Другая правда. Том 2

И тут же спохватилась: как это – не имеет отношения к Сокольникову? Еще как имеет! Если Сокольников или его подельники знали, почему Даниловых никто не ищет, и имели основания полагать, что поиски вот-вот начнутся, они могли попробовать сыграть на опережение. Но с какой целью? Сокольников не производит впечатления человека, способного придумывать сложные многоходовки. А другие соучастники?

Мысли начали путаться. Она устала. Надо отдохнуть, поспать. Когда Петр уронил ее на лестнице, она ударилась бедром о ребро ступеньки, и в тот момент показалось, что ерунда, пустяки, почти не больно. Сейчас ушибленное место болело и, кажется, даже распухло. Вот что значит адреналин! Ей было так страшно висеть, как куль, на плече спускающегося по ступенькам Петра, что она не заметила боли, не оценила силу ушиба. Ничего, зато завтра, надо полагать, оценит в полный рост, мало не покажется.

– Всё, Петя, – решительно и довольно бесцеремонно заявила Настя, выключив свой компьютер. – На сегодня заканчиваем. Мозги уже несвежие, можем упустить что-нибудь важное.

Петр попытался запротестовать.

– Да я в порядке, Анастасия Павловна. Еще нескольких человек нашел, написал им, но они не в сети, не знаю, когда ответят.

– Уже поздно, – строго сказала она. – Надо выспаться.

Но увидела его обескураженное лицо и смягчилась.

– Я ни на чем не настаиваю, на кухне вай-фай отлично тянет, можете работать там, если не хотите спать. Но я бы настоятельно советовала вам сделать перерыв до утра. Два часа удовольствия сегодня наверняка обернутся тем, что завтра вы потеряете полдня, а то и весь день целиком. Будете разбитым, вялым и невнимательным. Подумайте об этом. Но решать, конечно, вам, я только предлагаю.

Настя ушла в душ. В ванной стянула джинсы и убедилась, что предчувствия ее не обманули: место ушиба покраснело, распухло и всем своим видом обещало массу приятных ощущений на ближайшие дни. «Я никогда не поумнею, – уныло констатировала Настя. – Эмоции бегут впереди разума. Скоро шестьдесят стукнет, а веду себя словно мне двадцать. Ведь знала же, что ничем хорошим мои эксперименты не закончатся. Зачем ввязывалась? Хорошо еще, что бедром ударилась, а не поясницей».

Возвращаясь в комнату, бросила взгляд в сторону кухни. Петр сидел перед раскрытым ноутбуком. «Вот упрямый! – подумала она. – Трудоголик. Я была такой же в его возрасте».

– Сегодня я вас пожалела, – громко сказала она из коридора. – Завтра жалеть не буду, подъем в семь утра, не проспите.

– Угу, – донеслось из кухни.





Глава 13

Воскресенье




Оказалось, что телефон полностью разрядился. Сей факт Петр Кравченко обнаружил, когда собрался выставить будильник на 7 утра. Он так увлекся поисками Ксюшиных сетевых собеседников, что не стал доставать мобильник из кармана куртки, оставленной в прихожей на вешалке, понадеялся на то, что звонок услышит, если что, а читать сообщения и тем более отвечать на них во время работы он и не собирался. Еще в самые первые дни Петр заметил, что Каменская недовольно морщится, когда видит, что он во время ее объяснений косится глазами на экран лежащего рядом с ним смартфона, пытаясь быстро ухватить глазами текст на всплывающем на пару секунд баннере. Лишний раз злить воблу не хотелось, а то опять начнет свои нравоучения.

Ему было грустно. Ксюша умерла – и ее удалили из списка «друзей», и переписку с ней стерли. Как будто хотели стереть из памяти и из всей своей жизни любые следы о девушке, которой больше нет. Ну нет – и ладно, сделаем вид, что все нормально, подумаешь, заболела и умерла, с нами-то такого не случится. И вообще, мы же никогда не умрем. И о печальном думать и вспоминать не будем.

