дорогие игрушки у нашего кузнеца! Однако хотелось бы знать…

— Пошли, говорю! — не выдержал Филь.

Эша не слушала его. Продолжая бормотать, она ходила от одного вутца к другому. Филь выбрался наверх и, нетерпеливо притопывая, наблюдал, как она методично осматривает поковку под лестницей, затем накрывает её рогожкой.

— У меня заволокло тучами место, которое думало и понимало, — рассеянно сказала она, выбираясь наверх и помогая Филю поставить люк на место. — Зачем он тогда зажигает горн по ночам?

Мальчик взялся за лопату.

— Откуда знаешь?

— А я страдаю бессонницей, — ответила Эша, прислонясь к косяку, — говоря в тонких линиях, не углубляясь. Так что ночная жизнь Хальмстема для меня не секрет. Не то, чтоб он скрывался, но однажды я заметила, как Ирений сгребает уголь в сторону и лезет в подпол.

— Придумаешь невесть чего! — бросил Филь, размышляя, чего теперь ждать от Эши, когда она разгадала его намерения. — Он делал кубок по заказу твоей матери.

Филь решил, что проведет эту ночь на Дозорной башне. Едва семья покажется на дороге, он убежит прежде, чем Эша разболтает им обо всем. Глаза девочки тем временем подозрительно сузились.

— Кубок? А какой кубок, ты видел?

— Большой и зеленый, — брякнул Филь первое, что пришло в голову: Эша мешала ему думать.

Девочка поскучнела. Она стряхнула черную пыль с рук и подвинула сандалией пропущенные им куски угля.

— Что ж, тогда не грех пообедать, а затем посетить Хранилище, — вздохнув, проговорила она разочарованно.

— Зачем? — Филь воззрился на неё.

Он прислонил лопату к стене, и они вышли в полуденную жару. Известняк, выстилавший двор и стены замка, казался ослепительно белым. Со стороны подъемного моста доносился густой храп.

Эша хихикнула:

— Вынуждена признать, что использую тебя, чтобы разрешить накопившиеся у меня загадки. Всё лучше, чем плевать в потолок. Тем более, что это занятие порой здорово наскучивает, впрочем, как и битье мух.

Она вдруг замешкалась, повернулась и заступила Филю дорогу. Жутковато-пристально шаря глазами по его лицу, она проговорила:

— Ты совсем меня не слушаешь, ты по-прежнему занят своим побегом! Не ломай голову, я знаю, как тебе помочь. В Хранилище стоит ящик, куда отец запер мой Открывающий Путь, мы заберем его оттуда, и я открою тебе Врата. Ты откуда родом?

— Из Кампании, — ответил Филь, сраженный её проницательностью.

— Я открою тебе Врата, — кивнув, повторила Эша. — И ты окажешься у себя дома.

Филь растерялся: с чепухой от Габриэль и Руфины это не было связано. Эша знала, что говорила, и этим ставила его в тупик. Он еще ни от кого не слыхал здесь о Вратах.

— А что такое «Врата», как это? — выпалил он. — И как это я вмиг окажусь дома?

Эша удовлетворенно улыбнулась:

— Об этом мы поговорим за обедом!



Кухонный стол покрывали останки копченой селедки, павшей жертвой солдат, которые теперь храпели на главном крыльце. Пообедав вареными яйцами, двумя селедками и хлебом, дети поднялись на Главную галерею.

— От такой еды спятить недолго, — проворчал Филь, прислушиваясь к бурчанию в своем животе. — Зачем вы отпустили поваров?

Вечный недостаток еды выводил его из себя. Еду завозили с Бассана, однако, будь строители Хальмстема посообразительней, они могли бы отодвинуть восточную стену вглубь горы подальше от замкового корпуса, а на освободившемся месте разбить огороды, которых Хальмстему сильно не хватало.

— Кухня и охрана меняются раз в месяц, так заведено, — безмятежно ответила Эша. — Не переживай, завтра они возвращаются! Ты поешь как следует, потом я выведу тебя за мост, зажгу Врата и ты вернешься к себе домой. И вяленое мясо тебе не понадобится, — ухмыльнулась она.

Филя как громом ударило: знает! И о мешке она знает! Не-ет, с этой девицей надо быть настороже, рано он развесил уши!

Когда они подошли к дверям Хранилища, охранявшие его псины встали и оголили клыки, но угрожающего рычания не последовало. Дети осторожно шагнули под купол помещения.

Посередине зала находилось каменное, покрытое барельефом кольцо шагов сорок в поперечнике. Кольцо было высокое, Филю по плечо. Внутренность его была заполнена густой серебристо-голубой жидкостью, тем самым Сотерисом.

На полукруглых стенах зала висело оружие всех видов и размеров, а также собачьи ошейники в виде свитых вместе широких колец желтого металла. Это было не золото, как сказала Эша за обедом.


Освещать Хранилище не было нужды, Сотерис давал достаточно света. Свет был холодный, не похожий на свет факелов, освещавших тоннель, который начинался на противоположной стороне бассейна.

Едва Филь завидел тоннель, по коже мальчика побежали мурашки: на том конце была дверь, через которую он проник в Хальмстем месяц назад. Не чуя под собой ног, мальчик рванул туда.

