Корабль в вечность (ЛП)
Мы с Дудочником добрались до двери в конце коридора, из-за которой доносились громкие звуки сражения. Следуя за Дудочником, я поскользнулась в луже крови на полу и схватилась тут же отдавшейся болью раненой рукой за стену, чтобы не упасть.
Когда мы вошли, в воздухе мелькала сталь. У порога лежал на спине зарубленный солдат, еще одна убитая привалилась к стене — голова под неестественным углом склонилась на плечо, из уголка рта стекала кровь. Рубаха Криспина пропиталась кровью, но сам он стоял на ногах крепко и сжимал в руке топор, так что я догадалась, что кровь не его.
Открывшаяся картина выглядела несуразно: уютная кухонька деревенского дома и тут же обнаженные мечи, черепки, осколки и тела на полу. Над камином висела рейка с медными кастрюлями и сковородками на крючьях, там же я заметила половники и специи. Запах крови смешивался с ароматами сушеного тимьяна и чеснока.
У другой двери на задах кухни стояла Зои с поднятым мечом.
— Они держат ее там, — сказала она.
— Оттуда можно выбраться другим путем? — спросил Дудочник.
Зои покачала головой.
— Это кладовка, окна там нет.
Она наклонилась к двери и попыталась заглянуть внутрь сквозь трещину в искореженной филенке. Я дернула ее назад даже не осознавая, что делаю — просто почувствовала стальное острие с другой стороны, нацеленное на Зои. Оскалив зубы, Зои повернулась ко мне, и тут из щели резко высунулся клинок, остановившись в сантиметре от ее лица. Зои сделала глубокий вдох, затем поднырнула под меч и пнула дверь. Та распахнулась одновременно с тем, как Зои ее коснулась.
Из кладовки выскочил солдат и бросился на Зои, пока она не успела восстановить равновесие. Он двигался быстро, в крепких руках меч порхал, словно невесомый.
Зои выпрямилась и замахнулась своим мечом, но противник уклонился. Клинок Зои задел рейку с посудой, отчего все сковородки закачались, а одна маленькая медная кастрюля слетела с крючка и врезалась в стену.
Зои продолжала наступать. Дудочник толкнул меня себе за спину и встал с нею рядом. Солдат блокировал его удар и хрюкнул, когда мечи столкнулись. Дудочник и Зои без слов сманеврировали так, чтобы Зои оказалась слева от брата, прикрывая его бок, где не было руки. В считанные секунды близнецы загнали солдата в угол, и Зои приставила клинок к его горлу.
— Уже слишком поздно спасать маленькую белобрысую сучку, — прорычал солдат.
Я заметила, как напряглись сухожилия на руке Зои, сжимающей рукоять меча, и отвернулась. Для одного дня я повидала достаточно убийств.
— Заберите его меч, — велела Зои.
Я подняла глаза.
— И обыщите его, вдруг есть другое оружие, — рявкнула она, по-прежнему прижимая клинок к горлу солдата, пока Дудочник забирал у него меч, а Криспин проводил обыск.
Мы с Зои с занесенными мечами двинулись к двери в кладовку, и тут на пороге вырос еще один солдат.
— Я ее убью! — прорычал он, кивая на Палому, которую вытащил наружу.
Было слишком темно, чтобы разглядеть, насколько она пострадала. Ее протез исчез, мужчина одной рукой поддерживал ее в вертикальном положении, а другой прижимал зазубренный кинжал к ее горлу.
— Остановитесь, — велел он, — иначе я ее убью.
Он был блондином, лишь чуточку темнее Паломы. Светлые глаза лихорадочно метались по комнате, вместе со словами с губ слетали брызги слюны.
Палома едва стояла. Ее голова постоянно заваливалась набок, но дергалась назад, когда щека касалась клинка. Ее глаза вращались в орбитах, словно у испуганной лошади, и она ничем не показывала, что вообще нас узнает.
Зои тут же подняла руки и отступила.
— Встаньте к стенке! — велел блондин. — И бросьте оружие!
— Делайте, как он говорит, — сказала Зои.
Я отступила на три шага, уперлась спиной в стену, выпустила из рук меч и услышала, как он стукнул о половицу. Дудочник с Криспином тоже подчинились: оттолкнули второго солдата и отошли. Когда Дудочник положил меч на пол, освобожденный солдат тут же его подобрал.
