Нотами под кожу (СИ)

— Я был обдолбан и нихуя не соображал. Блять, Макс, отъебись, и так настроение дерьмовее некуда, ты еще тут с вопросами, — грубить я не хочу, само вышло. Однако ж эффект произвело, хотя сомневаюсь, что именно тот, которого я изначально добивался. Мой друг прищуривается, и непонятный мне блеск появляется в глубине глаз цвета морской волны. Знаю ведь, что он легко, если постарается, сложит все по кусочкам и поймет, что совсем не блондинка у меня была всю ночь. И вообще, было бы правильно мне самому ему все рассказать, а возможно, и совета спросить, как действовать дальше, но непонятный страх сковывает внутренности и заставляет плотнее закрыть рот. Он, скорее всего, не поймет, высмеет и будет издеваться. Где видано-то, чтобы такого ярого гомофоба вдруг трахнули, причем с моего же согласия?..
Оставшийся отрезок времени разговор не вяжется. Я отмалчиваюсь и избегаю его прямого сканирующего взгляда всеми силами. Надо рассказать… у меня же от него тайн никогда не было и нет. Надо… но не могу я, не могу и все. Язык, онемевший, прилип к небу, не отодрать. Чувствую себя маленьким несмышленышем, который натворил дел и сидит виновато перед мамой, причем та не орет, не обвиняет и не ругает, она выслушает, вероятно, поможет, но я боюсь неведомо чего… Глупо — знаю, а сделать ничего не могу, пока что не могу, быть может, потом… когда все не так четко в мозгу сидеть будет, когда перестанет скрести меня внутри просыпающаяся обида вперемешку с сожалением и тоской.
Не понимаю самого себя, своих мыслей и ощущений. Все так бессвязно, сумбурно, тупо. Меня бросает из крайности в крайность, я уже кучу всего передумал, как отомщу Тихону, как буду, насмехаясь, втаптывать его в вонючую грязь с улыбкой, сочащейся ядом. Я целовал его мысленно, прижимался всем телом, забывая о существующем мире. Утопал в нем, срастался, проникал внутрь, поселяясь там, становясь единым целым. Я убивал его, душа собственными руками, пока кровь не хлынула из бледных губ и не окрасила багрянцем его подбородок и грудь. Смотрел, как расширяются от ужаса и вины его зрачки, как он, хватаясь дрожащими руками, пытается ослабить мою хватку, но проворные пальцы становятся словно из стали и сдавливают тисками его шею еще сильнее. Я почти явно слышал хруст, как она ломается, и безвольно повиснет голова с уже остекленевшими глазами.
И именно глаза. Это болото вязкое, мутное, тягучее. Они везде. Всегда всплывают. Целую я его или убиваю. Унижаю или ласкаю. Глаза везде. Они обличают, они вскрывают меня без ножа, разрывая грудную клетку, копошатся в моем мозгу, прожигают насквозь. Я с ума схожу…
…
Ночь не принесла облегчения. Я дрочил, как умалишенный, несколько раз, натирая нежную кожицу от остервенелых движений. Вгрызаясь в подушку, чтобы заглушить позорно рвущиеся стоны. Обезумел, не иначе. Ясно ведь, как божий день, что на него самого, как на человека, как на личность или потенциального партнера, мне плевать, так глубоко и высоко, что вы не представляете. А вот тело хочу. Его хочу, всего хочу, от кончиков пальцев до кончиков волос. Впиваться в смуглую кожу зубами. Кусать соблазнительно-мягкую кожу, дышать, ощущая этот гребаный запах апельсинов. Наматывать на пальцы длинные золотистые пряди, тянуть до боли и ловить шипение губами, с улыбкой. Издеваться, а после становиться ласковым и нежным. Помешательство. Абсолютное помешательство, или это все так, потому что так свежо пережитое?
