Песнь Отмеченной (СИ)

Но по мере того, как они углублялись во дворец, она не могла не думать, что он кажется странно… кхм, уютным.
Преобладали теплые, натуральные породы дерева, и почти в каждой комнате, куда она заглядывала, горели камины. Множество красочных произведений искусства — большинство из них с гладкими краями и яркими цветами — украшали стены. Выстланный плиткой пол вскоре уступил место залам, застеленным плюшевыми толстыми коврами. Кас страстно хотелось снять с себя сапоги и погрузить пальцы ног в эти мягкие волны сливового цвета.
А свет… свет, казалось, был повсюду, от бесчисленных украшенных хрусталем люстр до больших окон, которые часто простирались от пола до потолка, до множества статуй с сапфировыми крапинками, которые выглядели так, будто их разместили в определенных местах исключительно для того, чтобы ловить солнечный свет в драгоценные камни. Все это было, несомненно, ярким, теплым и искрящимся, и начинало казаться чем-то из сна, а не кошмара.
Она почти пробудилась от этого сна, когда они свернули в длинный узкий коридор, и почувствовала странное напряжение в груди, которое не могла объяснить.
Справа от нее была дверь с серебристо-черной лентой, обвязанной вокруг ручки. Женщина пробиралась через эту дверь, толкая ее бедром и балансируя полным подносом в руках. Пока Кас смотрела, как она исчезает в комнате, давление на ее грудь становилось все сильнее.
Но это была лишь короткая вспышка во всем ярком и мечтательном пейзаже; дверь закрылась так же быстро, давление ослабло, и Кас поспешила догнать короля-императора.
Комната, в которой они, наконец, остановились, была самой светлой и располагающей из всех: пространство, в котором не было ничего, кроме окон от пола до потолка, заполненных растениями, которые росли во все стороны, чтобы поглотить солнечный свет, который, казалось, лился отовсюду.
Серый оттенок на окнах не позволял этому свету ослеплять или раскалять. Было тепло, но приятно, и во всем этом было что-то неземное, что заставляло Кас чувствовать, будто она парит — по крайней мере, пока ее желудок не скрутило, когда она подумала об Асре, о том, как ее наставница настояла перетащить ее кровать прямо к шаткой скамье у окна в их убежище.
Ей бы понравилась эта комната.
Несколько слуг суетились вокруг. Большинство приветствовало своего короля-императора вежливыми улыбками и поклонами, и он отвечал всем им одинаково вежливыми улыбками и, иногда, дружеской светской беседой.
Кас наблюдала, как он общается с этими людьми, и то самое любопытство, охватившее ее снаружи, внезапно вернулось. Потому что любому, кто обращал на это внимание, было довольно очевидно: этим слугам нравился человек, которому они служили. И это не соответствовало той тиранической картине, которую она нарисовала о нем в своем воображении. В корне.
И все же она воздержалась от осуждений. Нескольких взаимодействий было недостаточно, чтобы определить его характер. Ну и что с того, что он дружелюбно относится к своей помощи? Это человек, который, по общему признанию, унаследовал кровожадную натуру своего отца. Который верен делу обеспечения того, чтобы неотмеченные продолжали править этой разрушенной империей. Который доказал эту верность, как говорилось в истории, лично убив десятки отмеченных богами узников, в то время как его умирающий отец смотрел на это и одобрительно кивал. Было даже название для этого ужасающего торжества резни — Восстание Крови, как называли его в учебниках истории. Это была ночь, когда король-император Анрик официально передал власть своему сыну.
Его сын, искупавшийся в достаточном количестве крови, чтобы считаться достойным короны с когтями, которую он носил.
Его сын, который смотрел в другую сторону, когда Кас до смерти избивали посреди улицы.
Рука Кас невольно потянулась к шраму в форме луны на ее подбородке, но она остановила себя. И сжала пальцы в кулак, который опустила сбоку.
— Я прошу прощения, если Капитан Эландер обошелся с тобой грубо, — король-император жестом пригласил ее сесть за маленький столик в углу комнаты. — Временами он заноза в заднице, но чертовски хорош в своей работе, поэтому я не могу заставить себя избавиться от него. В большинстве случаев мои солдаты слушают его лучше, чем меня. Довольно прискорбно, верно? Но он внушает им такой страх, который мне, видимо, не по силам внушить. Мои советники говорят, что я слишком мягок — это сводит их с ума, — уголок его губ слегка изогнулся, будто часть его наслаждалась разочарованием советников.
