Лемминг Белого Склона
Часть 44 из 59 Информация о книге
— Берси Китобой, сын Бьёрна, из Брунавикена. — Гильс Арфист Альвенгальд, сын Гисли, из Тьяльне. — Дрогвар Хмурый, сын Стюра Убийцы, с острова Лифсей. — Лейкнир Ледник, сын Ульфльота, из Аскефьорда. — Торвид Морж, сын Торфида, из Тэормарка. — Ярнсети Днище, сын Эрпа Сильного, с Хлорданеса. — Сьярек Селёдка, сын Эмунда, с Тресковых Островов. — Рати Копчёный, сын Брока, с Эринсберга. — Вигольф и Вальтьоф, сыновья Вестара Быстрого, с острова Хёггмар. — Иринг, сын Ирмина, из Тиринга в Алмаре. — Энгуль, сын Арни, с острова Йокульсей. — Ныне я всех, павших в Эрвингарде, верно назвал… — закончил Арнульф. — Кетиль Плоский Зад, — напомнил Хаген осипшим голосом, — Кетиль сын Кетиля из Гримсаля, наш человек-маяк, которого сегодня здесь нет. — Верно, — кивнул Арнульф, — прости, Кетиль, ты спас наши жизни в том подземелье, а я тебя даже не вспомнил… О тебе я также поставлю камень на берегу Серого Залива. Потом могилу зарыли. Стали таскать камни, выкладывать курган. Год назад Хаген проклинал эти замшелые валуны, ворочая их отмороженными руками, расчищая землю для Торфи бонда. Теперь же был благодарен всем здешним духам и богам, что они создали такие замечательные глыбы. Курган вышел не очень высоким, но крепким на вид. Арнульф сказал бывшим рабам: — Здесь, под землёй, полторы тысячи гульденов. Если кто-нибудь из вас, ублюдков, надумает вспомнить дорогу сюда, пусть трижды хорошенько подумает! Ибо я заметил, что наш колдун Хравен Увесон наложил заклятие на останки викингов, хоть его никто и не просил. И я не завидую тому, кто решится ограбить этот курган, честное слово. Слышите? Кьятви Мясо до сих пор орёт, и он будет весьма свирепым драугром. Верно, Хравен? Так что лучше не тревожьте кости. Помолчал и добавил: — Когда хоронили Альрика Гутаконунга, того самого, что разграбил Тарнас в древние времена, то перебили несколько сотен рабов, чтобы никто не знал, где лежат его останки. Благодарите богов, что вы не рабы, а в этом кургане — не конунги. — Зря ты так, хёвдинг, — грустно проронил Вади. — Знаю, что зря, — пожал плечами Арнульф, — а теперь давайте пировать и веселиться, у кого силы остались. Невстейн, чем ты нас сегодня порадуешь?.. Сидели на кургане недолго. Трижды пускали по кругу братину, мрачно шутили, поминая ушедших. Смех сквозь слёзы. Горькое веселье. Горький мёд. Иного не было. Спели «Гуталанд» в честь Берси Китобоя под задорную музыку Фрости. Потом не выдержали, затянули «Плач по сыновьям Гьюки». Пёсик Варф тонко подвывал, словно ещё одно труба в волынке. Рёв Кьятви ещё долго доносился сквозь толщу камня и земли. Позже Хаген украдкой спросил Хравена: — Ты что же, действительно наложил чары на наших братьев? — На братьев? — переспросил колдун с ухмылкой. — Нет, лишь на Кьятви. — Так ведь он был жив! — удивился Хаген. — Кто тебе сказал? — подмигнул Хравен. — Кьятви Мясо, судя по запаху, давно уже умер к тому времени, просто ещё не знал об этом. Вот Арнульф и велел положить его к мертвецам. Хаген подумал, что бы это могло значить, и решил, что предатель пахнет немногим лучше покойника. Впрочем, что на самом деле имел в виду чародей, он так никогда и не понял. 