Цесаревич Вася (СИ)

— В какой ведомости?
— Ты что, ещё не получил подъёмные, столовые и квартирные деньги? Глеб Егорович, как же так?
— Не успели, — объяснил зауряд-прапорщик.
— Так проводи, а я пока здесь подожду.
Капитан Ротмистров смотрел вслед торопящемуся за провожатым Красному, и улыбался. Гимназистов в его роте ещё не бывало. Впрочем, не самый худший вариант — Георгий четвёртой степени не дают за красивые глазки или правильное происхождение. А что у мальчишки связи на самом верху, и по его поводу звонит сам начальник дворцовой полиции генерал Власик, вообще можно не принимать во внимание. У каждого свои недостатки.
Лейб-гвардейский полк численностью превосходит пехотную стрелковую дивизию, и роты в нём сравнимы с иными батальонами. И вооружение… и ротное хозяйство… Так что взвод подпоручика Красного, состоящий их трёх отделений по тридцати человек в каждом, грузился сразу в четыре дирижабля.
Цельнометаллические гиганты из сверхлёгких сплавов приводили в восторг Василия Красного, но печалили капитана Василия Родионова. Он размышлял о том, сколько бы штурмовиков ИЛ-2 могло получиться из такого количества бездарно потраченного материала. Десятка три из одной махины? Пожалуй, что так. Тогда по бомбовой нагрузке примерно одинаково, но по результатам применения… вот здесь разница есть, и не в пользу дирижаблей. Они летят медленно, видно их издалека, рассеивание при бомбардировке с большой высоты огромное, противник успевает замаскироваться или разбежаться. С них хорошо города бомбить, да и то ночью, чтобы уменьшить шансы на успех у вражеских зенитчиков.
По совету Глеба Егоровича в процесс погрузки Василий не вмешивался, только отдал соответствующие приказы командирам отделений. И на удивление всё прошло без сучка и задоринки, что вызвало одобрение со стороны капитана Ротмистрова.
— Учись, студент! — выговаривал ротный командиру четвёртого взвода, прапорщику из недавних вольноопределяющихся. — Суетишься, орёшь, в каждую дырку затычкой лезешь, а толку нет. Спортсмэн, бля…
Ротмистров ограничился одним ругательством, хотя наружу их много просилось. Вот это золотце из генеральских сынков, что пристроен папашей на тёплое, почётное, и до недавних пор вполне безопасное место. Нет, сам-то генерал вояка хороший и довольно известный ещё с прошлой войны, но когда отбившееся от рук чадо с треском вылетело из университета за прогулы и неуспеваемость, определил его сюда, благо отпрыск занимал призовые места на чемпионатах по парашютному спорту. Ясное дело, спортсменам прямая дорога в егеря.
Прапорщик бросил на Красного неприязненный взгляд, считая более удачливым выскочкой с более высокими покровителями. А как же иначе можно стать подпоручиком в столь юном возрасте? Выслуживается перед начальством, гад! И сел в дирижабль со своими егерями, игнорируя традицию лететь тёплой офицерской компанией, коротая время за вином и картишками. Так-то уставом запрещено, но…
Примерно через двенадцать часов полёта Василий понял, почему в огромный дирижабль, способный поднять всю роту целиком, загрузили только двадцать пять человек. Представьте плацкартный вагон поезда Петербург-Владивосток, ползущий к месту назначения десять дней. Там уже на вторые сутки люди ненавидят друг друга, но терпят, потому что выйдут на конечной остановке, и никогда больше не увидятся. Но пассажирам поезда хоть можно по перрону на станциях прогуляться и отдохнуть от попутчиков в привокзальном ресторане, а тут ползёт по небу чёртова каракатица, и останавливаться не собирается.
Скука смертная! Василий успел выспаться, позавтракать и пообедать, почистить всё огнестрельное и заточить всё холодное оружие, написать три страницы доклада императору по поводу самолётов… Ещё сходил в гости к зауряд-прапорщику и замучил вопросами механиков. Штурманцы от Красного уже прятаться начали. Хотя нет, вот как раз один из них показался, и целенаправленно направился к сидящему в курительном салоне Василию. Да, есть на дирижабле и такие помещения. Эстеты, мать их…
— Господин подпоручик, вас вызывает капитан Ротмистров.
 
— Куда вызывает?
— На сеанс связи. Прошу пройти в рубку.
