Крылья бабочки

— Да, мисс Полански, — он остро посмотрел на нее, охватывая с ног до головы: рубашка с закатанными рукавами и мягкие шорты. — Кое-что случилось.

«Даже так», — подумала Трейси, напрягаясь от официального, пронизанного недоверием тона.

— У нас с вами есть общий знакомый, и стране нужно, чтобы вы помогли засадить его за решетку, — без лишних предисловий сказал Питер.

— Не понимаю, о ком вы.

— О Марко Мариотти.

— Я ничего не знаю и не имею влияния на мистера Мариотти. Я просто встречаюсь с мужчиной.

— Если бы это было так — я бы к вам не пришел. Это операция на контроле у Президента. Вы понимаете, что это значит?

— Я ничем не могу помочь, — покачала головой Трейси.

— Вас не волнует, что наркотики попадают в школы, что умирают люди? Вы понимаете, чем это грозит нации? — Поначалу Питер говорил спокойно, но на последней фразе вспылил: — Вы давали присягу: служить правосудию и защищать законы этой страны!

— Если я нарушила закон, то мне должны предъявить обвинения. Вы собираетесь это сделать? — холодно поинтересовалась Трейси, морально готовясь к любому повороту, даже к наручникам.

— Нет, — произнес Питер, — пока нет. — Он пошел к выходу, но резко замер, поворачиваясь, и она снова увидела молодого мужчину из Аспена. — Трейси, ты не представляешь, куда влезла. — Питер печально улыбнулся и снова собрался, становясь жестко настроенным служителем закона. — До встречи, мисс Полански.

Дверь давно закрылась, а Трейси продолжала неподвижно стоять, глядя в пустоту. Она отказала обеим сторонам: Марко она предавала молчанием, страну — бездействием. Она оказалась загнанной в ловушку, как бабочка меж адских огней: где-либо тюрьма, либо смерть. И ни один из противников не примет ее обратно, не помилует.

— А-а-а! — закричала Трейси в бессильной ярости. Она не хотела свидетельствовать против Марко. Это против законов сердца, но и рассказать ему о Томе и операции тоже не могла. Просто морально не могла шагнуть в пропасть, переступить черту и жить вне закона. Но какие у нее были варианты? Есть ли выход из сложившейся ситуации? Трейси не знала. Впервые не знала, хочет ли просыпаться завтра.

***

В Пуэрто Нуэво — грузовом порту Буэнос-Айреса — стояла на якоре двухсотфутовая шикарная яхта, название которой с недавних пор было «Новая надежда». Тим Карни — американский бизнесмен, обвиненный властями Аргентины в перевозке оружия и пособничестве дестабилизации ситуации в стране путем поддержки незаконных народных формирований, был полностью оправдан. Команда местных юристов и их коллеги из Штатов, а также друзья, прилетевшие поддержать Тима в нелегкой борьбе с несправедливыми обвинениями, расположились в удобных шезлонгах, подставляя лица яркому летнему солнцу. Празднество было в самом разгаре: красивые девушки в бикини и алкоголь — в достатке. Сегодня был праздник, и люди собирались оторваться по полной, особенно, в свете напряженных месяцев упорной борьбы. А завтра яхта снимется с якоря и отправится обратно в родной Нью-Йорк.

Брендон, облокотившись о гладкие поручни, отделявшие палубу от посеревших вод Ла-Плата*, задумчиво смотрел на ровную линию горизонта: там, вдалеке, Атлантика — океан, который принесет его в родную Америку. Как давно он не был дома. Странно, волнение, словно он возвращается не в свою страну, не отпускало уже пару дней. Поначалу он сам не хотел лететь, даже если выдавалась возможность провести выходные в Нью-Йорке, а потом так увлекся работой, что не желал отвлекаться в принципе.

