Царица Теней: возвращение Персефоны (СИ)

— Гермес прав, Аид. То, что ты собираешься сделать, безумие! — сказала она. — Ты сам утверждаешь, что мир не может остаться без одного из Владык, а потом говоришь такое...
— Я же сказал, что не собираюсь умирать, но и не могу позволить ей снова меня оставить. Я должен раз и навсегда положить этому конец. А если Судьба не сжалится, и кому-то из нас придётся умереть, пусть это буду я.
Гермес громко цокнул.
— Это самая ужасная шутка, Владыка Аид. Самая кошмарная из всех! — он расстегнул молнии карманов спортивной курки и спрятал руки. — Посейдон...
— ... должен меня понять.
— О, конечно, он поймёт, это же идеальный план! Что вообще может пойти не так? Пфф! — высказался Гермес и добавил совершенно серьёзно. — Если ты погибнешь, всё станет только хуже!
— Тебе бы за отца переживать, а не за меня, Вестник! — Аид отвернулся и прошёл вдоль стеллажей в сторону, подальше от пылающей ауры Гермеса. — Всё получится. Меня очень сложно убить.
Геката вернулась в единое целое. Она всегда разделялась, чтобы подумать, и, раз она стала собой, что-то в её мудрой голове сложилось, как надо.
— Давайте не будем ссориться. Гермес, прояви уважение. Аид... Владыка, я всегда и во многом поддерживала тебя, но сейчас даже я должна признать, что твоё решение слишком самонадеянно. Этот шаг, конечно, можно сделать, но только в крайнем, исключительно крайнем случае. Не так. Не теперь.
— Вот именно, — поддержал её Гермес. — Мы почти уговорили Зевса собрать Совет Триединства. Встреться с братьями, поищи другие пути решений.
— Почти... ключевое слово, — бросил Аид.
— Он согласится, — заверил Гермес. — или мы найдём иной выход. Почему нам обязательно надо кем-то жертвовать? Почему, Тартар тебя задери, жертвовать всегда должен ты?
Геката как-то странно посмотрела на супруга — с глубоким уважением и нежностью, будто из его уст никогда прежде не вырывалось ничего серьёзнее глупой подростковой чуши.
— Отсрочка ничего не изменит, — со вздохом возразил Аид, — этому суждено случиться...
— Даже если суждено, нужно использовать все возможности этого избежать. Обещаю тебе, — сказал Гермес, — нет. Не обещаю, клянусь, что помогу тебе, несмотря ни на что, если всё пойдёт не по плану, если иного выхода у тебя не будет, но пока он есть... пожалуйста...
— Выход есть, Аид, — перебила Геката. — Я понимаю, шанс на успех в твоём замысле велик, но что если не получится? Ты подумал о Персефоне? Что она почувствует? Как ей будет найти тебя и снова утратить, возможно, навсегда? Аид, во имя всех тайн, что я хранила ради тебя веками, прислушайся...
— Тайны? — заинтересовался Гермес.
— Конечно, — Геката подмигнула ему, — не может же Аид хранить все свои секреты в одном мешочке, тем более в том, который постоянно болтается на шее Зевса.
— Ой, да брось. Если б ко мне не было доверия, я бы сейчас тут не стоял, — он склонил голову под тёмным взглядом Аида и ухмыльнулся. — Хватит вам, мне можно доверять. Я уже понял всё про твою дочь, Владыка...
Аид повёл головой, Геката ахнула.
— Откуда ты знаешь?
Их испуганные лица здорово его развеселили, и Гермес не сдержал смех.
— Да что вы такие мрачные, будто в загробном мире живёте. Аид тогда в темнице сказал... — он настроился и продекламировал, — «скажи богине блаженной смерти... она наследница»...
Аид выдохнул, Геката поджала губы.
— Придурок! Вы оба, как дети! Аид, пожалуйста, не совершай необдуманных поступков... Гермес... — она не нашла слов и просто махнула рукой.
Тёмный взгляд Аида встретился со взглядом Гекаты в битве уверенности, здравомыслия, эмоций и боли. Аид отвернулся первым.
— Этот разговор останется между нами. Гермес, — Аид не сомневался в том, что собирается сказать, — ты прав, моё доверие к тебе безгранично. Ты не принадлежишь к богам царства Теней и волен не выполнить мой приказ, но я верю, что выполнишь, потому что, как ни странно это осознавать, ты считаешь меня другом.
Гермес улыбнулся и взлетел — крылышки кед зашуршали в воздухе.
— Друг? Слишком громкое слово, но мне лестно его слышать. Скорее, я сочувствую тебе.
 
