Нотами под кожу (СИ)

Взглянул… только не столько в глаза, сколько ошалелым взглядом стал осматривать многочисленные метки на своем теле. Знаете, я не видел леопарда вживую. Ни разу не видел. Но, блять, увидев себя в отражении, я понимаю, что у меня с ним сейчас пиздец какое сходство. Шея, плечи и грудь усыпаны дикими фиолетово-алыми засосами. На бедрах — мелкие синяки, и несложно догадаться, чьих это рук дело, а точнее, чьих пальцев. Губы вообще синюшные, опухшие, потрескались, а у серьги кровавые корочки. Волосы взлохмачены в дикий беспредел. Глаза сонные, шальные, недоумевающие и все еще словно полупьяные.
Я, сука, в шоке. Я в пиздец каком ни разу не культурном шоке. Нет, я, конечно, все понимаю. Ну, потрахались, с кем не бывает? Один раз вообще не пидорас, так? Так. Но нахуя, спрашивается, вот так следить на моем теле!? Какого лешего он наставил на мне вагон и целую тележку засосов на таких видных местах? Я так-то не ношу водолазки с закрытым горлом, вообще, блять, не ношу. Я люблю свою шею, свою, мать его, открытую шею с прикольными родинками на ней. Я обожаю свой выступающий, но аккуратный кадык и косточки ключиц. И как теперь мне, известной звезде, красавцу-мужчине, полуприличному, но все же, ходить вот с такой росписью? Это же блядский, мать его, орнамент. И он не только спереди!!! Вся спина в таком же состоянии, даже задница?! От воспоминаний, кстати, о ней, родимой, я заметил, как начал проступать предательский румянец. Ведь до сих пор помню, каково это, когда тебя распирает изнутри от члена, как трется тот внутри и сводит с ума от легкой боли и крышесносного удовольствия. Нет-нет-нет… это все таблетки. Стопроцентно таблетки. Как мужику в самом расцвете сил с НОРМАЛЬНОЙ ориентацией такое может понравиться? Никак. Это скажем… временное помутнение рассудка. Вот, точно!
Залезаю в душ. Включаю воду, и меня настигает воспоминание стоящего передо мной на коленях Тихона, который совсем без тени смущения отсасывал мне. Эти пошлые звуки, когда он с причмокиванием выпускал мой член из своего рта. Как облизывался и гладил мое тело, а я впивался руками в его плечи, оттягивал за мокрые пряди волосы и стонал. Громко стонал, очень громко стонал, и очевидно, что от удовольствия…
Встряхиваюсь, сжав зубы так, что, казалось бы, они на хрен раскрошатся. Беру гель и выдавливаю едва ли не полфлакона на себя. И тут снова яркий образ его рук, что скользили по моему телу, будто для этого и были созданы. Его губ, что целовали до нехватки воздуха. Блять, насыпьте мне хлорки в мозг, а?
Я не хочу это вспоминать…
Не желаю воскрешать в мозгу раз за разом…
И думать… думать… думать, пока мозги не начинают кипеть, пока извилины не закручиваются в тугую спираль. Дыхание замирает в груди от накатывающих эмоций, ведь такое потрясение нелегко перенести, очень нелегко, особенно понимая, как сильно мне понравилось то, что было между нами. Это неописуемо. Это сильно. Словно звонкая пощечина наотмашь, выбивающая остатки разума. Я тонул, я умирал… задыхался, хрипел оттого, что сорвал голос громкими стонами, царапал его спину и плечи и кусал губы, кусал… кусал… кусал, как безумный. Господи, меня так никогда еще не вставляло. Ни разу за всю свою гребаную жизнь.
Начиная откровенно психовать, порывисто и размашисто намыливаюсь, игнорирую стоящий колом член, багровый, нетерпеливый, требующий. Небрежно втираю шампунь в волосы, которые были в его руках, которыми он дышал. Я все еще ощущаю его прерывистое горячее дыхание у своего уха, как он прижимался ко мне и стонал, тихо и хрипло. Сексуально… посылая дрожь по всему телу. Убейте меня! Это же сводит с ума.
Кое-как вымывшись, шипя и матерясь оттого, что быстрая ходьба мне сегодня не под силу, плетусь в комнату и начинаю одеваться, послав мысленно всех и вся нахуй, заранее, так сказать, ведь вопросов явно не избежать.