Брендон подал заявку во вступление в Международную организацию юристов, прошел все этапы отбора — образование, репутация, опыт сыграли немаловажную роль — и был принят. Теперь он мог выступать на мировой арене, оказывать юридические услуги более чем в восьмидесяти странах мира, нести силу закона и свет свободы без территориальных ограничений. Каждый человек имеет право на справедливый суд — постулат, которого Брендон придерживался всегда и везде. Кого бы ни приходилось защищать и сколь бы чудовищным ни казалось обвинение, потому что каждый человек невиновен априори, пока его вина не доказана, жаль, что не во всех странах и судах это помнили.

— Брендон, поможешь намазать плечи? — Блондинка, загорелая настолько, что никакой крем ей был уже не нужен, протянула оранжевый тюбик и обольстительно улыбнулась.

Он не помнил, как ее зовут, хотя их точно представляли друг другу. Он вообще перестал запоминать имена женщин, проходивших через его жизнь в Аргентине. Сначала их было много, потом все приелось, даже секс. Иногда казалось, что легче сделать всё самому. Желание организма получить разрядку было естественным, но в последнее время страсть стала фальшивой, а момент наивысшего удовольствия превратился в имитацию. И вроде с физиологией был полный порядок, но эмоционально он чувствовал полное опустошение.

Брендон рассеянно улыбнулся девушке и попросил подождать пару минут. Ему нужно еще немного времени побыть наедине с собой. Завтра они отчалят и, как его заверил капитан, прибудут в Нью-Йорк к первому августа. Как раз к свадьбе Наташи. Какие превратности судьбы: она так долго любила его, точнее, думала, что любила, а потом встретила того самого — мужчину, который вмиг сделал ее счастливой.

Брендон вспомнил утро, когда проснулся с жуткой головной болью, словно всю ночь пил, а теперь мучился чудовищным похмельем. Наташа еще спала, а он поплелся в душ, анализируя ситуацию. Ее признания стали для него откровением: Брендон всегда замечал, если женщина испытывает к нему интерес, а с Наташей проглядел, а может, просто ему самому было не интересно, поэтому предпочел не видеть. Но, стоя под душем, смывая с себя ночь, понимал: разговор будет тяжелым. Он ничего не мог ей предложить, но и обидеть не хотел. Наташу он привык считать другом, близким человеком, и терять не собирался.

Она же упорно не желала сдаваться: прилетела в Буэнос-Айрес — не без поддержки его матери, теперь Брендон это знал — предлагала попробовать, была уверена, что им будет хорошо вместе. Он отказал, твердо и без каких-либо надежд. Одну ошибку Брендон совершил, когда переспал с ней, вторую позволить себе не мог. Наташа уехала подавленной и обиженной. А через два месяца снова прилетела, абсолютно счастливой. Они поговорили, и между ними снова все стало по-прежнему. Нет, по-другому — лучше, потому что она отпустила свою влюбленность к нему и пошла дальше, став цельной уверенной личностью. Наташа собиралась замуж, и он был рад за нее. Но был ли он рад за себя? Ведь Брендон как раз-таки перестал быть цельным человеком.

Он постоянно думал о Трейси, даже увлеченный работой, когда вцеплялся в свидетелей и бился с обвинением, продолжал думать о ней. Над чем-то они могли вместе посмеяться, а где-то она смогла бы помочь или просто выслушать. А еще ему не хватало Трейси как женщины: в последний раз он испытывал что-то похожее на счастье в ее объятиях. Он ни разу не позвонил ей, стараясь сбросить с себя это наваждение, но его всё-таки скрутило. Парадокс: Брендон так стремился оставаться свободным, но уже несколько месяцев жил мыслями о женщине. Свободная несвобода.

Телефон в шортах завибрировал, уводя от раздумий. Брендон посмотрел на незнакомый номер: может к черту всех?.. Но мобильный продолжал настойчиво гудеть, и он всё же принял вызов:

— Брендон Стеклер, слушаю, — он нахмурился и через секунду удивленно переспросил: — Пит? Это ты?!



Ла-Плата* - залив на юго-восточном побережье Южной Америки, растянувшийся на 320 км от слияния рек до Атлантического океана.

