Не-птица (СИ)

— Угу, — кивнула девушка. — Мы возьмём с собой много вещей?
— А ты хочешь?
Ивушка помотала головой, бордовые локоны взметнулись в воздух.
— Суетиться с ними… Да и вообще, на поезде много не утащишь, согласись?
— Точно, — я осторожно попробовал кипящий суп. — Думаю, мы с тобой проведем в Новосибирске ещё одно лето. Как раз подкопим деньжат…
— Мы их пытаемся откладывать уже несколько месяцев, — усмехнулась Ива.
— У нас был сложный период, — я решил не заострять внимание на том, что копилку раз за разом опустошала красноволосая.
— Хорошо сказал. Сложный период.
Выключив плиту, я выглянул в окно. Весна в этом году наступила рано: снег, грязный и рыхлый, постепенно проседал под натиском солнечных лучей. Захотелось на улицу, на воздух, скакать из лужи в лужу, радостно впитывая подступающее тепло.
— Пойдём, прогуляемся?
Иволга склонила голову на бок и улыбнулась, сморщив носик.
— Зовешь на свидание?
— Типа того. Прогуляемся, поедим где-нибудь. Я, конечно, приготовил тут, но…
— Но иногда надо себя баловать, — согласилась мелкая, сползая с диванчика. — Согласна!
***
Через полчаса мы уже гуляли вовсю. Я шагал по скользкой, мокрой дорожке, подставляя бледное лицо солнцу, а Ива носилась вокруг, как маленький красно-черный истребитель. Мозг пьянел от радости, и хотелось обнять весь мир, подарить что-нибудь ценное каждому встречному прохожему, ведь рядом и так носилось самое дорогое сокровище!
— Ты такой довольный! — Иволга врезалась в меня и прижалась к груди лицом. — Это весна так на хвойные действует?
— Не, это мне с птицей в ветвях хорошо.
Девушка довольно хихикнула и пошла рядом, обняв за руку.
— Тебе, по-моему, тоже неплохо?
— Не знаю, — пожала плечами Ива. — Мне теперь не страшно. Это — главное!
На душе сразу стало тяжело. Иволга за всё это время ни разу не сказала, что рада новому витку наших отношений. Красноволосая будто бы приняла новые правила игры, без возмущений, но и без особого энтузиазма. И это в то время, как я собирался ехать с ней к чёрту на кулички!
Видимо, вся гамма чувств отразилась на лице, потому что Ива вдруг отпустила мой локоть и перестала подпрыгивать при ходьбе.
— Глеб, я… Ты же понимаешь, что я не могу так быстро?
— Но ведь между нами ничего не изменилось!
— Не говори глупостей, — вздохнула девушка. — Сам же знаешь, как много «но» уже существует, и сколько ещё ждёт впереди. Мы теперь… ответственны. Друг за друга, за нашу связь. Это меня всё ещё напрягает. Потерпи, пожалуйста.
— Конечно, Ив, — я поймал её ладонь. — Мы справимся. Нас же теперь двое.
Ива беспомощно улыбнулась. И в этот момент у меня зазвонил телефон.
— Да?
— Привет, Глебушка.
— Мила?
— Ага-а, — протянули на том конце. — Я это… Ну…
— Ты пьяна, что ли?
— Не, просто плакала.
— Че там? — встревожилась Иволга. Я отмахнулся и сосредоточился на разговоре.
— Я могу помочь?
— Можешь, — согласилась Мила. — Приезжай, посидим. Один. Не надо её.
— Хорошо. Скоро буду.
— Ага, — и она положила трубку.
Я посмотрел на Ивушку.
— Мила звонила.
— Я поняла, — деревянным голосом отозвалась красноволосая.
— Просит приехать. Но только меня.
— Я тоже поеду!
— Мила сказала…
— Она много чего говорит, и не всегда то, что думает, — мелкая схватила меня за руку и потащила к остановке. — Давай, шевели корнями!
— Погоди! — я потащился следом, стараясь не отстать. — С каких пор ты влезаешь в чужие трагедии? Я думал, что свобода…
— Думай почаще, — посоветовала мелкая, — это полезно! Не могу я вот так Милку оставить!
Удалось, наконец, её догнать и шагать рядом. Я улыбнулся и провел рукой по слегка растрепавшимся волосам девушки.
— Знаешь, ещё месяц назад…
— Знаю, — огрызнулась та. — Не напоминай!
