Королевство

Мы курили травку – Рита не рассказывала, где она ее взяла, – и слушали «Гольдберг-вариации» в исполнении Гленна Гульда. Я мог бы сказать, что школа, которую в то время подарили мне свидания с Ритой Виллумсен на пастбищах, стоила больше, чем любой университет или высшая школа, но это, разумеется, было бы грубым преувеличением.

Но для меня они сделали то же самое, что и «Вольво-240», когда я выехал из деревни. Они открыли мне глаза на совершенно иной мир. И теперь я мог мечтать, что мир этот принадлежит мне, – осталось только освоить язык посвященных. Но ведь все это случится не со мной. Не со мной, братом-дислектиком.

Карл тоже не производил впечатления человека, мечтавшего о дальних странствиях.

Скорее наоборот. По мере того как после лета наступали осень и зима, он все сильнее и сильнее замыкался. Когда я спрашивал, о чем он думает и не хочет ли прокатиться на «вольво», он смотрел на меня с отстраненной, мягкой улыбкой – как будто меня рядом не было.

– Мне снятся удивительные сны, – сказал он ни с того ни с сего как-то вечером, когда мы сидели в зимнем саду. – Мне снится, что ты убийца. Что ты опасен. И я завидую тому, что ты опасен.

Я ведь знал: Карлу известно, что я каким-то образом подстроил аварию и «кадиллак» в тот вечер съехал с Козьего поворота, но он не говорил об этом ни слова, а я не видел ни единой причины все ему рассказывать и превращать в преступника, раз он услышит признание, но на меня не заявит. Так что я не ответил – пожелал спокойной ночи и ушел.

Определение «счастливый» больше всего подходит именно этому времени. У меня была любимая работа, машина, готовая отвезти меня куда угодно, и возможность претворить в жизнь любые подростковые сексуальные фантазии. Последним я ни перед кем похвастаться не мог, даже перед Карлом, потому как Рита сказала: «Ни одной живой душе», а поклялся я душой Карла.

И вот в один вечер случилось неизбежное. Как и всегда, Рита уехала раньше меня, чтобы нас не увидели вместе. Обычно я давал ей двадцать минут, но в тот вечер уже было поздно, я много работал в мастерской – и прошлой ночью, и весь день – и теперь, лежа в кровати, отдыхал. Ведь хотя дом на пастбище был куплен и перестроен на деньги господина Виллумсена, по словам Риты, ноги его там никогда не будет: для этого он слишком толстый и степенный, а тропа – крутая и длинная. Она объяснила, что дом он купил отчасти потому, что тот был больше дачи мэра Оса и он мог смотреть на нее сверху вниз. А отчасти это было чистой воды спекулятивное вложение в землю в тот период, когда Норвегия вот-вот должна была стать богатой нефтяной державой, – Виллумсен уже тогда почуял дачный бум, случившийся много лет спустя. Случившийся там, куда протянули шоссе, – результат случайности и действий муниципальных советов, подсуетившихся быстрее, но Виллумсен в любом случае рассуждал грамотно. В общем, я заснул, пока лежал и дожидался времени отъезда. Очнулся уже в четыре утра.

Через три четверти часа я был в Опгарде.

Ни Карлу, ни мне спать в спальне папы и мамы не хотелось, и я, стараясь не разбудить его, прокрался в нашу комнату. Я как раз аккуратно залезал на верхнюю кровать – Карл дернулся, и я, посмотрев вниз, увидел пару широко раскрытых глаз, светившихся в темноте.

– Нас посадят в тюрьму, – прошептал он, не просыпаясь.

– Чего? – переспросил я.

Он два раза моргнул, как бы стряхивая с себя это состояние, и я понял, что ему снился сон.

– Где ты был? – спросил он.

– С машиной возился, – ответил я, перелезая через перила.

– Нет.

– Нет?

– Приходил дядя Бернард, принес лабскаус. Спрашивал, где ты.

Я задержал дыхание:

– Я был с женщиной.

– С женщиной? Не с девушкой?

– Завтра поговорим, Карл. Нам через два часа вставать.

Я лежал и прислушивался к его дыханию – замедлилось ли. Ни разу.

– Ну и чего там с тюрьмой? – наконец спросил я.

– Мне снилось, что нас сажают в тюрьму за убийство, – ответил он.

Я затаил дыхание:

– И кого мы убили?

– Да это бред, – сказал он. – Друг друга.





33




Раннее утро. Я думал, впереди обычный день возни с машинами – простые, чисто технические задачи. Как говорится, ничто не предвещало…

Я был в мастерской, как и почти каждый день в течение последней пары лет, и начал возиться с машиной, когда подошел дядя Бернард и сообщил, что мне звонят. Я пошел за ним в контору.

Звонил ленсман Сигмунд Ольсен. Сказал, что хочет со мной поболтать. Узнать, как дела. Свозить меня ненадолго на рыбалку неподалеку от его дачи – она всего в нескольких километрах по шоссе. Он заедет за мной через пару часов. И хотя по телефону его голос звучал мягко, я понял, что это не приглашение, а приказ.

Разумеется, я задумался. Зачем так торопиться, если это всего лишь беседа ни о чем?