О грехах и расплате за них

Трейси вышла из окружного суда, быстро спускаясь по ступеням, утопая в мучительных мыслях уже второй день. Она старалась сконцентрироваться и хотя бы смотреть под ноги, но получалось только в себя, поэтому, когда раздался гулкий сигнал автомобильного клаксона, подпрыгнула от неожиданности и испуга. Она огляделась и замерла: на противоположной стороне, опершись о кузов темно-серого внедорожника, стоял он. Трейси моментально почувствовала, как теплая волна пробежалась по всему телу и сосредоточила ласковый шелест где-то в районе груди. Она была рада, очень рада видеть Брендона. Хотелось бежать, наплевав на все правила движения, и просто обнять его. Они так давно не виделись, а прошлые разногласия и недомолвки казались чем-то пустым, совершенно неважным. Брендон был не только ее мужчиной, он был другом, а друзья ей сейчас необходимы как никогда.

Трейси дождалась зеленого сигнала светофора и, спокойно перейдя дорогу, просто сказала:

— Здравствуй. — Отчего-то кидаться ему на шею у нее не хватило смелости.

— Здравствуй, Трейси. — Он открыл пассажирскую дверь, молча приглашая поехать с ним, и она, не задавая вопросов, села в автомобиль.

Еще в машине она нахмурилась, ощущая тягучее тревожное напряжение. Брендон сосредоточенно и крепко держал руль, не пускаясь в расспросы и не рассказывая ничего о себе. Он вообще молчал и смотрел исключительно на дорогу — это было непривычно, и Трейси почувствовала себя неуютно. Только когда они поднялись к нему, и дверь в квартиру захлопнулась, Брендон скинул пиджак и прямо посмотрел на Трейси.

— Ты хоть понимаешь, с кем связалась?

Явное осуждение и даже злость, которой, казалось, дышало каждое сказанное слово, застали ее врасплох.

— Брендон, ты не понимаешь, — начала она, пытаясь сгладить углы. Не так Трейси представляла их встречу после долгой разлуки. — Это всё очень сложно.

— Что сложно? — бросил он. — Ноги перед боссом Синдиката раздвигать?


Трейси резко вскинула руку, оставляя на его щеке след от хлесткой пощечины. Ее и саму ошеломили обида и гнев, толкнувшие на этот шаг. С чего он взял, что имеет право осуждать ее! Брендон молча кивнул, принимая такую реакцию — заслужил.

— Перед кем я раздвигаю ноги — тебя больше не касается, — нарочито спокойно произнесла Трейси.

— Просто скажи: почему? Как ты вообще с Мариотти связалась?

— Как? — вспылила она. — Потому что на меня свалилась куча дерьма, и он оказался рядом со мной! Он помог! — «Не ты!» так и повисло в воздухе.

— Я пытался поговорить: звонил, приезжал. Ты не хотела видеть меня! — всплеснув руками, возразил Брендон. Она фыркнула, распаляясь еще больше. — Почему ты ко мне не обратилась, не пришла…

— Я приходила, — оборвала Трейси.

— Когда?

— Когда ты был с Наташей, — опустошенно выдохнула она. Брендон всего на секунду опустил глаза, плотно сжимая губы, но этого было достаточно. Если раньше Трейси могла только предполагать, то теперь знала наверняка: он с ней спал.

— Нет ничего между нами, — Брендон устало облокотился о стол. — Было, один раз, той ночью.

Трейси отвернулась к витражной стене, отделявшей просторную столовую от шумного города. Было ли это изменой? Она не знала, но думала, что больно от признания уже не будет. Она ошибалась.

— Я думал о тебе, — Брендон сделал еще одно признание.

— Поэтому ни разу не позвонил? — не поворачиваясь, прошептала она.

— Много мы глупостей наделали, — Брендон невесело хмыкнул и подошел к ней: положил руки на плечи и чуть сжал.