Он успел позабыть, какой длинный был этот тоннель. Добежав до его конца, Филь дышал, как загнанная лошадь. Подобную работу могли провернуть лишь демоны, тут он не сомневался в словах Эши. Однако «дверь», которую они когда-то соорудили, оказалась заперта.

Перед Филем была каменная стена, которая съехала в тот день в сторону. Что ж, проверить её требовалось, отрицательный результат — тоже результат. Филь внимательно оглядел невинную на первый взгляд стену и зашагал назад.

Эшасидела, поджидая его, на краю каменного кольца и болтала ногами. В руках она держала маленькую морскую раковину.

— Ничего не поняла, — сказала она, завидев Филя. — Где была собака зарыта, что именно послужило толчковой ногой для твоего бегства… Осталась в смятении!

Филь против воли улыбнулся:

— Проверял, надежно ли заперта Граница!

Эша спрыгнула на пол, хмыкнула и направилась к выходу.

— Две копченые селедки, одно яйцо и полхлеба питают тело, но не способствуют остроте ума! Какую часть из моей речи на кухне ты пропустил? Или я не говорила, что Внутренняя Граница откроется теперь только в следующем году?

Филь почувствовал, как его уши заливаются краской.

— Однако проверить-то стоило!

— Филь Фе, — бросила ему Эша через плечо, выходя в залитый солнцем коридор, — ты прирожденный Фома Неверующий. Когда-нибудь ты жестоко за это поплатишься!





— 5 —




«Вся энергия маленького Филя была направлена на познание мира. Он не искал в нем себе место, он смотрел шире…»

Императорский Ментор, из рапорта Совету,

Расследование Кейплигской трагедии



Положив вещмешок под голову и раскидав руки, Филь лежал на теплой после жаркого дня крыше башни. Небо над ним было глубокого черного цвета, усыпанное точками звезд.

Прямо на него смотрел злым глазом Альдебаран, рядом успокаивающе мигали Гиады. Правее и выше Гиад пылали Плеяды. С наступлением осени они всё выше всползали по небосклону. Филь много раз слышал от отца, что когда мощь Ориона погонит их с неба, в море лучше не выходить.

Филь знал звездное небо как свои пять пальцев. Писать, считать и прокладывать курс кораблю его не надо было учить. Эти науки были вбиты в него отцом при помощи розог на суше и пенькового конца в море. Тот повторял: это всё, что нужно человеку для достижения любых высот, и оттого был беспощаден.

Это отец родился в кульминацию Плеяд в полночь. А его мать, бабку Филя, сколько он её помнил, все принимали за ведьму. Её схоронили два года назад, но мальчику еще долго мерещилось темное лицо под спутанной паутиной волос в углу их дома, где она любила сидеть. Да еще вечно шептала что-то про себя. Сына она не любила, а к Филю относилась и того паршивей. Так что он лишь обрадовался, когда она умерла. Сколько ей было лет, он не знал, но отца она родила 50 лет назад.

Филь задремал, а когда проснулся, Альдебаран уже стоял высоко. Со стороны леса доносилось отдаленное приглушенное уханье филина. Ночное небо перечеркнула падающая звезда, и, приподнявшись на локтях, Филь чертыхнулся, потому что не успел загадать желание.

Небо перечеркнула другая звезда, однако Филю было уже не до желаний. Его ухо уловило посторонний шум: где-то тихо звякнула уздечка. Затем, одновременно с ударом тревожного колокола, заставившего мальчика подпрыгнуть, ночную тишину разорвал грохот цепей опускаемого моста. Рискуя сорваться вниз, Филь перевесился через башенное ограждение.

На полосе песка правей моста загорелась в кромешной тьме ослепительная точка, и потек от неё вверх и в стороны словно бы жидкий лунный свет. Свет озарил черного человека, одетого в рванину, держащего в поводу костлявую лошадь. Он опустил светящуюся точку на песок, и свет развернулся в ворота.

У мальчика перехватило дыхание, когда он догадался, что это должны быть те самые Врата. Человек недолго постоял перед ними, всматриваясь во что-то, и за секунду до того, как мост коснулся земли, прошел во Врата вместе с лошадью.

Филь ссыпался с башни и сбежал по мосту. Отоспавшиеся за день Кали, Али и Тови, в форме, с факелами в руках, стояли у места, где только что горели Врата. С ними была босоногая Эша, одетая в ночную сорочку. Кали водил над песком Арпонисом, Эша раздраженно ему втолковывала:

— Я не хочу критиковать твои умственные способности, но пора бы знать, что демон не пойдет сквозь Врата, потому что он умрет в них. А то зачем бы они стали строить Внутреннюю Границу?

Рыжий солдат смутился.

— Тогда кто это был? — спросил он, опуская жезл. — Не человек же?

Кали произнес это так, словно надеялся, что тут был человек. Грузный Али воскликнул:

— Конечно, сердар, кто еще одним махом зажжет Врата! После Кретона никого не осталось, кому это удается.

При упоминании сердаров лицо Кали закаменело. Эша смешливо заметила:

— Да, заботами Кретина Первого мы теперь тут как на острове. Сердары — чуть не наша единственная надежда!