 
Эти слова о нем не укладывались у нее в голове, но она оставила это при себе.
— Он сказал, что вы единственный, кто когда-либо не соглашался с ним здесь, — вспомнила она.
— Так и сказал? — он устроился на стуле прямо рядом с ней и задумчиво покрутил одно из колец, прежде чем сказал:
— Что ж, полагаю, это верно. Я не боюсь его так, как, кажется, боятся многие из моих солдат и слуг.
— Может, поэтому он вас уважает.
— Умная мысль, — сказал Варен, взмахом руки подзывая слугу. После короткого разговора слуга с поклоном удалилась. Она вернулась спустя несколько минут, неся в одной руке кувшин, а в другой — поднос с двумя кубками, буханкой свежего хлеба и несколькими тарелками, полными фруктов, сыра, орехов.
Они ели в тишине. Или, по крайней мере, Варен ел. В тот момент желудок Кас так сильно крутило, что она сомневалась, что вообще когда-нибудь сможет есть. Время от времени она отхлебывала из поданного ей кубка, но лишь из вежливости, поддерживая дружелюбие своих намерений и готовность выслушать его слова. Налитый им слугой напиток был чем-то вроде вина. Горький, но она решила, что он безвреден, ведь король-император пил из того же кувшина.
Наконец, король-император откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и заговорил.
— Касия Грейторн.
Она вздрогнула.
А потом еще хуже.
— Соня Риттер. Пайер Эласидир. Мари Блэкберн.
— Вы навели кое-какие справки, — она не сводила глаз с окон, наблюдая за красной птицей, прыгающей по ветвям дерева.
— Мы арестовали одного из людей Даркхэнда вместе с тобой, если ты не заметила. Он быстро выложил все, что знал о тебе, и как только у меня появился твой нынешний псевдоним, я сам немного покопался, чтобы узнать некоторые из твоих предыдущих.
Красная птица спрыгнула с ветки и улетела, и на секунду она позавидовала ее крыльям.
— Знаешь, ты — увлекательнейший объект для исследования.
— Увлекательность — это то, к чему я стремлюсь.
— Ты добилась этого.
— И именно поэтому вы хотели со мной позавтракать. Полагаю, потому, что нашли еще несколько увлекательнейших обо мне фактов? — она повернула к нему голову и обнаружила, что он улыбается. Отчасти дружелюбно, отчасти забавляясь, отчасти… что-то еще. Возможно, за этой улыбкой таилось нечто зловещее.
— К сожалению, я узнал о тебе не так много, как хотелось бы, — сказал он. — Я еще многого не понял. Например, мне интересно, как так получилось, что наши пути до этих пор не пересеклись должным образом.
Воспоминание о том дне на улице вспыхнуло в ее голове. Она чувствовала, как кровь стекает по ее челюсти, струится к подбородку, капает на сухую грунтовую дорогу с маленькими оглушительными шлепками.
Кап.
Кап.
Кап…
Она вцепилась в края стула, чтобы не ерзать на нем.
— Потому что есть записи о твоих преступлениях, Касия Грейторн, — продолжил король-император, — и есть увлекательнейшая коллекция заметок, собранных помощниками магистрата относительно твоей криминальной истории. Коллективной криминальной истории всех твоих многочисленных личностей, то есть.
Она не удержалась и тихо, самодовольно вставила:
— Сомневаюсь, что вы нашли их все.
— Нет, я бы сказал, нет, — он тихо и печально усмехнулся, а после продолжил:
— Но ни в одной из записей, которые мы собрали, не упоминается, что ты — или какой-либо из твоих псевдонимов — помечена как Отмеченная Тенью. Так что представь мое воодушевление, когда один из стражей ворвался ко мне, чтобы сказать, что узнал правду о твоей личности. Вот почему мне пришлось вмешаться и убедиться, что ты не сбежишь. Обычно я позволяю Капитану Эландеру и магистрату Тарику разбираться с преступниками; у меня нет особой тяги к правосудию… опять же, к большому огорчению моих советников.