Рубка здесь на самой верхотуре, и выше неё только небо. Наверное для того, чтобы в случае каких-нибудь неполадок и жёсткой посадки не рисковать экипажем, и мягко приземлиться на гондолу с пассажирами или пустой бомбовый отсек. Механики, правда, тоже в гондоле, а у штурманов скворечник ещё ниже, но тех и других что в военно-морском флоте, что в военно-воздушном за настоящих людей не считают.
Судя по голосу, капитан Родимцев был весел и слегка поддат:
— Подпоручик, ты там с ума ещё не сошёл в гордом одиночестве?
— Пока нет, но близко к тому, Павел Алексеевич, — честно ответил Красный. — Вот хочу провести занятия с личным составом.
— Какие?
— Да без разницы, лишь бы время быстрее летело.
— Вася, ты это прекрати. То есть, не начинай, — голос Ротмистрова из весёлого стал строгим и чуть-чуть злым. — Нам скоро с китаёзами резаться, пусть ребята отдохнут спокойно. И не вздумай сухой закон объявить!
— И в мыслях не было!
— Это правильно, — к капитану вернулась прежняя весёлость. — Мы сейчас в Оренбурге садиться будем, так что перебирайся к нам. Это приказ, господин подпоручик! Приходи, Вася, чего ты там в одиночестве болтаешься? А Егорыч за подчинёнными присмотрит.
— Приду, Павел Алексеевич, — согласился Красный, так как заметил, что егеря его взвода посматривают с насторожённостью и ожиданием. А на зауряд-прапорщика, благоухающего хорошим коньяком, с одобрением и надеждой. — В Оренбурге дозаправку сделаем?
— Зачем дозаправку? Роту нижегородских драгун захватим.
— Вместе с конями?
— Откуда у них кони? Драгуны сейчас, это тяжёлая пехота прорыва, а название так, по наследству досталось. Но так-то да, сами они кони ещё те! Будет весело, обещаю.
В прошлой жизни Василию не довелось побывать в Оренбурге. Знал только из пушкинской «Капитанской дочки», что это деревянный городок в заснеженной степи, а вокруг него скачут на лошадях пугачёвцы в заячьих тулупчиках. Вроде бы там ещё на бильярде играют на деньги, но это неточно. 
Кстати, про деньги… По правилам хорошего тона у господ офицеров принято начинать знакомство с достопримечательностями любого города с посещения ресторана. На голодный желудок рассматривать шедевры местной архитектуры как-то не comme il four. Сколько наличности в бумажнике? Хватит двух с половиной тысяч? В провинции, говорят, всё намного дешевле в сравнении со столицей.
Даже для Петербурга сумма неплохая — годовая заработная плата высококвалифицированного рабочего на казённом заводе, на неё можно купить автомобиль «Форд-Ока», и на остатки содержать семью из пяти человек. Или за те же две с половиной тысячи можно целую неделю обедать в одном из модных ресторанов столицы, где специально для декаденствующих снобов даже сливочное масло привозят из Парижа. Есть такая деревня неподалёку от Вологды, но широкой публике знать о ней не обязательно.
Но только зря Красный готовился — не довелось побывать в Оренбурге в прошлой жизни, пролетел мимо и в этой. Пролетел в прямом смысле, потому что причальные мачты аэропорта находились довольно далеко от города. На погрузку роты нижегородских драгун ушло сорок минут, но перед этим шестнадцать дирижаблей роты потратили четыре часа на причаливание и подтягивание к земле с помощью лебёдок. В Харбине, говорят, ещё хуже будет — три причальные мачты против пяти здешних.
Василий дождался посадки, с чувством обматерил современную чудо-технику, и пошёл к командирскому дирижаблю, застёгивая на ходу пятнистую куртку. Это в Петербурге конец марта можно считать началом весны, когда дождями съедает последние сугробы, а в этих степях она наступает в августе. Может, чуть раньше, но вряд ли намного. Хотя некоторые утверждают, что здесь даже лето бывает, причём очень жаркое, но скорее всего обманывают. Какое лето, если сейчас минус тридцать?
— Замёрз, Василий? Господа, вчера я не успел представить нашего нового взводного, а сейчас прошу любить и жаловать — командир второго взвода подпоручик Василий Иосифович Красный! — капитан Ротмистров встретил Васю как долгожданного и горячо любимого родственника. Даже обнял и похлопал по спине, шепнув на ухо. — Не раздевайся пока, хочу господам офицерам сюрприз сделать.