Но я не сводила глаз с Зои. Все это время она не отрывала взгляда от клинка у горла Паломы. Зои медленно попятилась. На секунду приподняла нож, а потом резко опустила.
Я поняла, что она сделала, только через секунду. Прямо над головой Зои была натянута веревка, с помощью которой рейку с посудой можно было поднимать и опускать. И Зои ее разрубила.
Сковородки и кастрюли посыпались на солдата и Палому, а за утварью рухнула и сама тяжеленная рейка. Удары солдата не вырубили, но заставили пошатнуться и прикрыть рукой голову, ослабив хватку на Паломе. Этого Зои и добивалась. Она прыгнула вперед и сбила их обоих с ног. Когда я до них добралась, все уже закончилось: погребенный под кастрюлями и деревянными обломками солдат лежал с перерезанным горлом, его кровь стекала в медную сковороду. На другом конце комнаты второй солдат тоже лежал мертвый с ножом Криспина в спине.
Зои пнула сломанную рейку и подняла Палому.
Глава 29
Мы поспешили прочь из хижины. Зои несла Палому на руках. Наверное, получилось бы быстрее, если бы Дудочник ей помог, но такого предложения даже не прозвучало, ведь Палома вряд ли стерпела бы еще чьи-то прикосновения.
В коридоре Саймон уже поднялся на ноги и прислонился к стене. Из его рта и носа сочилась кровь. Снаружи, где люди Инспектора окружили хижину, двое выпрыгнувших из окна солдат Синедриона лежали мертвыми в высокой траве. Один из наших тоже погиб — стрела угодила в живот, и теперь его недвижные глаза уставились в ночное небо. Мы оставили тела и побежали сквозь бор к своим лошадям.
Приехав вдевятером, мы вдевятером же уезжали, но все изменилось. Зои усадила Палому перед собой, я скакала впереди и каждый раз, оборачиваясь, видела лицо Паломы. Ее левый глаз почти не открывался, правый смотрел как будто в никуда. Понимает ли она, что ее спасли?
Мы проскакали по равнине много миль и, даже когда небо просветлело, не заметили никаких признаков преследования. Солнце выжгло траву до бледно-серого цвета, под ветром степь казалась живым морем с серебристыми волнами.
Ближе к полудню Зои заставила нас остановиться у первого же попавшегося ручья. Солнце немилосердно палило, и некоторые раны Паломы раскрылись, запачкав кровью белую гриву лошади Зои. Я принесла флягу с водой и предложила помочь с промыванием ран, но Зои сделала все сама.
Поначалу я не могла в подробностях разглядеть, что же захватчики сотворили с Паломой. Не только потому, что Зои постоянно закрывала ее собой, но и потому что все тело Паломы представляло собой одну большую рану, покрытую запекшейся кровью.
Когда Зои закончила, ее тряпица густо побурела. Ей пришлось срезать с Паломы одежду — пожженную и окровавленную — и завернуть бедняжку в одеяло. Стоило мне увидеть руки Паломы поверх темной ткани, и к горлу подступила рвота. На месте ногтей осталась лишь кровавая корка. На запястьях пламенели ровные полосы ожогов, похоже, от раскаленной кочерги. Несколько пальцев были сломаны и изгибались под неестественными углами, так что кисти выглядели слепленными скульптором-неумехой или ребенком. Мизинец на левой руке обстругали, вместо пальца торчала острая косточка.
Один глаз заплыл, а вторым она все же посмотрела на меня.
— Я им сказала, — призналась Палома. Я не увидела в ней вины, только усталость. — Теперь они знают, куда плыть. — Она говорила хриплым голосом, сорванным за несколько дней криков под пытками. — Я им все сказала.
— Знаю, — кивнула Зои.
Ничего удивительного. Надави на тело как следует, и боль заговорит сама. Кому-то выпадает шанс умереть и избежать предательства языка, но если мучители достаточно опытны, чтобы не запытать жертву до смерти, нет таких тайн, которые рано или поздно не выйдут наружу. Я смотрела на изувеченные руки Паломы и понимала, что сама бы долго не продержалась.
Зои выкрутила тряпку с такой силой, словно сворачивала шею. Потекла красная вода.