— Я тогда действительно ничего не говорила Меган, но в твой блокнот заглядывала, я не хоте…

— Да к черту всё. Это уже не важно. — Он повернул ее к себе, осторожно взял за подбородок и спросил: — Ты любишь его?

— Я… я не знаю. Уже не знаю, — потрясенно прошептала Трейси. Хотя она знала: она любила Марко. Она любила Брендона. Но как такое возможно?! Они были такими разными и неуловимо похожими. Они оба крепко вошли в ее жизнь, разрывая сердце на части. Трейси не обратила внимания на предательские слезы, обжегшие щеки, пока не заплакала громко, надрывно, с всхлипами. Выплакивая всё, что произошло с ней за последние месяцы.

— Тише, тише, детка.

Трейси прижалась к нему, уткнувшись носом в грудь, пачкая белую сорочку горькими слезами. От Брендона пахло одеколоном и французским земляничным мылом, которое так нравилось ей. Она подняла лицо, и он начал целовать ее, легко и нежно, собирая соленую влагу. Трейси сама потянулась к его губам, заново изучая, вспоминая их вкус. Его поцелуи были такими забытыми, такими приятными. А дальше все произошло, как в сумеречной зоне, на грани жизни, между тем и этим светом.

Движения Брендона были резкими, изголодавшимися. Трейси пропустила момент, когда осталась совершенно обнаженной, прижатой к прохладным простыням, а он — сверху: обжигал губами грудь, ласкал бедра, вырывая тихие нетерпеливые стоны. Она сама подалась вперед, выгнулась ему навстречу, призывая не медлить и взять то, что она так откровенно предлагала. И Брендон взял: резко, с рваным стоном, вошел в нее, впиваясь яростным поцелуем в губы. Именно в этот момент Трейси поверила ему: он думал о ней и скучал. А потом всё потеряло смысл: только наслаждение, яркое и чистое, и горячее дыхание на ее макушке. Они долго лежали, обнявшись, слушая тишину. Трейси положила голову ему на грудь и обвила его ногу своей.

— Расскажи мне всё, с самого начала.

Трейси, вздрогнув, села в постели, прикрываясь одеялом. Как рассказать ему о другом мужчине?

— Это не праздное любопытство, — замечая ее смятение, продолжил он, — я волнуюсь. Это всё очень серьезно. Чтобы понять, как действовать дальше, я должен знать, что происходит, а главное, что ты делала для него, в каких делах замешана.

— Нет! — испуганно запротестовала Трейси. — Только не ты. Ты не должен вмешиваться. — Она боялась. За него боялась даже больше, чем за себя. Она помнила угрозу Марко. — Я просто расстанусь с Марко и… и… — Трейси не смогла договорить, потому что одна только мысль об этом заставила сердце упасть куда-то вниз, разбиваясь на осколки. Она, кажется, сошла с ума, запутавшись в лабиринте собственных чувств.

А Брендон смотрел на нее с горькой улыбкой, видя отражение мыслей на красивом лице, а еще он боялся: если бы Трейси была очередной девочкой Мариотти, то никаких проблем. Но, как он успел узнать, она крепко вошла не только в его постель, но и жизнь. Он ведь знал Марко, дружен не был, но пересекался, а его отец — один из клиентов — до сих пор благодарен и постоянно приглашает в Лас-Вегас почетным гостем в свой игровой комплекс. Брендон был уверен: Марко не отпустит Трейси. Ни как адвоката, знающего много, ни как женщину. Особенно, как женщину.

— Не волнуйся за меня, — ободряюще улыбнулся он, — всё будет хорошо. — Брендон протянул ей руку. — Ты мне веришь?

— Верю, — шепотом отозвалась Трейси, вкладывая свою ладонь в его.