Курю. Много, жутко много и на пустой желудок. Глубокими затяжками вдыхаю отравляющий меня дым, пока не начинает кружиться голова. О чем я только думал? А главное, чем? Хотя, что уж тут, все и так ясно. В штанах стало тесно, мозги отключились, и тот, кто оказался рядом, использовал мое грешное тельце. Но почему не противно мне? Почему нет мерзкого отвращения? Словно то, что произошло, само собой разумеющееся.
 
Запускаю руки во влажные волосы. Сижу. Думаю. Вернее, пытаюсь думать, ведь все мои мысли упрямо возвращаются к событиям ночи. Как мне к этому относиться? Забыть? Игнорировать вообще случившееся? Ведь очевидно, что он поступил так же, просто трахнул и свалил, тихо, без шума. Побоялся объяснений? Или использовал?..
Блять, ничего не понимаю. Неприятно, что он тупо бросил. Однако не уверен, что был бы рад увидеть его утром после произошедшего. Я вообще сейчас ни в чем, мать его, не уверен, находясь в полнейшем замешательстве. Не знаю, что думать и как вообще себя вести. Хотя нет, знаю. Я заебу его без секса. Ей-богу, заебу так, что он и не рад будет, что со мной связался.
Дабы успокоить нервы и унять раздражение, иду в салон, проверяю, все ли там нормально, и предупреждаю, что почти через недельку уеду на месяц или около того. Ничего не отвлекает. Совершенно. Даже любимое дело, хобби, которое помогало собраться и успокоиться, сейчас раздражает. Не могу найти себе места. Ощущения странные. Более чем просто странные, внутри словно что-то скребется, в квартиру свою идти совсем не хочу. Там пахнет им. Все пропитано напрочь. Постель, воздух… и куда не ткнись, образы всплывают в мозгу, сводя с ума. А еще я нашел его цепочку. И даже вспомнил момент, когда сорвал ее нечаянно с его шеи. Желтое золото, толстое красивое плетение. Без кулонов и прочей мишуры, просто строгая мужская цепочка. А я ее, как ядовитую змею, даже рукой взять не могу, словно живая она. Отторжение жуткое идет. Не могу объяснить почему, ведь вещь ни в чем не виновата и, по-хорошему, ее вернуть нужно. А сейчас выходные, номера его я не знаю, как и то, где он живет. В универе не узнать. Тупик. Придется ждать понедельника.
…
— И с кем это ты всю ночь спермой простыни марал?
Нет, чтобы что-то другое спросить. Или хотя бы не так яростно намекать, так Макс решил вконец разбить мое самообладание. Простыни… спермой… всю ночь… Блять! Молчу, делая вид, что нихуя не слышал, что он там лепечет о моей кровати и сексе, и вообще не слушаю его во избежание нервного срыва, ибо я за день на пределе уже. Воспоминания выматывают. Тело ноет, временами отдавая возбуждением, когда та или иная сценка всплывает в мозгу.
— Эй, блондинка или брюнетка?
Одариваю его воистину убийственным взглядом, который, увы, не действует.
— Первое, — нехотя отвечаю, не уточнять же, что вместо блондинки был блондин, и простынки замарали мы оба, причем не раз и даже не два. Блять. Зато как марали-то… А как он, глядя прямо в глаза, слизывал сперму с моего тела, а как кончиками пальцев по своим губам размазывал. Так пошло. Вульгарно.
Сбрасываю наваждение. Передернув плечами, что не укрылось от моего друга, который, к слову, уже очень внимательно рассматривает мою шею.
— Я смотрю, тебе настоящая хищница попалась, — бесцеремонно оттягивает ворот моей майки и усмехается, увидев картину пуще той, что до этого. Ну да, разукрасили меня, такой пятнистый, что пиздец.
— Отвали, а? — устало прошу, сбросив руку его, и плетусь к кровати, твердо решив сменить белье постельное от греха подальше, иначе задохнусь от этого жуткого коктейля запахов ночью.
— Вот еще. Свалил ночью, не сказав и слова, телефон отключил, весь в засосах, квартира пропахла сексом так, что нос сворачивается, еще и цепочка миленькая валяется на тумбочке. Которая… не женская с виду.
— А это уже не моего ума дело, какие цепочки эта мадам носит. Трахнулись, и дело с концом. Я даже ее имя не помню.
— Вот как. Что ты там вчера устроил в середине зала? И с кем там мило беседовал возле подсобки, м?
— Допрос?
— Я просто забочусь о тебе, придурок. И, зная твое отношение к мужской любви, был, мягко говоря, удивлен, когда тот светлый парень тебя целовал, а ты как статуя стоял. Раньше бы ты оттолкнул, не задумываясь, так еще и череп за такое проломил бы.