Лемминг Белого Склона

— Не за добычу станем драться, — заверила Ньёрун, — но пламя прилива не помешает. Однако имеется одно условие, сэконунг…

— Я помню, — покивал Седой, — никаких пленных, никаких рабов. Свобода или смерть. И не зваться мне морским королём, — властно добавил старик, — коли мои люди ослушаются приказа!

На том и расстались.

Уже на борту «Поморника» сэконунг заметил Хагену:

— Ловко же ты наплёл им о нелёгкой девичьей судьбине! Я тебе должен…

— Я не сказал ни слова лжи, — с ледяной учтивостью промолвил Хаген.

— Да? — безмятежно хмыкнул Арнульф. — А зря. Шибче бы рассердились… Но я всё равно тебе должен. Очень ты полезный ручной лемминг!



Халльдор наколдовал ровный западный ветер, и «Поморник» два дня шёл намеченным путём. Но то ли сейдман что-то перепутал, то ли морские духи решили подшутить над викингами — на подходе к острову Курганных Круч поднялся такой туман, что его можно было рубить топором. Колдун недоумённо пожимал плечами, но Арнульф отмахнулся: главное — вовремя на месте.

Когда же до Хаугенбрекка оставался пяток фадмов, послышался плеск и скрип весла.

Чужого весла.

И — песня хриплым мужским голосом.

— Я — юный мореход, и сага моя грустна, — донеслось из тумана, — обернуться бы дроздом, весточку милой снести… Эй, на корабле! Вы откуда?

— А ты кто такой? — возвысил голос Арнульф.

Расточилась седая взвесь, и прямо перед носом драккара возникла лодчонка. Там сидел человек с виду зим тридцати, не старше, чернобородый и черноволосый, крепко сложенный, с выдающимся крючковатым носом. Он кутался в алый плащ с вышитым вороном. Рядом лежала удочка и набор рыболовных крючков.

— Я — Хравен, сын Уве Рыжего, сына Рагнара Кожаные Штаны, — представился рыбак.

— Не доводилось слышать о твоих родичах, — заметил Арнульф.

— Кто ныне правит в Лондоне? — спросил Хравен.

— Где? — переспросил Арнульф.

— Всё понятно, — пробормотал человек, — точное время, но не то место. Вот так живёшь себе и полагаешь, что боги создали девять миров, а на самом деле миров до сраной жопы. Если долго и упорно идти дорогой чайки, то можно зайти куда угодно… Возьмите на борт усталого рыбака!

— Какая мне выгода брать тебя на борт? — спросил Арнульф, а Слагфид Охотник и Форни Гадюка натянули тетивы на луках, целя в чужака.

— Я — сейдман, — широко улыбнулся Хравен.

— У меня уже есть колдун, — возразил Арнульф.

— А у меня есть волшебный плащ, который предвещает победу, если использовать его как знамя. Он называется «Ворон». Его выткали дочери Рагнара…

— Что за странные речи ты ведёшь? — нахмурился сэконунг.

— Считайте их речами безумца, которые ничего не стоят, — развёл руками Хравен, — однако, думается мне, иные слова стоят для тебя подороже, старый викинг!

— Слушаю тебя, чародей.

— Вчера я видел к востоку отсюда здоровенного белого сокола. Он кружил над берегом.

Арнульф сэконунг переменился в лице. Жестом приказал стрелкам опустить луки.

— Ты купил себе место на корабле. Добро пожаловать!





7


Вожди с советниками сошли на песок острова Киль, чтобы держать совет.

Бьёлан Тёмный, сын Сумарлиди, ярла с Геладских островов, пришёл раньше срока и успел разведать, чем пахнет в славном городе Эрвингарде. С ним прибыл Рэфкель Лосось, сын Рорика Неудачливого с Риксхорна, он же — племянник Хакона Большой Драккар. Дядька отпустил родича поразвлечься. Рэфкель порадовал Арнульфа известием, что хотя сам Хакон и не причастится королевской добычи, но готов подстраховать «Поморник» у Ёстерлага.

— А то мало ли кто ещё пронюхал, — хохотнул Рэфкель, — мертвецы хорошо пахнут!

— Юноша знает толк в изысканных яствах, — похвалил его Хравен, — славный юноша!