Два следующих дня Трейси находилась в каком-то нервозном, лихорадочном ожидании возвращения Марко. Он не звонил — и уже за это она была благодарна. Ей нужно успокоиться и собраться перед этой встречей. Но она до сих пор не знала, что ему сказать, как объяснить их разрыв, а еще — как помочь: как максимально безопасно для Тома предупредить Марко, что против него ведется расследование? Пока у нее не было ответов на эти вопросы, но Трейси надеялась, что слова придут, когда они встретятся. А еще она верила, что он не способен причинить ей вред: ни моральный, ни физический. Брендон ее уверенности не разделял.

Они долго говорили той ночью и, судя по выражению его лица, когда Трейси рассказала, какую роль играла в некоторых криминальных схемах по отмыванию денег, у нее у самой могут быть большие проблемы с законом. С Брендоном они больше не виделись, но расстались на том, что она не должна ничего предпринимать и постараться вести привычный образ жизни, но Трейси решила по-другому. Она не будет сидеть и покорно ждать, что будет. Она обязана взять свою жизнь под контроль и снова стать независимой!

Но пока Марко не вернулся — это должно было произойти со дня на день, — Трейси пыталась жить в обычном ритме, поэтому согласилась на встречу с клиентом, не задумываясь. Она собиралась принять мистера Пола Тэсту в своем кабинете в офисе, но он по приезде посетовал на излишнюю занятость и предложил совместить ланч и беседу. Трейси приняла приглашение.

Водитель серебристого кадиллака вежливо распахнула перед ними заднюю дверь, а мистер Тэста галантно помог Трейси устроиться на сидении. Автомобиль влился в поток и она, дежурно улыбнувшись, принялась ненавязчиво изучать клиента. В возрасте, ближе к семидесяти — глубокие морщины, прорезавшие лоб, подтверждали ее догадку, — но выглядит не старым, а солидным. Дорогой костюм, приятные манеры, располагающая внешность, только пара роскошных перстней выбивались из картины, делая его образ немного кичливым. Трейси бросила взгляд в окно — они выехали на манхэттенский мост.

— Мистер Тэста, мы собираемся обедать в Бруклине? — с вежливым спокойствием поинтересовалась она, хотя подумала, что очень поспешно приняла приглашение этого пожилого джентльмена, и что, по сути, ничего о нем не знает.

Он, повернувшись к ней, мягко улыбнулся, складывая руки в замок, но выражение его глаз — холодное и пустое — не понравилось Трейси. Она подавила плохое предчувствие, ожидая ответа.

— Я хочу кое с кем вас познакомить. Это важно для нашего разговора. — Больше Пол Тэста не произнес ни слова, пока кадиллак не притормозил у низкого здания с забором из металлической сетки по периметру. Дурное предчувствие стало бить набатом по ушам, а когда Трейси вышла и поняла, где находится, оно уже вопило, заставляя сердце бешено врезаться в грудную клетку.

— Я не понимаю… — Она бросила сдержанный взгляд на табличку с номером и адресом бруклинской скотобойни. — Зачем вы привезли меня сюда? — холодно спросила она.

— Пройдемте, мисс Полански, — он галантно пропустил ее вперед. Трейси не двинулась с места. Пол Тэста согласно кивнул, но глаза его опасно блеснули. — Джо!

Водитель вышел из машины и ничего цивилизованного в нем не осталось. Крупный, с размытыми чертами лица и коротко остриженными темно-русыми волосами. Под серым пиджаком бугрились мышцы и выглядел он так, будто не привык носить подобную одежду. Он больше напоминал вышибалу в клубе, нежели водителя у респектабельного пожилого джентльмена. И почему только сейчас Трейси заметила его несоответствующую положению внешность?

Мужчина не снял темных очков, но ей и не нужно было видеть выражение его глаз: он выразительно скользнул взглядом по кремовой блузке, особенно задерживаясь на высокой груди.

— Ну что, красотка, — хватая ее за локоть, тихо сказал Джо, — я только рад помочь. — Трейси поняла, что он в любом случае исполнит приказ: если надо будет тащить — потащит за волосы. Она выдернула руку, избавляясь от услуг сопровождения, но не тут-то было: Джо только усилил захват — становилось больно.