Заходер и все-все-все…

Песчаный пляж сохранился, правда, несколько урезанный, так что я его не сразу узнала. Прямо на пляже построили большой дом, и его забор спускается в воду. Здесь уже нет пристани, зато старый погост приобрел «жилой» вид. На могилах появились оградки, свежие цветы. По-прежнему старые ивы — вместе со вновь выросшими — касаются ветвями земли, а корни, подмытые водой залива, местами обнажены, словно деревья пытаются вырвать их и уйти…
В заливе, как и раньше, стоит несколько лодок. На одну из них выползла выдра, стала что-то искать под лавкой. Мой спутник, инициатор этой поездки Саша Виняр, школьный друг моего сына Андрея, впоследствии друг Бориса, успел заснять ее. Нашла свой домик, где я снимала комнату, а дом, в котором жил Заходер, не смогла отыскать, забыла. Какая-то милая женщина вспомнила, что в те давние годы здесь несколько лет подряд снимали дачу писатели, но в каких домах, она не помнит, была маленькая. Позвала нас пить кофе. Мой спутник сфотографировал меня сидящей пригорюнившись на том самом пляже.)
…Поглощенная своим занятием, не сразу обратила внимание, что неподалеку расположился мужчина, который, судя по экипировке, собирался купаться. Он кивнул мне и спросил, чем я занимаюсь. А мне только того и надо. Начала с жаром объяснять, как из плоской косточки выпилить бусину, как потом вычистить желобки косточки, чтобы отчетливо прорисовался естественный узор. Рассказала, что я отварю эти бусины в трансформаторном масле и они станут как шоколадные конфетки и заблестят. Показала уже готовые образцы. Мальчишки тем временем подносили и подносили мне свои находки, а я выбирала из них наиболее крупные и, по возможности, круглые.
Незнакомец проявил повышенный интерес к моей работе, чем очень расположил в свою пользу. Он даже сам начал отбирать для меня косточки. Поинтересовался, откуда я и долго ли собираюсь здесь пробыть. Я отвечала несколько уклончиво. Сказала, что жду приезда мужа.
Наступил момент, когда надо было уже и представиться, иначе становилось трудно беседовать.
— Борис Заходер.
К моему стыду, я не могла радостно воскликнуть, что знаю его стихи. Хоть и слышала это имя, знала о Винни-Пухе, но книг Заходера у меня не было.
Борис спросил, люблю ли я стихи. И тут наступил момент, который мы вспоминали со смехом.
— Да, я люблю стихи.
— А какие стихи вам нравятся?
Я назвала — и сейчас хотела бы назвать — имена двух наших современников, стихи которых мне нравились: они писали такие правильные стихи о любви!
Но дальнейшая реакция моего нового знакомого лишает меня этой возможности: он рассмеялся, да еще как! Казалось, от смеха, который он всеми силами пытался сдержать, брызнут слезы.
Думаю, вы и сами догадались, чьи это имена.
Отсмеявшись, новый знакомый предложил мне послушать стихи. Я радостно согласилась. Он начал читать Пушкина. Отложив свою работу, я слушала с непонятным волнением. Почувствовав его, Борис читал и читал, забыв, что пришел купаться.
Я оказалась на редкость благодарной слушательницей, о чем потом сказал мне Борис.
Время летело незаметно. Он рассказал, что закончил поэму «Почему деревья не ходят», прочитал из нее отдельные главы. Стихи об Иве.
 
 
У ручья стояла Ива,
 
Год за годом зеленела.
 
Подрастала год от года —
 
Не спеша растут деревья,
 
А какие вырастают!
 
Не спеша живут деревья,
 
Целый век стоят на месте,
 
Уходя корнями в землю,
 
Простирая ветки к солнцу.
 
Ничего они не ищут,
 
Ни о чем они не просят —
 
Им ведь нужно так немного:
 
Свет,
 
Земля,
 
Вода
 
И ветер —
 
То, чего искать не надо.
 
То, что всем дается даром.
 
 
 
А еще деревьям нужно,
 
Чтоб Земля была прекрасна,
 
И живут они, деревья,
 
Украшая нашу Землю:
 
Красотой листвы зеленой,
 
Красотою тонких веток,
 
Красотой стволов могучих,
 
Несказанной красотою
 
Доброты своей извечной!
 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 
А в листве ее зеленой
 
Песни целый день звучали —
 
С ней дружил народ крылатый:
 
Птицы, радостное племя,
 
На ветвях гостеприимных
 
Вили гнезда, пели песни…
 
 
 
Песни петь они умели!
 
А она умела слушать:
 
Ни листок не шелохнется,
 
Заскрипеть сучок не смеет.
 
Мы, певцы, народ пугливый,
 
Мы, певцы, народ крылатый:
 
Нас спугнуть — совсем нетрудно,
 
А вернуть — не так-то просто!
 
Не заманишь,
 
Не заставишь
 
Петь,
 
Когда нам не поется…
 
 
Возможно, эти минуты нашей первой встречи были решающими.
 
Что скрывать, незнакомец, проявивший ко мне интерес, у меня поначалу не вызвал ответного. Я, избалованная внешностью моего «роскошного» друга, как впоследствии со свойственной ему иронией Борис характеризовал Артема, увидела лишь полнеющего, не слишком привлекательного, как мне показалось, мужчину. Но каждое последующее мгновение, проведенное с ним, меняло мой взгляд на него в лучшую сторону с потрясающей быстротой.
Пока он читал стихи, я смотрела в его глаза, так быстро меняющие выражение. Залюбовалась высоким лбом и красивой формой рта. Заслушалась тембром голоса, — он волновал меня. А как читал! Не могу сказать, что взволновало меня — только ли голос или совершенное чтение. Все вместе. А уж сами стихи!.. Слушая их, я поняла, почему он так — почти до слез — смеялся над моим вкусом, поняла, что услышала настоящую поэзию.
Когда спрашивали, что привлекло меня в нем в первую нашу встречу, я, не задумываясь, отвечала: «Встретила яркого, умного и очень интеллигентного человека редкой одаренности».
Когда спрашивали Бориса, что привлекло его во мне в тот первый раз, он отвечал: моя приветливость. Возможно, было что-то еще, но уж, конечно, не мой поэтический вкус.
Однако наше замечательное общение было прервано появлением «Ракеты». Я мигом вскочила, поблагодарила Бориса и тут же напрочь забыла о нем, едва кивнув на прощание. Накинула сарафан и побежала навстречу своему «роскошному» возлюбленному.
 
 
Чужая ли ты, моя ли —
 
А мне-то какое дело?
 
На кого бы там ни глядела,
 
Лишь бы глаза сияли!
 
 
 
Не на меня ты глядела,
 
Но глаза сияли, сияли —
 
И радости — нет предела.
 
 
 
Не говоря о печали…
 
 
Это стихотворение из цикла «Листки» Борис Заходер написал позднее, но оно отражает начавшиеся между нами отношения.