Другая женщина

45




Когда пришло время крестить ребенка, я просто помешалась на неотвязных помыслах о том, как же это я увижу Памми, Джеймса — и Кейт. Почему-то меня тревожили и мысли о Кейт. Теперь я уже представляла ее не союзником, не тем единственным человеком, который по-настоящему способен понять мои беды, а сообщницей преступления Памми. Это давало Памми еще больше власти надо мной, еще больше силы провоцировать меня. И меня страшила мысль о том, что скоро мне придется увидеть их вместе.

На крестины я купила новое платье, уговаривая себя, что оно придаст мне уверенности, ослабит чувство вины, которое охватило меня, когда я протянула кассиру свою карточку.

— Елки-палки, немного ярковато, тебе не кажется? — заметил Адам. — Мне придется темные очки надеть.

— Ты думаешь — чересчур? — Я посмотрела на себя, на этот канареечный шифон. Мне в нем было очень комфортно. Асимметричный крой возвращал моей фигуре очертания, которые были у нее до беременности. И никому не нужно знать, что под платьем на мне утягивающее белье Spanx.

— Нет, мне нравится, — отозвался Адам. — Я просто радуюсь, что уже кончился сезон желтых нарциссов. А то нам пришлось бы чертовски долго тебя среди них искать.

Он засмеялся, и я шмякнула его сумочкой.

Поппи, радостно побулькивая, наблюдала за препирательствами родителей из середки нашей кровати.

— Хорошо, что я на тебя надела слюнявчик, мисс, — проговорила я, подхватывая ее и сворачивая в клубок кремовой тафты. — Мы же не хотим, чтобы ты закапала себе все платье, верно?

— Ты уверена, что ей не было бы удобнее в слипе? — спросил Адам, пытаясь запихнуть ее вместе с платьем (которое было ей великовато) в детское автокресло.

Я фыркнула и оттолкнула его неловко шарящую руку:

— Вот оно. — Я со смехом просунула пальцы вглубь тафтяного свертка и вытащила крепление. — Так, где же второе?

— Ей бы карету, как у Золушки, — пошутил Адам. — В ней она будет отлично себя чувствовать.

Я боялась сглазить — но, кажется, наконец возникло ощущение, что между нами вновь налаживается взаимопонимание, что мы продвигаемся к тому, чтобы снова стать той парой, какой были когда-то. Мне просто не терпелось добраться до церкви, чтобы показать маловерам: у нас это все-таки получилось. Показать, что мы все-таки уцелели — несмотря на все, чему они нас подвергли. Не знаю, почему я мысленно произносила слово «они», ведь на самом деле это была она. Иногда казалось, что на меня ополчился весь мир, что мне лишь с большим трудом удается видеть вещи такими, какие они есть. Но сегодня это не так, твердила я себе. Потому что у меня есть то, что она хочет заполучить. Я не дала ей это отнять. А значит, я победила.

Мы приветствовали гостей, гуськом входивших в церковные ворота. Я радостно парировала шуточки Адамовых товарищей по регбийной команде насчет того, что расцветкой смахиваю на шмеля. Потом я увидела, как совсем рядом из машины вылезают Джеймс и Кейт, — и с преувеличенным энтузиазмом стала здороваться с теми, кто меня окружал. Я посюсюкала над сынишкой моей кузины Фрэн и наклонилась, держа Поппи на руках и знакомя ее с еще одним ребенком, сидящим в коляске. Все что угодно, лишь бы отсрочить встречу с кланом Бэнксов. Сама того не осознавая, я повернулась к ним спиной, но я слышала, как позади меня раздаются приветствия и как гости расспрашивают Памми об ее самочувствии.

Я прокашлялась, чтобы прогнать комок в горле, и стала мысленно считать от десяти до нуля. Мне нужно было время, чтобы придать своему лицу должное выражение. Лишь тогда я смогу повернуться. «Просто делай вид, что все нормально, — говорила я себе. — Ты это можешь».

— Рада вас видеть, Памела, — произнесла я, разворачиваясь и уже словно бы начиная полномасштабную атаку. — Выглядите…

«Отлично» застряло у меня во рту. То, что передо мной предстало, заставило меня окаменеть, лишило дара речи. Памми была совершенно лысой, без бровей, с опухшим лицом. Я остолбенела от шока. Надо было хоть что-то сказать, что угодно. Они втроем стояли и ждали. Но слова не желали складываться в фразы.

— Привет, Эм. — Джеймс наклонился, чтобы поцеловать меня. — Давненько не виделись. Как ты, нормально? — Отвечать на этот вопрос было не обязательно.

— Эм! — воскликнула Кейт. — Шикарно выглядишь. А Поппи… ого!

Запинаясь, я выдавила из себя какой-то отклик. Мы с Памми на мгновение замерли, меряя друг друга взглядом, толком не зная, как реагировать. В конце концов неловко двинулись друг к другу, неуклюже столкнулись руками. Она притянула меня к себе, обняла.

— Так приятно тебя видеть, — прошептала она хрипло. — Прекрасно выглядишь.

У меня перехватило дыхание, на глазах выступили слезы. Что это было? Меня поразили ее слова — даже не то, что́ она сказала, а то, как она это сказала. Впервые я слышала в ее голосе чуть ли не искренность, — как если бы она действительно имела в виду то, что говорит. А может, на меня просто подействовал ее вид. С натянутой улыбкой я отчаянно озиралась в поисках Адама. Мне требовалось, чтобы он был здесь, рядом со мной.