Я и дальше трудился над двигателем, а после обеда улегся на тележку и скользнул под машину, подальше от этого мира. Когда в голове бродят всякие мысли, ничто не успокаивает лучше, чем возня с машиной. Не знаю, сколько я так пролежал, пока не услышал чье-то покашливание. Возникло дурное предчувствие, – наверное, поэтому я немного выждал, прежде чем выкатиться на тележке наружу.


– Ты Рой, – произнес мужчина, стоявший и смотревший на меня. – У тебя кое-что есть – и это принадлежало мне.

Мужчиной оказался Виллум Виллумсен. Принадлежало. В прошлом.

Абсолютно беззащитный, я лежал у его ног.

– И что же это, Виллумсен?

– Ты прекрасно знаешь.

Я сглотнул. Ни черта я не успею сделать до того, как он выдавит из меня воздух, а с ним и жизнь. Я видал такое в Ортуне – даже была мысль насчет того, как это делается, но не как этого избежать. Я научился бить первым, и бить жестко, а не защищаться. Я затряс головой.

– Гидрокостюм, – сказал он. – Ласты, маска, баллон, клапан и трубка. Восемнадцать тысяч пятьсот шестьдесят крон.

Он громко рассмеялся, увидев облегчение на моем лице, – очевидно, он принял его за растерянность.

– Рой, я никогда не забываю совершенные сделки!

– Неужели? – Я встал на ноги и достал длинную тряпку, которой обычно вытирал руки. – И ту самую, когда мой отец купил «кадиллак», тоже, а?

– Ни в коем случае, – гоготнул Виллумсен – он уставился в никуда, словно вспоминал о чем-то приятном. – Не очень-то твой отец любил торговаться. Знать бы, как сильно не любил, я бы тогда, может, с самого начала запросил цену пониже.

– Да что вы? Совесть мучает?

Возможно, мне хотелось его опередить, на тот случай, если он пришел задать мне тот самый вопрос. Как говорится, лучшая защита – нападение. Не то чтобы я считал, что мне нужно защищаться, – стыдно мне не было. Уж точно не за это. В конце концов, меня, молодого парня, затащила в постель замужняя женщина – ну и что с того? Пусть они этот вопрос между собой улаживают, я драться за территорию не собираюсь. И все же я намотал тряпку на костяшки пальцев правой руки.

– Постоянно, – ответил он и улыбнулся. – Но если мне и дан от природы талант, то это умение справляться с муками совести.

– Да? – спросил я. – И как же?

Он усмехнулся – глаза утонули в складах жира – и притронулся к своему плечу:

– Когда сидящий справа дьявол спорит с ангелом на левом плече, я предоставляю дьяволу право высказаться первым. А затем закрываю дискуссию.

Виллумсен громко засмеялся. За смехом прозвучал шаркающий звук, словно машина ехала вперед, а ее вдруг сдало назад. Звук, издаваемый человеком, который в ближайшее время умрет.

– Я пришел из-за Риты, – сказал он.

Я оценил ситуацию. Виллумсен был крупнее и тяжелее меня, но физической угрозы он не представлял, если только оружие не достанет. А чем еще он станет мне угрожать? Я от него не завишу – ни финансово, ни как-то еще. Карлу или дяде Бернарду он, насколько я знал, ничем пригрозить не сможет.

Но кое-кому все-таки мог. Рите.

– Она говорит, что очень тобой довольна.

Я не ответил. По дороге медленно проехала машина, но в мастерской мы были одни.

– По ее словам, «сонет» никогда не был в лучшем состоянии. В общем, я пригнал машину – хочу, чтобы ты ее осмотрел и починил все, что нужно. Но не более того.

Я заглянул за его плечо, на котором устроился дьявол, и увидел припаркованную снаружи синюю «тойоту-королла». И постарался не показать ему, какое облегчение испытал.

– Сложность в том, что к завтрашнему дню она должна быть готова, – сказал Виллумсен. – Издалека приедет клиент – во время телефонного разговора он вроде бы согласился ее купить. И ему, и мне будет жаль, если он окажется разочарован. Понятно?

– Понятно, – сказал я. – Кажется, сверхурочная работа.

– А пускай Бернард по обычной часовой ставке это проведет.

– Обговорите это с ним.

Виллумсен кивнул:

– Учитывая состояние здоровья Бернарда, о стоимости часа скоро будем договариваться мы с тобой, Рой, – это лишь вопрос времени, и мне хотелось бы, чтобы ты уже сейчас понял, кто в этой мастерской самый важный клиент. – Он протянул мне ключи от машины, сказал, что, кажется, дождя сегодня все же не будет, и ушел.

Я завел машину в гараж, открыл капот и взвыл. Да я здесь ночевать останусь. И сейчас я работать не начну – через полчаса за мной заедет Сигмунд Ольсен. И внезапно у меня появилось о чем подумать. Вроде бы все в порядке, по-прежнему счастливая пора. Но, как оказалось, настал ее последний день.





34




– Виллумсен взбесился из-за того, что ты не доделал его машину к утру, – сказал дядя Бернард, когда я приехал в мастерскую утром после ночи «Фритца».