Память гарпии (СИ)
К полету дирижабль был явно не готов.
Подойдя к одному из колец, Тоха вдруг беззаботно соскочил вниз. Тут же раздался звук приземления. Орфин встревоженно подался вперед и увидел под краем острова пятиметровую овальную платформу. По периметру ее обивал черный материал, вблизи напоминавший брезент — он был туго накачан газом и образовывал плотный борт.
— Ох, ничего себе! Оно летает? — Орфин присвистнул от воображаемых возможностей. — Если бы вы продавали эти штуки…
— Никто не должен узнать о наших лодках, — с тревогой в голосе прервал его Алтай.
— Понял.
Опасения кочевников было нетрудно понять: не хотят терять свое техническое преимущество. И всё же Орфину подумалось, что будь транспорт более доступен, мир Пурги сделался бы чуточку лучше. Бродяга Алтай, должно быть, и представить не может, какая безнадега охватывает, когда думаешь, что никогда не выберешься с одного жалкого плато.
Тоха внизу пару раз вдавил педаль-гармошку, прокрутил штурвал и дернул рычаг. Лодка начала с тихим гулом подниматься.
— Давай на борт, — напутствовал Алтай. — Вы поплывете вдвоем, а мы с Набатом нагоним вас позже.
Орфин спрыгнул, и лодка неустойчиво пошатнулась под ногами. Словно попал в лифт, который летит вниз. Тоха тем временем возился со страховочными ремнями, торчащими из центра лодки. Орфин поднял свою обвязку и затянул на поясе, плечах и бедрах.
Открепив цепь, державшую лодку у берега, инженер кивнул Орфину:
— Ну, погнали, штурман. Включай глаза и говори, куда рулить.
Это воодушевляло. Орфин с готовностью взялся за навигацию, и лодка с тихим бурчанием двинулась на запад. Чертовски медленно по сравнению с прыжками бродяг.
В мире живых был ранний вечер, и городские пейзажи сменяли друг друга, как картинки за окном неспешного поезда. Время от времени Орфин немного поправлял их курс. Лодка двигалась удивительно мягко, несмотря на кустарный вид.
— Как ты ловко с ней управляешься, — похвалил Орфин.
— А то ж. Сам собирал.
Вскоре они поймали попутный ветер, и, временно оставив штурвал, Тоха сел на скамью в середине лодки. Он достал обломки ножа, состыковал их и начал обтирать.
— Значит, и ремонтом дирижабля руководишь ты?
— Теперь — да, но… Без старшего еле разобрались, — он приподнял очки на лоб и остро посмотрел на Орфина. — Не хочешь спросить, что с ним стало?
Вопрос камнем упал в живот.
— Видимо… гарпия?
Тоха поджал губы и сплюнул.
— Пропади она пропадом.
Они замолчали. Был слышен только гул мотора, редкие завывания пурги и мерный скрип, с которым Тоха прохаживался пальцами по ножу. Закончив, он протянул инструмент Орфину.
— Ого… Да он как новый. Спасибо.
Глава 18. Химера
«Ты пируешь на похоронах, о демон горя!»
Тоха приглушил мотор, и лодка повисла над бездной среди астероидов, чуть покачиваясь от ветра. В Бытом здесь находилось ярко-красное здание выставки. Алтай и Набат уже прибыли — перескакивая с одного обломка тверди на другой, они исследовали музей.
Орфин наблюдал за их размытыми фигурами, переключая внимание между Бытым и Пургой и пытаясь понять, как старший зрячий использует синергию. Тоха скрестил руки и нетерпеливо постукивал ногой, поминутно спрашивая «Ну как?» Наконец Алтай призывно махнул рукой. Инженер снова переключил передачу и, маневрируя между камнями, начал спускаться.
Орфин внимательно осматривал Бытое, пытаясь не чувствовать себя бесполезным. Они проплыли через зал с винтажными машинами, погрузились в его пол и оказались в кромешно-темном архиве, где хранились полузабытые экспонаты.
Лодку тряхнуло — это на нее приземлился Набат.
— Ну, смотри, — зрячий положил тяжелую ладонь на плечо Тохе, и глаза парня подернулись желтой дымкой и засветились.
Ступая по лодке, он осматривал одну полку за другой в поисках подходящего двигателя. Легкое сияние глаз позволяло разглядеть предметы, несмотря на темноту, царившую в Бытом. Набат шагал след в след, поддерживая синергию.
«Как у них все продумано и слаженно, — подумал Орфин. — Не испортить бы. Но я ведь хочу научиться… И кажется, сейчас хороший момент».