Обоих чародеев Арнульф взял с собой на остров. А также Орма, Крака, Хагена и Хродгара. Столько же советников взял и Мар Тощий. Его корабль «Дюнфар» пришёл одновременно с драккаром Ньёрун Чёрной, изящным стругом «Ратная Стрела». Босоногая девчонка, обязанная Арнульфу свободой и честью, нынче мало походила на несчастную рабыню или добропорядочную супругу бонда: высокая, статная, в тёмно-синем бархатном плаще и добротном хауберке, она сидела в окружении таких же валькирий, держа на сгибе локтя высокий шлем, украшенный крыльями чайки. Когда щитовые девы сошли на берег, Рэфкель уже приготовил рыжую морду ухмыляться, но Бьёлан пихнул его локтём в бок. Рэфкель надел кольчугу и отделался синяком.

Иначе был бы перелом ребра.

Мар же Тощий, сын Дюггви, ничему не удивлялся и ничему не улыбался. Хаген подумал, что бывший побратим Атли Ястреба больше похож на мёртвого, чем на живого: не было света в серых глазах, лишь угрюмая, пугающая решимость — и мертвенная мгла.

Самого Хагена слегка трясло: от холода, от волнения и от страха. Что решат вожди? Не сегодня-завтра — в бой, в первый настоящий бой! Умереть? Обидно пасть молодым, но коли такова судьба, следует исполниться решимости! Получить увечье, стать калекой? И к этому внук королей себя приготовил: ножом по венам, пока никто не видит, и — дорога во тьму. Незачем жить слепым, глухим или безруким, жалким человеческим обрубком! И неважно, что «нет проку от трупа»! Но — струсить, показать спину, дрогнуть и скрыться на телами соратников? Этого Хаген боялся до безумия, до тошноты, до слабости в коленях и бешеного сердцебиения. Не знал, сможет ли сдержаться, чтобы не удрать с поля битвы. Побоища на Сельхофе и на Свиной Шхере казались теперь не опаснее детских потасовок под Круглой Горой…

Некстати вспомнились родичи: грустный отец с трубкой в зубах, заботливая дурочка Финда, перед которой вдруг стало стыдно за дерзости, суровый дедушка-король, скупой на ласку и похвалу, и другой суровый король, дядя Исвальд, сорванцы-одногодки, прыжок с Белого Склона, бабушка Хрейна, мудрейшая из женщин… Вспомнился Тунд Отшельник и посвящение в храме Эрлинга. Вспомнились фигурки-тэфли и слова годи: «…не каждый умеет вырастить свою судьбу. Для этого нужно умереть. И это лишь начало». И другие слова: «В этом мире душа человека не может быть цельной. Для дома и храма хорош один лик, но в походе от него мало толку, и наоборот: волку битвы нечего делать там, где мирно горит очаг». И ещё: «…ты, думается мне, станешь истинным викингом, Лемминг Белого Склона».

Потом пред мысленным взором развернулись паруса «Скеглы», летящей мимо битвы кракена и кашалота, ватага Фарина скипера, страшный лик Хеннинга Вихмана — и древнее море, раскрывшее объятия своим непутёвым сынам…

Позже Хаген попросит Хродгара:

— Коли увидишь, что я хочу сбежать, отруби мне ногу. Будь так добр.

— Нууу, ты чего, — потешно промычит здоровяк, заключит Лемминга в объятия, словно брата, и шепнёт, — я и сам боюсь…

— Ты?! — недоумённо уставится на побратима Хаген.

— До усрачки, — покраснеет Хродгар, — не говори никому…

Никто не засмеётся. Даже Торкель не отпустит никакую грязную шутку. Но то будет после…

…Седой развернул перед вождями карту славного города Эрвингарда:

— Нападём сегодня, в час, когда солнце на западе. Одновременно. Мы с Маром ударим сюда, где жарче всего, там корчмы и гостиные дворы, полные моряков и викингов. Очень надеюсь, этим вечером они будут пьяны как полено. Щитовые девы — сюда, где невольничий рынок. Здесь — бараки для рабов. Тут — оружейная палата. Всё просто: освобождаете невольников, раздаёте им оружие, и — на выбор: либо к нам на подмогу, резать работорговцев, либо на корабли и прочь от Эрсея, либо — куда угодно, только чтоб на нас не попёрли и не мешали… да, Хаген? Есть что сказать?