9 В то промозглое и серое утро викинги не увидели восхода. Солнце пряталось за туманами, не спешило взойти над тёмными холмами на востоке. Небо просто сперва из чёрного сделалось синим, затем — белёсым, точно гной из раны. «Так наступают рассветы в Нибельхейме, стране мертвецов, — подумал Хаген, — и мы, кажется, не так уж и далеко от её Железных Врат». Во мгле слышались пронзительные птичьи крики. Затем с туманного склона спустился чародей Хравен. Он шагал, раскинув руки крестом. Его голову и плечи обсели серые вороны, галки и чёрные вороны. Другие пернатые кружили над ним, словно прошлогодние листья, подхваченные вихрем. Арнульф с любопытством воззрился на колдуна: — На что тебе эти вопящие клювожоры? Решил заготовить впрок мяса? — Лучше притащил бы гусей или уток, — заметил Невстейн Сало, — слыхал я, к северо-западу отсюда, на побережье, есть земля Ундамёст. Там полно диких уток. Они жестковаты, но всё лучше, чем тощие вороны! — Немного удачи нам идти на этот Ундамёст, — сообщил Хравен, — птички нашептали, что нас там уже ждут. Ополчение бондов движется сюда тремя большими отрядами, по несколько сот человек. Многие — на конях. Они, видать, прослышали, что викинги везут много золота. — А что на северо-востоке, Хравен? — спросил Арнульф. — Туда ты не посылал своих пернатых друзей? Там должен быть городок Скатербю… — Туда тоже незачем идти, коли дороги жизни или добыча, — сказал колдун, — если ты думал взять этот самый Скатербю с налёта, то ничего не выйдет. Они готовы к драке. Больше скажу: оттуда уже движутся войска, четыреста человек. И не только — человек… — Идём назад, на корабли, — решительно заявил Орм Белый, — ещё не поздно. Тут все загремели оружием об щиты, поддерживая Белого. Хаген, Хродгар и Торкель не гремели, потому что доверяли Арнульфу, а Бьярки не гремел, потому что сладко спал, не обращая внимания на вороний грай и грохот оружия. Седой поднялся, воздел руки, прерывая вапнатак: — Я прошу вас успокоиться и выслушать! Тише, братья, друзья мои. Никто никуда не вернётся. Никто и никуда! Не ведомо, не перехватят ли нас по дороге ополченцы из Гудволлира. Не ведомо, не закроют ли перед нами врата жители Эрвингарда — им не за что нас любить! И не ведомо, ждут ли нас на пристани корабли — или дурацкая бесславная гибель… — Так что ты предлагаешь, сэконунг? — спросил дерзко Кьярваль Хёкульброк. — Мы не вернёмся в Эрвингард! — подал голос Вади Ловчий. — Не для того ушли оттуда. — Заткнись, тебя никто не спросил, — оборвал его Рагнвальд Жестокий. — Потише там, Рагнвальд, — осадил Арнульф, — ты всё же говоришь со свободным человеком. А что до того, что я предлагаю, так это нетрудно сказать: укроемся в земле Эйраскатер. Да-да, вон там, — махнул рукой на восток, — в этих тёмных холмах. Там добывают медь. Это, кстати, половина дохода славного Эрвингарда. Там полно шахт, в том числе и заброшенных. Двинем туда и переждём какое-то время. Птички Хравена станут следить за нашими преследователями, врасплох они нас не застанут. Это не самый лучший выход, но прочие ещё хуже. Тут поднялся шум: одни говорили, что готовы попробовать отсидеться в пещерах, но больше было таких, что сочли предложение Арнульфа скверной шуткой. Унферт же спросил: — Что ты имел в виду, чародей, когда сказал, что из Скатербю идут не только люди? — Ну, если верить этой серой красавице, — Хравен погладил ворону, севшую ему на руку, — среди ополченцев есть этакие мелкие мохнатые твари — тсверги, кажется так они зовутся? — Цверги, — хмыкнул Арнульф, — они называются цверги. Разве там, откуда ты родом, их нет? Они дальние родичи двергов, хотя и дикари. Когда-то жили здесь повсюду, как и тролли, и прочая земнородная пакость. Стало быть, это правда! — Седой отстранённо ухмыльнулся. — Вот ведь как, друзья мои: добрые жители Эрсея поработили волосатых карликов, загнали под землю и заставили добывать им медь. А я-то думал, откуда… — Проклятая