***
Мне показалось, что во дворе у Милы мы не были лет двадцать. На самом деле, тут почти ничего не успело измениться, разве что лампу фонаря, разбитую Иволгой, заменили на новую, да снег по бокам протоптанных дорожек стал тяжелым и рыхлым, а местами — дырчатым и блестящим. Солнце игриво лезло лучами в глаза, и мы продвигались почти наощупь, постоянно щурясь от невыносимого света.
 
Иволга хотела позвонить в домофон, но я мягко оттеснил её от микрофона.
— Погоди, неугодная.
Красноволосая только мрачно усмехнулась в ответ.
— Да-а? — протянули на другом конце провода. Судя по завывающе-визгливым ноткам, это была мама.
— Здравствуйте. Я к Миле.
— А, проходи, проходи!
Мы побежали по лестнице — стук шагов заполнил собой пространство подъезда, заставил бежать быстрее. В итоге, в квартиру Милы мы влетели, раскрасневшись от мороза и нехватки кислорода.
— А она что здесь…
— Мы к Миле, — перебила красноволосая, проскальзывая мимо женщины к закрытой двери.
— Да кто тебе разрешал?! — взвилась мать.
— Никто, — я тоже шагнул вперёд, — Вашей дочери уже двадцать пять. Никакого разрешения нам не требуется.
— Мил, открой! — Иволга забарабанила маленькими кулачками в слегка побитое временем дерево. — Ты чё там заперлась-то?
Из комнаты ей ответила тишина. У меня по спине пробежал холодок.
— Как долго она там сидит?
— Да с утра… — видимо, мать тоже что-то заподозрила, потому что смягчила тон.
— И вы даже не поинтересовались, что происходит?
— Ой, да что с Милкой сделается!
Я выдохнул и оттеснил Иву к стенке.
— Ломаю.
На удивление, вышло с первого раза — дверь оказалась не деревянная, а полая внутри, так что я просто проломил её плечом и выпал в комнату. Иволга протиснулась следом.
Сначала меня поразило обилие синего в интерьере: синие шторы, синий шкафчик у окна, синий диван с синим покрывалом — будто вся комната Милы погружалась на дно океана, или замерзала в леднике.
А потом я увидел хозяйку комнаты, распластавшуюся на диване. Огромные, широко раскрытые глаза девушки бессмысленно уставились в потолок, в уголках рта собралась пена. Покрывало вокруг усеивали пустые пачки от таблеток.
— Господи! — Ива попятилась, наткнулась спиной на тумбочку и замерла, поднеся к губам дрожащие руки.
А я мысленно поблагодарил Руса, любившего зачитывать мне интересные, по его мнению, статьи из медицинских журналов. В том числе, про первую помощь самоубийцам. Я схватил руку Милы, прощупывая пульс. Он нашелся, так что следующим движением я рывком притянул девушку к себе и отвесил ей три сильных пощёчины.
— Давай, просыпайся!
Мила моргнула и попыталась сфокусировать на мне взгляд. Получалось у неё плохо.
— Ты… Кто?
— Таджикский Джокер! Вставай, надо в ванную. Дура, ну зачем ты это сделала!?
— Я… Так устала.
Не говоря ни слова, я подхватил подругу под левое плечо, и попытался отвести к выходу в коридор. Оказалось, это не так уж легко — Мила уже не могла переставлять ноги самостоятельно, а тащить её в одиночку совершенно не получалось.
— Ива!
— А? — мелкая вздрогнула, приходя в себя.
— Помогай, ей надо желудок промыть!
Иволга подхватила Милку под второе плечо, и мы с горем пополам потащились в ванную. Мать Милы уже вызывала «скорую».
— Давай её сюда!
Я включил холодную воду и сунул под неё голову подруги. Мила глубоко и громко вдохнула, снова придя в сознание.
— Пей! — и я повернул её так, чтобы вода попадала на губы.
Милка сделала несколько глотков и попыталась податься назад, но я только крепче сжал её волосы.
— Ещё пей! Пей, пока обратно не полезет!
Она стала пить, потом её стошнило. В рвоте я различил остатки таблеток, и заставил Милу еще раз глотать воду. Не знаю, сколько это продолжалось — просто в какой-то момент в ванную ворвался врач, и я разжал пальцы, отдав подругу ему. Плохо помню, что было дальше — нас вывели в коридор, потом Иволга потащила меня за собой в подъезд. Здесь она закурила быстрыми затяжками, опершись на стенку. Я встал напротив, глядя, как дрожат руки. В нос бил привычный сигаретный дым.