…
Пробуждение немного странное. Я, просто открыв глаза, стал бездумно изучать потолок. Не моргая, не глотая, не дыша практически. Лежать и смотреть, понимая, что вокруг меня какой-то гребаный апокалипсис, который изменил мою жизнь, махом перевернул с ног на голову, а я беспомощен. Абсолютно по-детски, немного трусливо, но беспомощен. Все течет, движется вперед неустанно, а я, как зритель, стою и наблюдаю. Моя жизнь. МОЯ ЖИЗНЬ меняется, а я просто наблюдаю, вместо того, чтобы натянуть удила и самому менять направления. И надо было мне косячить… Колоться начал, с жиру беситься, курить как пропащий, убиваясь чертовой марихуаной, словно она живительна, а не разрушающа. Глупый, тупой, ненормальный, безмозглый кретин. Неполноценный…
 
Пора что-то менять. Пора взрослеть. Включить мозги, которые остались, хотя их слишком мало. Мне уже давно не шестнадцать, меня никто не унижает и не бьет, никто не мешает жить так, как я хочу, никто… Со мной, как с ребенком, нянчатся друзья, они терпят заебы, регулярные и постоянные идиотские выходки. Мне, как маленькому, помогают, тянут вперед за руку, а я… а что, блять, я? Хватит. Достаточно. Пора взять все в свои руки, показать, что я чего-то стою, пусть и малого, но стою. Что я хоть что-то могу сам, без помощи и напутствия.
Серьезное выражение лица преследует меня весь день, физически ощущаю внутренние перемены. Как меня потряхивает от нетерпения поскорее склеить разрушенную жизнь собственными руками. Я так давно не был на могиле матери и Сени, и слишком давно не был в родном городе, пусть там и больно, пусть дымкой прошлое начнет преследовать. Я не трус. И больше не хочу быть блядским трусом, что прячется за широкую спину Макса, который на собственном горбу вытащил из выгребной ямы моей тогдашней жизни.
Карьера, салон, учеба. Вот мои три приоритета на будущее. Моя собственноличная установка.
Решимость, что заполняет до краев, дает надежду на то, что я смогу изменить свою жизнь, теперь уже так, как мне это нужно.
А вот мысли о Тихоне все еще сидят, правда, порядком притихшие. Не настолько навязчивые, как, например, вчера, но они не исчезли. Завтра я его увижу. Завтра я начну новую главу, более уверенную, более смелую главу. Завтра все начнет потихоньку двигаться в другом направлении, а в верном или нет, покажет время.
========== -14- ==========
POV Тихон
Как же хочется послать все. Надолго, далеко и безвозвратно. Орать на всю улицу, надрывая связки: «НАХУЙ ИДИТЕ!» С полубезумной улыбкой отправлять по небезызвестному адресу, оттопырив средний палец в придачу. С издевкой и пренебрежением в глазах, с вызовом приподняв бровь и ухмыляясь, шипеть: «Пошли вы все. Отъебитесь от меня. Ты, ты и ты в том числе. Исчезните с горизонта, заебали. Насрать мне на ваше мнение, на ваши советы, да мне глубоко похуй на каждого из вас. На ваши проблемы и на свои проблемы. И на него тоже…»
Ободранной ладонью веду по выстывшей стене, размазывая кровь по когда-то ярко-персиковому покрытию здания. Ветер пробирается под одежду, острыми лезвиями впивается в ссадины. Порывисто облизывает, шершаво. Песок — враг номер один для пусть и мелких, но открытых ранок. Режет, жжет, заставляя кривиться и облизывать раз за разом опухшую губу.
Сложно идти, меня шатает при каждом шаге. Я пьян, избит и ломит половина тела, однако мысли возвращаются туда, где им не место. Совершенно не место. Нога противно ноет, потому приходится делать упор на другую, хромая, но двигаясь вперед. Уроды, блять, какие же вокруг уроды. Сука, да пусть катятся всё и все к чертям. Я устал, я никому ничего, мать его, не должен. Не обязан уж тем более. И мне никто не нужен. И ни хрена вообще мне не нужно. И отец сволочь, раз посмел так со мной поступить. И сестра стерва гребаная. Друзей вообще, блять, нет, вокруг одни ебливые скоты, которым нужны лишь деньги и капля моей славы, в лучах которой они греются, пристроившись поудобнее. Лицемерные, ублюдочные твари. Да пошли вы все!
Сплевываю. Вязкая слюна вперемешку с кровью окрашивает светлые бетонные плиты. Прикушенная изнутри щека все еще кровит, как и губа. Металлический привкус, смешанный с отвратительным послевкусием той хуевой тучи коктейлей разной крепости, до омерзения ужасен. Курить. Хочу курить так сильно, что скулы сводит. Горьковатый дым сейчас, как анестезия, мозгу необходим. Но сигарет нет, растоптанная пачка так и осталась валяться около черного входа в клуб.
Вдыхаю прохладу ночную, растопыривая широко ноздри. Глаза — заплывшие щелки, покрасневшие, словно я выплакал море. А в самом деле, это все ветер, песок и пара слабых, косых ударов. Скользящих. От таких редко появляются синяки, скорее, просто ноет кость, и ссадина имеет место быть, но синяк? Не думаю.