— С вашего позволения, — пробормотала я, отцепляя от нее себя и Поппи. Я двинулась к Адаму, но по пути мама поймала мне за руку.

— Это Памми? — недоуменно спросила она.

Я тупо кивнула.

— Но каким образом?..

Я покачала головой:

— Даже не знаю. — Я не нашла лучшего ответа. — Ты не подержишь Поппи одну минутку?

— Конечно. — Ее обеспокоенное лицо расплылось в улыбке, как только она услышала, как внучка радостно гугукает, глядя на нее.

Добравшись до Адама, я перехватила взгляд Пиппы. Судя по всему, она была потрясена не меньше моего. Но мне оставалось только пожать плечами, покосившись на нее.

Я призывала свой мозг сосредоточиться. Но казалось, все провода в нем постоянно закорачивает и они контактируют совсем не там, где надо. Мне нужно было снова увидеть Памми, просто чтобы удостовериться, но я не смела обернуться в полной уверенности, что спину мне буравят три пары глаз. Неужели она решилась зайти так далеко, лишь бы убедить всех, что она говорит правду? Я представила себе это лицо, одутловатое, с запавшими глазами. Возможно ли вообще такое проделать?

Мне следовало найти нужные слова, прежде чем я подойду к Адаму. Я знала: неподходящие слова способны отбросить наши отношения на много месяцев назад.

— Ты мне ни разу не говорил, что твоя мама… — Я не знала, как закончить фразу.


— Больна? — произнес он.

Я кивнула.

— А ты не спрашивала, — процедил он. — Потому что тебе было все равно.

Я вспомнила, сколько раз он пытался мне об этом рассказать и сколько раз я его осаживала, заставляла замолчать. Тошнотворная волна вины захлестнула меня.

Каждый раз, когда я бросала взгляд на Памми, я видела, что она внимательно наблюдает за мной. Каждый раз, когда я чувствовала, что она движется ко мне, я придумывала какую-нибудь причину, чтобы переместиться. Не знаю, чего я больше страшилась: узнать от нее, что она действительно больна, или понять из нашего разговора, что она потратила массу усилий, лишь бы сохранять эту иллюзию (вполне реальная возможность). В любом случае я не знала, как реагировать.

Джеймс перехватил меня, как раз когда я направлялась в туалет.

— Очень милая служба была, Эм. Мне все никак не удавалось поблагодарить тебя за то, что ты попросила нас с Кейт стать крестными Поппи.

— Это был не мой выбор, — бросила я, не останавливаясь.

— Как все вообще? — спросил он.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него, ища в его глазах какого-то признания того, что он со мной сделал и почему. Но они у него были такие же, как всегда. Теплые и добрые.

— Отлично, — сухо ответила я.

— А у вас с ним все нормально? — не отставал он. — После свадьбы и прочего.

— Мы над этим работаем, — процедила я.

— Что я такого сделал, чем тебя расстроил?

— Твоя мать все мне рассказала, — сообщила я. — Я думала, ты на моей стороне. Я наивно верила — то, что между нами, действительно…

— Так и было, — перебил он.

Я безрадостно рассмеялась.

— Я и правда на твоей стороне… — проговорил он. — И всегда буду. Но ведь ты мне четко объяснила, как ты ко мне относишься, помнишь?

Я посмотрела на него, сощурившись:

— Значит, все это время, пока я тебе изливала душу, ты бегал к Памми и обо всем ей докладывал?

— Что? Да нет же, — отрезал он. — Я ей никогда не передавал никакие твои слова. Если не считать того случая, когда ты мне сказала, что у нас с тобой ничего не выйдет.

— И она не подбивала тебя ко мне клеиться? Ты делал это не по ее приказу?

— Что? — Он сморщился, словно не в силах уяснить себе, что я такое говорю. — Ну уж нет. За кого ты меня принимаешь? Я бы никогда так не поступил. Я ей сказал, что испытываю к тебе определенные чувства. И что из-за этого чувствую себя кругом виноватым… Я ей признался, ведь она же моя мать.

Я удивленно округлила глаза и покачала головой.

— Ты должна мне поверить, — настаивал он.

— Эй, братишка! — окликнул его Адам, бочком приближаясь к нему. — Во что это она должна поверить?

Джеймс залился краской:

— Ни во что. Так, ерунда.

— Нет-нет, давай выкладывай, я весь внимание. — Адам говорил не совсем членораздельно. — Почему моя прекрасная леди называет тебя лжецом?

— Мы просто шутили, — не слишком убедительно отнекивался Джеймс.

— Не-а, приятель, такие отмазки не катят, — проворчал Адам. Мы с Джеймсом оба понимали, что он нарочно себя заводит — под влиянием алкоголя и паранойи.

Я положила ему ладони на грудь, посмотрела в лицо, пытаясь как-то обуздать его.

— Мы прикалывались, — заявила я. — Джеймс пытается меня взбесить. И ему это почти удалось. — С показной игривостью я шлепнула его по предплечью.

Я старалась увести Адама подальше, но он явно не хотел оставлять эту тему.

— Так чему же ты не верила? — снова спросил он.

Мне пришлось глубоко вздохнуть.

— Господи, да мы просто дурачились. Это чепуха.