земля! — воскликнул Унферт, крестясь. — Да, Седой, завёл ты нас, удружил… — Воистину, — хмуро сказал Орм, — я и сам любил сказки, когда был ребёнком, но как нам помогут эти самые цверги, трудно сообразить. А вот нагадить могут! Тут Хаген поднялся, перевёл дыхание и громко спросил: — Мужи благородные, могу я сказать? Младшие с любопытством уставились на Лемминга. Свегдир же лишь отмахнулся: — Даже и не начинай, щенок! Что можешь ты знать? — Говори, Хаген! — разрешил Арнульф. — У этого щенка между ушами побольше мозгов, чем у иного меченого шрамами да ожогами вепря. Хаген коротко кивнул вождю и сказал так: — Орм Эриксон спросил, какой нам прок от того, что здесь живут цверги. А между тем, если подойти к делу с умом, то мы останемся в выгоде. — Ты хочешь благородно освободить их от нелёгкой рабской доли? — засмеялся Кьярваль. — Ты думаешь, они нас отблагодарят и станут на нашу сторону? — Теперь не такое время, чтобы мы соревновались в остроумии, господине в клетчатых штанах, — резко отозвался Хаген, — а между тем, ты не обратил внимания, что цверги тут живут уже довольно долго. Ну и что с того, спросите вы, а я отвечу, что цверги — народ Нижнего мира. Нижний мир пронизывают подземные переходы, колдовские пути, входы в кои часто расположены как раз под вот такими холмами. Думается мне, не будет трудно найти подобный переход в одной из шахт. Эти дороги позволяют преодолевать долгие расстояния на считанные часы. Ты учился в Чёрной Школе, Хравен Увесон, подтверди, прав ли я? — Ни в чём не солгал щенок, — с уважением кивнул чародей. — Это всё колдовство, язычество и скверна! — плюнул Унферт. — Лошадок, сдаётся мне, придётся бросить, — грустно обронил Невстейн. — Похоже на то, — потёр ожог Свегдир, — впрочем, выбор воистину небогат. Я горел в огне, замерзал во льдах, тонул в трясинах, но никогда ещё не застревал под землёй. Это будет довольно забавное приключение. Что скажете, братья? Викинги пошумели для порядка, но времени было в обрез, и все это понимали, так что решили попробовать. Люди Вади Ловчего тоже были готовы рискнуть. Унферт, Орм, Рагнвальд и Кьярваль остались в меньшинстве и вынуждены были подчиниться. Фрости спросил Хагена: — Ты понимаешь, юноша, что коли твоя затея не принесёт удачи, то нас просто загонят в норы и перебьют? Что ты на это скажешь? — Я здесь не вождь, — пожал плечами Хаген, — наша кровь, хе-хе, на сединах Седого. — Так и есть, — заметил Арнульф, нехорошо глянув на Лемминга. Тот и ухом не повёл. Передовой отряд из Скатербю заметил чёрный дрозд. Викинги устроили засаду и перебили почти две дюжины человек и цвергов. Одного, впрочем, убивать не стали: решили с ним побеседовать. Предварительно, разумеется, связав. Бывалые воины столпились вокруг пленника, разглядывая его с изумлением, достойным детей: многие из них ранее видели двергов, троллей и много чего ещё, но волосатый карлик был им в диковинку. Колдун хмыкнул: — Ха, да это же пислинг! На Зеландии они по всем болотам… Саксы зовут их цвергами, как и других карликов, но всякий скажет, что саксы дураки. Никто ничего не понял, но все засмеялись. На случай, если то была шутка. Хаген стоял чуть поодаль, оцепенев от одного только взгляда на существо. Застыл, сцепив зубы так, что желваки ходили на скулах, словно волны по морю. Глаза сверкали сколами айсбергов, а в груди вздымалась, закипая, ледяная ярость. Наследие предков отца стучало в сердце остывшим пеплом давних войн. Позже Хаген и сам удивился, откуда взялся этот тяжкий вал, этот ледник, накрывший его при взгляде на цверга. Но тогда…