Почему-то было очень обидно. И за Ксюшу, и за себя самого. Припомнились попытки дружеского общения с однокурсниками, и сейчас эти попытки, окончившиеся фактически ничем, казались Петру не просто жалкими – унизительными. Никто никому не нужен, если не просматривается сиюминутная выгода. Или это только в Москве народ такой? Он неоднократно слышал, что Москва – отдельная страна и ее жители – отдельная нация со своим менталитетом, но не очень-то верил. Он ведь жил здесь целых пять лет, пока учился, и ничего такого не замечал. Студенческие компании, тусовки, клубы, девушки, выпивка – всё было. И куда оно всё подевалось за три последних года? Умершую Ксюшу вычеркнули из памяти, Петра, живого и здорового, выкинули из жизни, в которой модная загородная тусовка или тупое сиденье вечером перед компом стало ценнее и желаннее общения с человеком.

Когда он осуществит задуманное, выполнит свой план, сделает себе имя в журналистике и потом «выстрелит» своим первым настоящим романом, тогда все о нем вспомнят. Начнут искать его, писать в сетях, предлагать встретиться, посидеть. А он будет с милой улыбкой отказываться, мол, никак не может, у него интервью, у него прямой эфир на радио, или съемки на телевидении, или переговоры с издательством, а то и с кинопродюсерами, дерущимися за право экранизировать модный бестселлер. Или вообще скажет: «Уезжаю на Мальдивы, снял там виллу, хочу спокойно поработать над новой книгой». Впрочем, почему именно Мальдивы? Майорка, деревушка в Альпах, домик в Финляндии на берегу озера – тоже звучит. Да мало ли привлекательных брендовых мест! Всё будет. Всё получится. И тогда они узнают…

На кухне Петр просидел еще часа полтора в бесплодных поисках информации о Ксюшиной переписке, потом решил, что пора укладываться, принес из прихожей телефон – и вот, пожалуйста… Перерыл сумку и убедился, что зарядник оставил дома. У Каменской мобильник другой марки, ее зарядник не подойдет. Блин! Чего делать-то? Проснуться самостоятельно в положенное время не получится, он спит крепко, глубоко, и уже так поздно, подъем через пять часов. Нет, точно сам не проснется. И вобла будет недовольна, начнет ворчать, а то и выволочку устроит.

Ладно, не проблема, можно оставить ноутбук включенным, выставить какой-нибудь сигнал на 7 утра. Но с телефоном он лоханулся не по-детски, мало того, что батарею не проконтролировал, так еще и зарядник дома оставил. А вдруг ему не смогли дозвониться по важному вопросу? Вдруг он, Петр, кому-то срочно понадобился, и дело не терпит отлагательства? Придется с утра отпрашиваться у воблы, съездить на квартиру.

Он проверил свои личные странички: если ему не дозвонились, то наверняка написали, пытались найти. Но нет, никто его не разыскивал, все сообщения были обычными, нейтральными. Лариса написала, что дочитала нового Мураками и ее распирает от желания обсудить с ним книгу. «Что, со своим перцем обсудить не может? Он не поймет? Или вообще книг не читает?» – с ехидцей подумал Петр и снова вспомнил Катю Волохину. Как-то коряво всё вышло. И осадок неприятный почему-то остался от понимания, что им не о чем разговаривать. Он не готов слушать о том, что ее занимает больше всего на свете, а она не понимает того, что интересно ему. То ли дело Лариска! С ней можно разговаривать часами и даже не сильно париться на тему того, что она прискакала к нему прямо из постели этого ее кадра. Петр и сам не святой, понятное дело, никогда не отказывается от секса, если само в руки идет. А идет оно не только тогда, когда Лариска убегает на неделю-другую от своего дружка, но и в других случаях, с другими девочками.

Ему отчего-то казалось настолько важным не проспать и встать вовремя, что он, хоть и наладил ноутбук, все равно просыпался каждые 30–40 минут и смотрел на часы. Опыт с использованием компьютера в качестве будильника был для Петра новым, и он опасался, что сделал что-то не так, программа не сработает, он не проснется. В итоге в очередной раз открыв глаза и увидев, что уже половина седьмого, встал, сложил постельное белье в аккуратную стопку и отправился в ванную. Когда вышел, Каменская в своем длинном халате уже наливала кофе на кухне. Часы показывали 6.52.

– Как вы рано! – удивился он. – Вы же говорили, что подъем в семь, а сами… Или это я нашумел, разбудил вас?

– Так получилось. Возрастные проблемы со сном. Я уже давно не сплю, даже умыться успела. А вы почему так рано подскочили? В вашем возрасте люди обычно спят долго, крепко и сладко, не добудишься.