— Вольноотпущенники, — тихо сказал юноша, — лучше сразу их поубивать. Они станут за хозяев насмерть. Я уже такое видел…

— Это ясно, Ньёрун? — прищурился Арнульф. Чёрная нехотя кивнула. — Далее: Бьёлан, у твоих людей самая трудна задача: пробиваетесь через весь город сюда, к воротам, и никого — слышишь, НИКОГО не выпускаете! Ни человека, ни зверя, ни птицу. Ни старика, ни женщину, ни ребёнка. Ни свободного, ни раба. Никого! Чем позже по острову пустят ратную стрелу, тем больше добычи возьмём. Я со своими ударю сюда, — ткнул в самое сердце Эрвингарда, — тут мы берём самый жирный кусок и тащим на пристань. Там же поделим вепря. Всё ясно?

— Думаешь управиться до утра? — спросил Бьёлан с сомнением.

— Очень надеюсь, — проворчал Арнульф. — Утром встречаемся у кораблей, там же Мар, Ньёрун и ты, Тёмный, получите каждый свою пятину добычи. Как уж вы станете делить её между своими людьми — меня не касается. Но я весьма настойчиво советую вам отбыть как можно скорее. Сам возьму две пятины — это ни у кого не вызывает возражений? — и на какое-то время задержусь в этих благословенных краях.

— Тебе потребуется помощь? — полуутвердительно спросил Бьёлан.

Арнульф улыбнулся на диво тепло:

— Не в том деле, что я задумал, но сердечно благодарю тебя, юный друг!

Затем свернул карту, поднялся, отряхнул края роскошного плаща:

— Слова сказаны, братья и сёстры! Туман хранил нас до сих пор, и пусть покровы богини смерти укроют нас от чужих взоров. До вечера.

— Погоди-ка, — бросил кто-то из людей Тощего, — как же мы узнаем, что солнце на западе? Туман ведь!

— Узнаете, други ратные, — знакомый оскал искорёжил рот Арнульфа, обнажил клыки, обратил его лицо в деревянный идол, — враны и чайки вскричат над Зелёной Бухтой, предвкушая щедрый пир. Это будет славная резня, которую не забудут тысячу лет!

И добавил с едва уловимой тоской в голосе:

— Затем и живём…



Вернувшись на «Поморник», Арнульф сказал кормчему:

— Когда начнётся резня, ты с Ёстейном и Халльдором отведёшь корабль от берега, обогнёшь остров и будешь ждать нас в Утиной Бухте. Если назавтра к этому времени нас там не будет, отправляйтесь вдоль Лангстронда, через Рёст и Мёст, обойдите Нордафьёлль и станьте на якорь в поселении Эльден — это на берегу Льосвика. Там ждите семь дней. Если и тогда не появимся, или на вас нападут — уходите. Понятно?

— Бросить вас на Эрсее? — уточнил Крак. — Немного чести, но коли такова твоя воля…

— Именно, — с улыбкой кивнул Арнульф. — Идти придётся сквозь туман. Справишься?

— С колдуном и клабатером на борту? — кормчий взглянул на старика исподлобья. — Не смешите меня, Ваше Морское Величество…

Затем сэконунг обратился к остальным своим людям:

— Друзья мои, совсем забыл вас предупредить! В Эрвингарде нынче сидят пять морских королей с дружинами да с десяток вождей помельче. Итого — там нас ждут примерно полтысячи пьяных викингов и несколько сотен городской стражи. Нас же — чуть меньше полтораста. Стало быть, каждому этой ночью придётся убить десять человек. Удачи вам!

— Умеешь ты обнадёжить, Иварсон! — заметил Дрогвар Хмурый.

А потом четыре корабля бесшумно вынырнули из тумана, словно многоногие чудовища, словно морские драконы, ткнулись носами в низкий берег и исторгли ревущую лаву плоти, стали и ярости. Викинги смели портовую стражу, случайных гуляк и вообще всех, кто подвернулся под руку на пути вглубь столицы Эрсея.