Вдруг что-то влажное коснулось его груди. Он перекинулся в Пургу, но сперва ничего не увидел. Огляделся. Алтай балансировал на крупном обломке неподалеку, уткнув в него посох и читая книгу, которую он умудрялся держать и листать одной рукой. Двое других в ментальной сцепке медленно приближались к дальнему борту. Что-то снова чиркнуло Орфина — в этот раз сзади по локтю — как тяжелая горизонтальная капля дождя.
Он взмахнул рукой и почувствовал, как едва уловимая нить натянулась и порвалась. Порыв ветра сдернул с плеча тонкий невесомый лоскуток и развеял его пургой.
— Здесь… что-то есть, — пробормотал Орфин, сам не зная, хочет ли, чтоб его услышали.
Он провел пальцами по груди и нащупал чужеродное нечто — тонкую влажную леску. Зная где она, Орфин сумел различить слабый блеск паутины.
О, черт… Воображение тут же нарисовало жуткие картины.
Он проследил взглядом за редким блеском нитей и увидел, куда они ведут. В пустоте, полускрытая туманом пурги, висела фигура с двумя длинными тонкими ногами и огромным корпусом.
— Алтай! — громко позвал Орфин и указал на существо.
В тот же миг фигура качнулась, и нити, окружавшие призраков, вмиг затвердели. Орфин дернулся, разламывая ту, что прошла мимо груди, и еще пару незамеченных. Но новые свистели вокруг, наполняя воздух эфемерным блеском. Одна из них, тонкая, как игла, прошила Орфину низ живота, и он охнул от внезапной боли. Другая оцарапала щеку.
Он схватил нить, пронзившую насквозь, и морщась, разломил ее. Застрявший в животе обломок тут же растворился.
Мир звенел от бьющихся в порошок невидимых струн. Чудовище медленно надвигалось из тумана, насылая путы, норовя захватить и обездвижить.
Сквозь шум и ругань прорезались отдельные слова:
— Напитай нас… нас… Отдай… отдай… забывай!.. нам нужней…
Его голос звучал как чудовищное смешение мужского и женского, детского и взрослого — одновременно хриплый и визгливый, перемежающийся стонами и рычанием. Словно две глотки слились в одну. От него по загривку бежали мурашки.
— Что за хрень?!
Оно шагало по пустоте, неспешно и невесомо — паук, надвигающийся на жертву. Его тонкие липкие иглы пробили руку над локтем, затем бедро и ладонь. Орфин едва успевал разламывать их и вырываться из захвата, как его пытались сковать новые нити.
На короткое время, потонув в этом клаустрофическом ужасе, он напрочь забыл о спутниках. Его вырвал из забытья голос Алтая:
— Уходим!
— Нет! — крикнул Тоха. — Нет! Я копирую! Почти закончил!
— Сдурел?! Набат, обрывай!
Штурман молчал, с желчной решимостью оставаясь в Бытом. Орфин обернулся к Алтаю — его лицо искажали злость и отчаяние.
Их противник почти добрался до лодки. Та опасно кренилась на бок, из пары точечных пробоин в правом борту с шипением выходили струи пурги.
Сдвоенный голос существа звучал уже близко, но всё так же рвано.
— Наши… они наши… Отдай нашу память…
— Отвянь! — в сердцах крикнул Орфин.
Нужно было уравновесить плот — это лучшее, что он мог придумать. Бросил взгляд на Алтая — тот делал пассы посохом, нащупывая ветер. Куда он хотел прыгать? Разбить синергию спутников, напасть на тварь или вовсе сбежать? Орфин не взялся бы судить.
Он пытался пробиться сквозь полотно нитей к переднему борту, который поднимался всё выше с каждой секундой. Но паутина стала слишком плотной. Если б нашлось что-то потверже руки… Твою мать! Орфин выхватил нож — и дело пошло бодрее. Ему удавалось разбить десяток с каждым взмахом. Он добрался до штурвала и немного выровнял лодку своим весом.
— Наши! — завывало существо. — Воспоминания — наши! Добыча — наша! Хочешь на волю — забывай!
Тварь находилась в десятке метров от Орфина, и он наконец понял, из чего формировался странный силуэт. Это не огромный корпус на тонких ножках. Это два человека — мужчина и девочка, которая сидит у него на плечах. Их руки переплелись в болезненных объятьях, а лица слиплись одно с другим, щека ко лбу. В них читалось неестественное сходство, как у отца с дочерью. И бессмысленный голод в четырех глазах.