Заходер и все-все-все…

Благословение бабушки
(июль 1965 года — продолжение)
Словно желая благословить меня, бабушка предложила мне самой выбрать в подарок любую икону из своего иконостаса. Мы вместе пересмотрели их, заодно вытерли пыль, почистили оклады, вымыли стекла и долго смеялись, обнаружив за иконостасом совсем не божественный предмет — клистирный наконечник (несомненный признак деревенской бедности, если этот «ценный» предмет спрятали в такое надежное место).
Мне сразу приглянулся образок, написанный маслом на деревянной пластинке размером 5,5 на 6,5 сантиметров: на голубом фоне — контуры собора с пятью маковками, увенчанными крестами, и слева от него в полный рост — фигура старца со сложенными молитвенно ладонями: святой преподобный Нил Столобянский. В правый верхний угол вписан образ пресвятой Богородицы.
Эта драгоценность и бусы из персиковых косточек, которые я закончила к концу того отпуска, когда мы познакомились с Борисом, всегда висели рядом у изголовья кровати в нашем Доме.
Приближалось время моего возвращения. Незадолго перед отъездом из этого благословенного уголка я получила то самое — единственное в жизни — письмо от Бориса.
Сын оставался с нянькой до конца лета. Я складывала чемодан.
И тут у соседей — скорбное событие. Померла бабушка Нюша. Закрыла за дочкой ворота, легла отдохнуть и тихо померла. Вечером поминки — можно не готовить, все будут сыты и так. (И пьяны.)
Во время похорон навстречу процессии выехал грузовик, а из него вылезли три человека. «Очень плохая примета, — убежденно сказал дедушка Яков, — жди трех новых покойников».
На поминках много пьют. Дед Яков здорово перебрал. Вижу из окна, как его под руки волокут домой. «Это я работать уже не могу, — бормочет он, — а пить мне полезно».
Среди ночи стук в дверь: «Дедушка Яков помер…»
Примета начала сбываться. Но, покинув деревню, я так и не узнаю, сбылось ли печальное предсказание деда Якова полностью…
Меня проводили всем домом, выпив на посошок «дядиколиной» бражки, она-таки «шибанула».
Отъезд (вернее, отплытие на моторной лодке) на этот раз обошелся без приключений. Я дремала, придерживая свой не в меру бойкий чемодан, который норовил снова пуститься в плавание, и вспоминала позапрошлое лето.
Танец
(лето 1963 года)
Через день наша хозяйка сказала, что заходил какой-то мужчина — разыскивал меня. Недоумение, вызванное таким сообщением, развеялось в тот же день, так как на пляже, находящемся совсем в другой бухте, где мы уединялись, появился Борис Владимирович с шахматной доской в руках. Я никогда не спрашивала, как и каким образом он отыскал нас. Казалось, это простая случайность.
Я познакомила мужчин. Они играли в шахматы, а я пилила свои косточки. Любопытная деталь: потом каждый из игроков говорил мне, что соперник явно слабее. Увы, я в шахматы не играю, судить не могу, но в том и другом случае искренне верила «сильнейшему». Взрослые мальчишки!..
Забегая вперед, вспомню, что Борис проводил за шахматами, особенно в первые годы нашей совместной жизни, много времени. Это те же самые шахматы, с которыми он появился тогда на пляже. На внутренней стороне крышки цела карандашная надпись «Б. Заходер. 25 обр. шк. ООНО». Значит, им уже более семидесяти лет. Как он сумел уберечь их в жизненных передрягах? Эти шахматы и шахматные часы занимают почетное место в кабинете, хотя компьютер, появившийся позднее, снизил интерес к ним.
Однажды в нашем доме появился Михаил Таль.
Это был год его триумфа на шахматном небосклоне. Им восхищались, его узнавали. Я была случайной свидетельницей прибытия Михаила Таля в театр, кажется, во МХАТ. Как только он показался с дамой в зале, все поднялись с мест и зааплодировали ему.
 
Мы не были исключением и обрадовались, узнав, что он выразил желание повидать Заходера. Приехав к нам, первым делом сел играть с Борисом в шахматы. Не знаю, кто у кого выиграл, я была занята подготовкой обеда, каюсь, не уследила, но реплика Бориса, что он «дал прикурить самому Талю», служила ему утешением. (Кстати, оба были заядлыми курильщиками.)
А после посещения нашего туалета, облицованного черно-белыми плитками в шахматную клеточку, Таль с улыбкой заметил, что попал прямо-таки в родную атмосферу.
Позднее Борис с глубокой симпатией и почти профессиональным интересом следил за перипетиями борьбы между Гарри Каспаровым и Анатолием Карповым, будучи на стороне первого. Получил от Каспарова в подарок фотографию с дарственной надписью. Я, не вникая в суть игры, принимала близко к сердцу саму борьбу, горячо сочувствовала нашему любимцу, усаживаясь рядом с Борисом, внимала его комментариям. После победы Каспарова ходили вместе на пресс-конференцию, которую провел победитель.
Может быть, некая связь (именно в те годы) между Борисом Заходером, Гарри Каспаровым и его помощником Семеном Пачиковым (кажется, уже тогда крупным программистом) и явилась истоком серьезного, почти профессионального увлечения компьютером в будущем…
…Но вернемся на пляж, в 63-й год.
После шахмат купались. Возвратились вместе: оказалось, что наши дома на одной улице. Мы получили приглашение — вечером, по-дачному, зайти выпить чаю. Дальше так и повелось: днем мы частенько встречались на пляже, вечером собирались на даче Бориса Владимировича. Он познакомил нас со своим близким другом, Борисом Исааковичем Балтером, жившим по соседству. (В тот год он был очень популярен, у него только что вышла книга «До свидания, мальчики».) У Бориса Балтера в бухте стояла моторная лодка, он пригласил нас прогуляться по водохранилищу, искупаться прямо с борта лодки.
Я нередко плавала «на время» вместе с молодой пловчихой Наташей. Ее финский домик стоял лицом к бухте, где были пришвартованы лодки дачников и старожилов. Она тренировалась под наблюдением матери, тренера по плаванию, сопровождавшей нас на одной из лодок, подстраховывая на всякий случай, так как мы уплывали очень далеко, на противоположный берег водохранилища.
В ближайшем лесу как-то раз мы увидели остатки «экологического» плаката, написанного на жестянке:
 
 
Сломав березу, ель, рябину,
 
Подумай, что оставишь сыну!
 
 
И тут же услышали продолжение от Бориса Заходера:
 
 
Что будет бедный сын ломать?
 
Одумайся,
 
Едрена мать!
 
 
Вечерами в доме Бориса Владимировича мы не только пили чай, беседовали и играли в шахматы, мы даже танцевали.
Особенно запомнился вечер, когда Борис Балтер и Артем были заняты шахматной партией, а Борис Владимирович, пригласив меня танцевать, увлек в сторону от шахматистов и под музыку уж не помню какого танца, прижав к себе чуть крепче, чем положено, прошептал слова, от которых у меня закружилась голова:
 
 
С этим надо примириться:
 
Ей чуть-чуть, пожалуй, лестно,
 
И притом, как говорится,
 
Ей со мною интересно.
 
 
 
Было все и все известно,
 
Все уже немного пресно,
 
И поэты были тоже —
 
Чуть похуже, но похоже…
 
 
 
Но, хотя ей все известно,
 
Еве атомной эпохи, —
 
Видно, все же интересно
 
Слушать не слова, а вздохи…