В плену удовольствия. (ЛП)

С тех пор, как они покинули дом ее отца, Ева все больше уходила в себя. Эш ожидал, что она будет спорить по поводу предполагаемого их брака, но, не обмолвившись об этом даже вскользь и ни слова не сказав о безобразном скандале с Мартой, Ева сидела в двуколке, сжавшись в комочек, словно побитая собака, и Денисон не знал, как вызвать ее на разговор.
Казалось, ссора с мачехой сокрушила ее дух. Если бы Эш вмешался тогда в перепалку, то опустился бы до уровня Марты. Ему не терпелось заткнуть этой женщине рот и, кажется, это удалось, когда он заявил о намерении жениться на Еве. Но он лишил дара речи не только Марту, но и Еву.
В итоге путешественники снова оказались на почтовой станции в Какфилде, где в последний раз меняли лошадей на пути к отцу Евы. Хозяйка станции сдвинула брови, когда Эш попросил комнаты для себя и своей сестры – он был вынужден прибегнуть к этой уловке, раз у его спутницы не было ни горничной, ни компаньонки, чтобы охранять ее репутацию. И это его вина, о чем сердито напомнила Ева, когда они поднимались по лестнице.
Предложенные комнаты, на взгляд Эша, никуда не годились: тесная спальня для Евы, а для него расположенный напротив, через коридор, номер размером не больше сундука, с узкой раскладной кроватью.
- У моей собаки конура просторнее, - заявил Эш.
Хозяйка пожала плечами:
- Не хотите – не берите. Это все, что у меня осталось.
Ева немного оживилась, когда наверх принесли их багаж: вместительный кожаный чемодан Эша и ее небольшой дорожный саквояж.
Глядя, как посыльный втаскивает чемодан Денисона в комнату-сундук, Ева недоверчиво спросила:
- Что, скажите на милость, вы с собой взяли?
- О, все, что мой камердинер сложил для короткой поездки. А что взяли вы?
- То же самое.
Она подняла с пола саквояж и направилась в свою комнату.
Эш обрадовался, заметив вспыхнувшее в глазах Евы веселье.
Но войдя в номер и закрыв за собой дверь, Ева уже не усмехалась. Та ссора с Мартой не просто сокрушила ее дух - она ощутила себя беззащитной, словно лазутчик, схваченный в стане врага. Для нее эта стычка значила бы гораздо меньше, если бы не произошла в присутствии Эша. Но он услышал от Марты достаточно гнусных слов, чтобы составить самое худшее мнение о доставшемся Еве наследии Клэверли.
У нее ушли годы на то, чтобы победить презрение Марты и научиться быть довольной собой. И вот она снова чувствует себя ребенком.
Вошел лакей и разжег в камине огонь. Машинально опустившись в кресло, Ева уставилась на языки пламени, лижущие щепки для растопки. В голове звучали слова мачехи: «Она колдунья! Жаль, что ведьм больше не сжигают на кострах!» Не только Марта называла Антонию колдуньей, но и лучшая подруга Евы, Далси. Хотя это было много лет назад, когда мать еще была жива. Уже тогда Ева начала отвергать дар Клэверли. Но как бы сильно она ни старалась, он проявлялся совершенно неожиданно.
Мысли обратились к Эшу. Во время долгой поездки до Какфилда Ева ожидала, что он заговорит о своей явной лжи касательно их предстоящего брака. Она надеялась… Неважно, на что, так как если Эш собирается жениться на ней, лишь чтобы поступить по чести, ей такого не нужно!
Она сама не понимала, чего хотела, и не знала, как поступить и что отвечать на вопросы спутника, которыми он ее засыпал.
А всему причиной ее боязнь, что у Эша сложится о ней дурное мнение. Какого черта это значит для нее так много? Почему бы ей просто не быть самой собой?
Вошла горничная с кувшином горячей воды, и Ева встала с кресла. Может, она снова обретет душевное равновесие, когда освежится и переоденется?
Едва служанка вышла, Ева начала раздеваться.
***
На этом постоялом дворе не было отдельных кабинетов, поэтому пришлось поужинать в общей столовой – тесной, набитой людьми комнате, где света едва хватало, чтобы разглядеть сидящих за соседним столом. Это устраивало Эша,ведь если бы их с Евой узнали здесь, находящихся так далеко от дома, в людной гостинице, запросто могли бы пойти сплетни.
