Локумтен
Часть 6 из 43 Информация о книге
Натирая мелом тетиву малого арбалета, Филь сидел на ступенях главной лестницы, наблюдая, как Эша крепит к мосту очередную мишень. — Готово, — доложила она. — Можешь стрелять! Девочка потрепала за холку охранную собаку, крутившуюся во дворе. Замок был заперт, мост поднят, собаки выпущены из Хранилища. Трое солдат, оставленных с детьми, наливались на кухне пивом. — Ты сначала уйди оттуда, — сказал ей Филь. — Лучше иди сюда. А то я могу угодить в тебя. — Там сильно жарко, — возразила Эша, — а здесь я в тени. Давай стреляй! — Не буду, пока не уйдешь! Эша смерила его задумчивым взглядом. — Филь, — сказала она, — удивительно, что ты считаешь себя в состоянии попасть в меня вместо мишени. Если, конечно, ты именно этого не хочешь. Ты хочешь в меня попасть? — Нет! — Филь оторопел. — Тогда стреляй. Твой средний результат за утро — четыре целых, пять десятых. Мишень висит в метре от меня, чего ты боишься? Филь проворчал, вскидывая арбалет: — Чертова девчонка. Эша, однако, отличалась отменным слухом. — Не надо поминать демонов всуе, — проговорила она назидательно. — Ты знаешь, как у нас с этим. Отдача толкнула мальчика в плечо, стрела задрожала в центре мишени. От испуга, что угодит в Эшу, Филь побил собственный рекорд. — Я примерно на это и рассчитывала! — захлопала Эша в ладоши. Всё одно тронутая, думал Филь, растирая себе плечо и собираясь с силами перед тем, как опять браться за зарядный рычаг. Раскачав стрелу, Эша вытащила её из плахи, затем пригвоздила свежую мишень прутиком к щели. Филь считал, что это дорогое удовольствие, когда можно обойтись куском мела, но Эша считала иначе. Она заявила, что каждый день изводит уйму бумаги на рисунки и пока никого не разорила. Солдаты на заднем дворе затянули песню. Филь протянул Эше заряженный арбалет. — Теперь ты! Она улыбнулась ему рассеянно. — Филь, если ты хочешь устроить соревнование, то соревноваться тебе придется в одиночку, поскольку я в нем не заинтересована. И вообще на сегодня хватит, я полагаю. На сей раз Эше не удалось вытащить стрелу неповрежденной, наконечник остался в плахе. — Придется идти в кузню, — расстроилась она. — Без клещей не вытащить! — Вот еще, — возразил Филь. — Пусть торчит, невелика потеря. Эша вздохнула: — Это бумага у нас не стоит ничего, дядюшка Хо привезет сколько скажешь. А наконечники Ирения стоят дорого. Почтовая гильдия выкупает их без остатка, оставляя охране крохи. Так что пошли, Филь, в кузню! Мальчик пожал плечами и, бросив арбалет на ступенях, двинулся за ней. — А чего ты рисуешь? — спросил он. — Ты художница, что ли? Эша охотно ответила: — Я нервная, родилась мертвой, меня с трудом оживили. Рисуя мертвецов и разбитую посуду, я успокаиваюсь. Иногда бывает так страшно, так страшно, буквально рисую под столом! Девочка искоса глянула на Филя, и один её глаз съехал к переносице. Глаза у неё были большие, длинные и темно-серые. — Гм, — сказал Филь, невольно отводя взгляд. — А с чего это Ирений отдает наконечники на сторону? — Зря удивляешься, — сказала Эша, — Ирений — независимый кузнец. Между ним и папой нет разницы, они оба на службе так же, как местная кухня. Лишь охрана подчиняется папе, потому что он платит им из выделенного ему бюджета и нанимает только тех, кого считает нужным. — А как же торговцы с ремесленниками? — не поверил Филь. — У них что, нету своих цехов? — Есть, конечно! И у тех, и у других, и по надзору над территорией, но Ирения никуда не примут, потому что он умеет делать то, что другие не умеют, и плевать хотел на всякие секреты. Мальчик поразился: «Чего он такого умеет?». Филь не видел, чтобы кузнец делал что-то особенное. Оси, бывало, ковал и подковы менял, разве что кубок тот был необычен. Правда, при известной сноровке изготовить его тоже было нетрудно — ни гравировки, ни инкрустации, гладкий и простой. Вот разве что изумруд! Тот изумруд не давал Филю покоя. Такой камень стоил целого корабля. Мальчик раздумывал со вчерашнего дня, как выведать у Ирения, где он его добыл. Может, там еще осталось? Стать владельцем корабля и снова выйти в море, сбежав из этого места, населенного скорбными на голову людьми, которым даже не знаешь, когда верить, это будет здорово! Надо только дождаться семейку, исполнив клятву, превратившую его в нечто вроде живого оберега. Раньше нельзя — Филь проворочался полночи, но не сумел на это решиться. Что-то зацепило его в вынужденной клятве, и теперь при одной мысли о побеге у него холодело в груди. Ладно, два дня ничего не меняют, подумал он. Так и быть, он просидит тут сколько нужно, охраняя Эшу со стрижеными под мальчишку волосами и ногами, сильно похожими на червяков. Старше его почти на три года, она даже в росте отставала от него. — Ирений наш первейший лучник, — отозвалась Эша, уловив на лице Филя непонимание. — Мастер, который делает оружие. — А-а! — протянул