– Боялся проспать, – объяснил Петр и, смущаясь, рассказал про разряженный телефон. Про то, что еще вчера утром батарея была полной, и в течение дня он телефоном пользовался совсем мало и никак не предполагал, что батарея сядет так быстро, и он так торопился, когда собирался, потому что внизу ждала Каменская…

Ему казалось, что это стыдно – быть лохом. Стыдно не распознать мошенника и дать себя обмануть. Стыдно довериться дураку или предателю, тем самым как бы расписавшись в собственном неумении разбираться в людях. И забыть проверить телефон тоже стыдно. Вообще допускать ошибки и промахи недопустимо, иначе станешь объектом насмешек. Нужно или молчать о них и не признаваться, или придумывать надежные оправдания.

– Ну и проспали бы, – легкомысленно ответила вобла, закуривая. – Что в этом страшного? Вам же не надо успевать на важную встречу, на вокзал или в аэропорт.

– Вы сказали, что подъем в семь.

– И что? Боялись, что я буду вас ругать?

Петр молча кивнул, чувствуя, как начинают пылать щеки. Он сам себя ненавидел порой за то, что краснеет, когда волнуется или злится. Есть же счастливчики, которые в таких ситуациях бледнеют! Благородная бледность совсем не то же самое, что позорный дурацкий румянец. Морда как помидор становится. И почему ему так не повезло?

– Получается, вы до такой степени боитесь любых конфликтов, что не переносите даже обычного замечания, которое вам сделает совершенно посторонний человек, который вместе со всеми своими мнениями не значит в вашей жизни ровным счетом ничего. Петя, вам не кажется, что вы сами себя загнали в угол? Вам должно быть безразлично, что я о вас думаю. Через две недели вы уедете и больше обо мне даже не вспомните. Кто я для вас? Случайный человек, вы меня не выбирали в качестве консультанта, вы хотели, чтобы с вами занималась Татьяна Григорьевна, а я уж так, сбоку припека, результат стечения обстоятельств. Даже если я начну вам выговаривать, что такого? Мир не рухнет, уверяю вас. Я уж не говорю о том, что у меня и в мыслях не было делать вам замечания и тем более ругать.

Она допила остатки кофе, затушила сигарету и полезла в холодильник.

– Давайте завтракать. У нас есть сладкие творожки в ассортименте, нарезки и хлеб. Не пропадем.

После завтрака вобла неожиданно спросила:


– Хотите – устроим свободный день?

– В смысле? – не понял Петр.

– Не будем заниматься Сокольниковым. Надо дать мозгу перестроиться, тогда он сможет увидеть картинку в другом свете.

– И что мы будем делать? Телевизор смотреть?

Ему, видимо, не удалось скрыть презрение, невольно прозвучавшее в его словах, потому что взгляд воблы вдруг сделался каким-то чересчур уж пристальным.

– Можем выйти прогуляться, подышать свежим воздухом, хотя, конечно, воздух в городе далек от свежести, один сплошной выхлоп. Вы можете почитать, посидеть в интернете, поиграть, посмотреть кино или попереписываться, а я поработаю.

Ну конечно, он будет груши околачивать, а вобла за ночь до чего-то додумалась и теперь собирается отодвинуть Петра и сделать все самостоятельно. Поработает она! Ну уж нет, этот номер не пройдет.

– Анастасия Павловна!

– Это другая работа. Мне дали отпуск на время занятий с вами, и я воспользовалась возможностью, взяла еще халтуру, деньги на ремонт нужны.

– Халтуру? – удивился Петр. – Как частный детектив?

– Как переводчик. Но если вам не нравится мое предложение, можем продолжить добивать таблицу. Вряд ли мы найдем что-то новое, но нужно доделать до конца, чтобы не сомневаться. И еще я хотела внимательно прочитать все показания сестры Георгия Данилова. А для вас у меня есть творческое задание.

Во дает вобла! То у нее лабораторные работы, то творческие задания. Что она на этот раз придумала?

– Попробуйте написать короткие диалоги между Сокольниковым и его предполагаемым подельником. Давайте допустим, что это Щетинин, который уговаривает своего дружка пойти в милицию с повинной. Сможете?

– Диалоги? – повторил Петр озадаченно. – Во множественном числе? И сколько надо придумать? Два?

– Сколько сможете. Чем больше – тем лучше. Только опирайтесь на факты. Учитывайте всё, что мы уже знаем о Сокольникове и Щетинине. Постарайтесь припомнить то, что мы с вами обсуждали. Мне нужны разные истории, построенные на одних и тех же фактах.