 
Он настоял, чтобы спутнице принесли бокал вина, и, ожидая пока подадут ужин, продолжил свой монолог о всяких пустяках. Ева сидела молча, даже не пытаясь притвориться, что слушает. В конце концов, у Эша лопнуло терпение, и он сказал:
- Я же просил вас выпить это вино.
Она бросила на него взгляд, полный затаенного недовольства, но подняла бокал, сделала большой глоток и спросила:
- Теперь довольны?
- Нет. Вам не удастся отделаться от меня, отгородившись молчанием.
- Я не хочу ни о чем говорить.
- Поздно. Слишком многое было сказано. Слишком многое случилось. Я имею право знать, что происходит.
Ева вздернула подбородок:
- Какое право?
- Вы так быстро позабыли? Мы ведь с вами помолвлены.
- Не помню, чтобы соглашалась на нечто подобное.
У Эша чуть не вырвался вздох облегчения. Она снова возвращалась к жизни. Скрестить с ним шпаги – лучше ничего и не придумаешь, чтобы взбодрить Еву. Хорошо. Он снова атаковал ее:
- Вы согласились, раз не стали возражать, когда ваш отец пожелал нам счастья, процветания и долгих лет жизни вместе. Почему вы промолчали, Ева?
Она поправила лежащую на коленях салфетку и, не поднимая глаз, ответила:
- Он был так счастлив в ту минуту. Я не хотела его разочаровывать. Да и как я могла исправить его ошибку без длинного путанного объяснения? Он бы не понял.
- Теперь уже поздно. Мы связаны друг с другом.
Ее плечи поднялись от глубокого вдоха. Эш решил, что сейчас получит горячий отпор, но собеседница лишь трепетно выдохнула и поднесла стакан к губам.
Веселье в глазах Эша сменилось мягким выражением. Он выиграл первый раунд, и теперь пора стать с Евой нежным, если она это позволит.
- Я вам не враг, но я и не дурак, - произнес он тихо. – Я могу смириться с одним или двумя случаями, объяснить которые не могу. Я даже могу принять то, что произошло с нами в наших снах. Но после того случая с Мартой я в полном замешательстве. Я не знаю, что думать и чему верить. Помогите мне разобраться.
- А вы уверены, что готовы к этому?
Вообще-то, Денисон не испытывал такой уверенности. Он полагался на логику, был по натуре скептиком, а ход мыслей женщин часто ставил его в тупик. Но тут все было по-другому. Ева – его женщина, и неважно во что он верит. Главное – во что верит она.
Он потянулся через стол и взял ее за руку. Ева вскинула на него взгляд, казавшийся таким уязвимым, что это потрясло Эша.
- Я не собираюсь вас осуждать,- прошептал он.
И тут же быстро выпустил ее руку и откинулся обратно на стул, потому что ее глаза вспыхнули огнем. Определенно, он сказал что-то не то.
Тихим, но при этом исполненным ярости голосом Ева заявила:
- Вы имеете в виду то, как осуждали мою тетю? Гадание по ладони и на хрустальном шаре – всегда отличный повод для смеха, не так ли? Думаете, я не замечала, как вы закатывали глаза, стоит мне упомянуть мой дар Клэверли? Так что не говорите мне, что не будете меня осуждать!
- Я никогда не закатываю глаза!
- Не в буквальном смысле. Но вы не желаете принимать меня такой, какова я. Думаете, я этого не понимаю? Вы опровергаете логикой все, что не можете объяснить. О, вы могли бы заодно разделаться и с моим даром. Я не буду лгать вам или пытаться избежать правды. Теперь даже не подумаю так поступить.
Эш глотнул вина, затем еще раз. Не хотелось расстраивать Еву еще больше, но жаль было упускать случай, которого могло больше не представиться. Когда Ева возьмет себя в руки, она вновь решительно воздвигнет труднопреодолимые барьеры, которыми держит его на расстоянии.
Она взглянула поверх края бокала на Эша:
- Ну?
Только этого поощрения он и ждал:
- Марта заявила, что вы читаете ее мысли. Вы можете заглядывать в головы людям и узнавать, о чем они думают?
- Нет. Не совсем. Я не могу выбрать кого-то и решить, что хочу прочесть мысли этих людей. Хотя иногда чьи-нибудь мысли против моей воли возникают в моем мозгу. Я не могу подслушивать, о чем думают незнакомцы или даже мои близкие. - Она покачала головой. - Я думала, что покончила с этим. - И добавила отчаянно: - Я изо всех сил старалась подавить это в себе. И лишь недавно всё началось снова.