Филь насмешливо. Хромой лохматый кузнец знает что-то, чего другие не знают, не будучи цеховым, в это он не верил. Невероятней была только история про собак, охранявших в Хранилище бассейн с ядовитой жижей, которую здесь называли Сотерисом. Будто Филь не знал, что они там охраняют. Как бы ни был он измотан борьбой со штормом накануне дня, когда попал сюда, но тяжелые связки золотых цепей на стенах Хранилища успел разглядеть. Тех самых цепей, что таскали на себе собаки. Да еще тьму холодного оружия, которым можно вооружить армию. Эша чего-то не договаривала, как все они. Сначала Габриэль, потом Руфина, теперь еще она. Отец предупреждал его остерегаться сумасшедших, а здесь все были сумасшедшими. Одним словом, Филь влип, как никогда еще не влипал. Он поймал себя на мысли, что думает это на местном языке, и разозлился. Уже и в голову ему они залезли! В жарком воздухе дрожало марево, но в кузне было прохладно. Эша показала на длинную железяку в углу, закрученную в поросячий хвостик. — А вот эту я сотворила! — Брешешь! — выпалил Филь. Девочка немедленно сдвинула облезлые брови: — Филь Фе, выбирай выражения! — Какой я тебе Филь Фе? — взвился он. — У меня есть своя фамилия! — Филь Фе, — перебила Эша упрямо. — Тебя не заставляли произносить клятву. Так что, пока мы не соберемся опять, ты полновластный член семьи. А в настоящий момент еще и хозяин замка, за исключением Хранилища. Не веришь — дай приказ собакам, они его исполнят. Проглотив возражения, Филь пробормотал: — Вот еще, ради трех дней менять фамилию! Он схватил клещи, стоявшие у бочки с салом, и вышел во двор. Эша склонилась над кучей угля, насвистывая что-то. — Охраняй! — сказал Филь встретившейся ему собаке, мотнув рукой в сторону кузни. Вильнув обрубком хвоста, пес послушался. Мальчик поймал себя на мысли, что почти не удивился. Вернувшись с добытым из плахи наконечником, он застал Эшу за странным занятием: она сгребала лопатой уголь в сторону. — Вот хорошо, что ты пришел, — обрадовалась Эша. — Подержи открытой дверь, а то я не вижу! Пыхтя и потея, она орудовала как заправский землекоп. — А что ты делаешь? — спросил Филь, ставя клещи на место. — Ищешь получше кусочек для рисования? Так эта маленькая куча, на кухне куда больше! Он хотел забрать у неё лопату, но Эша ему не дала. Утирая пот с чумазого лица, она пропыхтела: — Я сама! В страданиях душа совершенствуется. Правда, лицо от этого выглядит неважно… Она отшвырнула лопату и воскликнула: — Нашла! Эша расчистила руками освободившееся пространство, и глазам детей предстал квадратный люк, закрытый деревянной крышкой. Филь задрожал от волнения: под крышкой был потайной ход, что еще там могло быть? Кузнец устроил его, чтобы выбираться незамеченным из замка. В следующий миг поток мыслей захлестнул мальчика. Зачем кузнецу это делать? Никто не станет маскировать ход, не будь у него что-то на уме. А может, Ирений — контрабандист? Хальмстем запирают на ночь, а днем новых входящих проверяют жезлом Арпонисом. Габриэль рассказывала, что от него ничего не скроешь. Или Ирений задумал стащить что-нибудь? Или хранит там что-то, что надо держать подальше от чужих глаз. Вот здорово, если он хранит там драгоценные камни! Эша приволокла лом от ящика для отжига и с помощью Филя воткнула его в щель в полу. Мальчика посетила очередная мысль, и он так приналег на лом, что люк выскочил из углубления как пробка. Тяжелый лом юркнул в дыру. Из-под пола кузни послышался треск и глухой удар. Эша сняла с полки кусок гамура. Смола оказалась старая и давала совсем мало света. Дети осторожно спустились в подпол по лестнице, одну из перекладин которой сломал лом. — Всыпет нам Ирений, — сказал Филь, — прямо этой сломанной перекладиной! Мысль, что теперь можно дать деру, едва семейка въедет в замок, заставляла бурно биться его сердце. — Не всыпет, — отозвалась Эша. — Я склонна полагать, что права и ответственность идут рука об руку, так что сейчас ты хозяин, проверяющий владения. В крайнем случае я поведу бровью, заломлю руки и дрожащим голосом попрошу прощения. Я не столь беспомощна, как моя единоутробная сестрица! Тебя что, расстроила сломанная лестница? — спросила она, заметив, как Филь, оглядевшись, спал с лица, поняв, что обманулся в своих ожиданиях. Никакого прохода здесь не было. На земляном полу валялась прикрытая рогожкой незаконченная поковка, на которую упал лом. На стене в кожаных петлях висели пять Арпонисов — непременный атрибут местных пастухов. У другой стены приютилась полка с выложенными на ней хлебцами кузнечных сплавов. Больше в тесном подполе не было ничего. Холодными пальцами Эша взяла мальчика за руку. — Филь, под нами скала, в ней ничего нельзя прорыть, — проговорила она успокаивающе. И добавила, едва тот дернулся спросить, с чего она взяла, что он ищет что-то такое: — Я давно догадалась, что ты хочешь удрать.