– Ладно, – согласился Петр.

Задание показалось ему интересным. Он тут же постарался вызвать в памяти Чистопрудный бульвар, Большой и Малый Харитоньевские переулки, двор, дом, деревья. Наверное, в конце августа – начале сентября двадцать лет назад деревья выглядели примерно так же, как на прошлой неделе, когда он там гулял. Может, чуть пониже, но листва такая же зеленая, не светлая, юная, майская, а темная, уставшая от летней жары. «Уставшая от жары листва»… Хороший образ, надо будет его использовать.

Где мог бы состояться разговор? Дома, в квартире? Или во дворе, например, возле белой «Мазды» Сокольникова? Или даже в салоне автомобиля… А может быть, друзья неторопливо прогуливались по бульвару вокруг пруда… Или сидели в кафешке… Разговор серьезный, лишние уши ни к чему, так что вряд ли Щетинин завел беседу при посторонних, в компании. Как выглядел в то время Сокольников, Петр представлял неплохо, насмотрелся на фотографии. А каким был Щетинин? Лицо, цвет волос, прическа, фигура? Групповые снимки, выданные сестрой Сокольникова и приобщенные к делу, показывали социологу Ярошу, и по атрибутике он смог точно назвать принадлежность группировки и имена командира и активистов отряда, но в лицо он не знал никого из них и не смог ответить, есть ли на этих фотографиях Дмитрий Щетинин. Скорее всего, его и не было. Если правда, что он был информатором ФСБ, то вряд ли стал бы светиться на фотках.

Каменская помыла посуду, сделала несколько шагов к двери, ведущей в коридор, и Петр вдруг заметил, что она сильно хромает. Чего это она?

– А это вы меня вчера уронили, – кисло улыбнулась вобла. – Впрочем, я сама тоже виновата, нетренированная, неловкая.

– Простите…

– Да перестаньте, Петя, все свои пацаны. Мне нужно было как следует подумать, прежде чем затевать эксперимент. Вы не обязаны знать, что я не умею группироваться при падении. Но я-то знала об этом, поэтому моя вина больше вашей.

– Зачем же вы предлагали идти на прогулку, если вам так больно? – с недоумением спросил Петр.

– А я знала, что вы откажетесь, – Каменская неожиданно повеселела. – Вы очень похожи на меня в молодости, а я бы точно отказалась. Никогда не любила гулять и очень любила работать.

– Может, в аптеку сгонять, лекарство какое-нибудь купить?

– Спасибо, Петя, у меня есть всякие мази, и противовоспалительные, и обезболивающие, я уже натерлась. Но вам придется сегодня потерпеть меня в халате. Бедро сильно опухло, джинсы даже не обсуждаются, я попыталась надеть спортивные брюки, но всё равно очень больно, до кожи не дотронуться.

– Вот блин! – невольно вырвалось у Петра.

Он уже приготовился было по привычке начать оправдываться в попытках снять вину с себя и переложить на саму воблу, но осекся.

– У вас, кажется, эппловский аппарат? – спросила она.

– Да, шестой.

Каменская выдвинула один из кухонных ящиков и достала зарядное устройство.

– У мужа такой же, – пояснила она. – У него всегда три зарядника: один дома, один на работе и один с собой в сумке. Пользуйтесь на здоровье.

– А зачем три-то? – удивился Петр. – Он у вас настоящий рассеянный профессор, все теряет и забывает?

– Он экономит интеллектуальную энергию, она ему в работе нужна. Зачем каждый раз думать, если можно не думать?

Надо же… Чего только эти воблы московские не придумают!

– А у вас сколько? – с любопытством спросил он. – Тоже три? Вы тоже энергию экономите?

– У меня один. Мне нужно поддерживать память и концентрацию внимания, приходится стараться. Тут уж надо выбирать: или экономия, или тренировка. Мой муж пока что в дополнительных тренировках не нуждается, так что может позволить себе роскошь экономить энергию. А я не могу.

Петр поставил телефон заряжаться. Ему не терпелось посмотреть, есть ли непринятые вызовы и кто его искал. Четыре звонка от матери, два от Аллы Владимировны и еще два от Климма. Больше никто субботним вечером ему не звонил. Никому он не нужен… Но это пока. Уже совсем скоро все изменится. Надо только написать забойный материал о деле Сокольникова.