— Сочувствующие не клянутся помогать, несмотря ни на что... — Аид создал из лазурного огонька небольшой шарик и передал его Гермесу. — Отнеси это послание Посейдону, а я прислушаюсь к вашим словам и отложу всё до Совета Триединства.
  
Глава 22. Жребий
 
Туман в тронном зале сегодня стоял особенно густой, в его завихрениях бродили неясные тени, нашёптывающие что-то едва различимое. Максим ждал. Он хотел поговорить с Линой, хотя в тайне надеялся снова встретить Гостеприимного господина, сказать ему то, что в замешательстве не сказал в прошлый раз. Он даже попросил Гермеса устроить встречу, но этому не суждено было сбыться — когда тяжёлые двери распахнулись, из мрака проявилась фигура не царя, а царицы.
— Здравствуй, Макс, — Лина остановилась в нескольких шагах от него.
В такой непосредственной близости, внимательно всмотревшись в неё, Максим, наконец, увидел, как сильно она переменилась. Наполненность во взгляде, грация и манеры, совершенная сдержанность, которой раньше она не обладала — Лина, словно стала лучшей версией себя самой. Макса всё ещё тянуло к ней, он всё ещё считал её самой красивой женщиной на свете, но больше не ощущал остроту этих чувств, больше не видел нить, соединяющую их жизни. Словно вместе с кусочком чужой божественной силы с его щеки Гефест забрал и чувства.
— Привет... — он помялся и отступил. Её сила непривычно соприкасалась с его собственной.
Молчание опустилось на них, и слова никак не хотели формироваться в осмысленные фразы. Разговор не шёл. Лина вздохнула, в конце концов, и, на правах гостеприимной хозяйки, начала первой.
— Если пришёл к Аиду, он не примет тебя, — она сглотнула и отвела взгляд. Не смотреть было легче. Не чувствовать, не знать, не видеть. Лина сжала кулаки. — И если ты пришёл не для того, чтобы извиниться, то лучше уходи.
— Я пришёл... — сказал Максим и замолчал, не находя слов для продолжения. Он смотрел прямо на неё в попытке понять, что она чувствует, почему перед казнью ему показалось, что она простила его? — Я...
Наверное, он слишком долго тянул с объяснением, потому что Лина вдруг вернула ему прямой взгляд и перебила.
— Я видела, что ты хотел защитить меня во время казни...
— Да, — он ухватился за эту фразу как за спасительную соломинку, — потому что все мои поступки были продиктованы благими намерениями.
Она горько усмехнулась и возразила.
— Благими намерениями вымощен путь к трону Аида, — её тяготила эта встреча и этот разговор, и Лина не выдержала, отпустила себя и высказалась. — Почему в лесном домике ты не послушал меня? Ты был единственным человеком, которому я доверяла, ты был частью меня. Верным другом, почти братом. Всё было идеально долгие годы, с чего вдруг в ответственный момент ты испортил даже больше, чем мог испортить? Ты знал, знал, что я... я же... — имя «Персефона» никак не хотело срываться с губ, и Лина закончила фразу иначе. — Я не верю. Я знаю тебя и не могу поверить, что ты так со мной поступил.
Макс замер. Конечно, он знал, кто она, только до сих пор почему-то не понимал, что это на самом деле значит. Лина была Персефоной, царицей Теней, Корой, богиней Весны... Получается Макс с самой первой встречи любил не Элину, а сокрытую под этим именем богиню. Он любил богиню. Эта мысль обрушилась на него небесным откровением и заставила почувствовать себя ещё большим дураком: только безумец мог заявлять права на супругу Аида, только самоубийца мог добиваться расположения Коры. Если б Максим понял всё сразу, если б только доверился словам отца... Почему до него дошло только теперь, что Элина — иллюзия, которой никогда не стать реальной?
— Не важно, Лин, — наконец, сказал он, чувствуя усталость и опустошение, — сейчас любые мои объяснения будут звучать, как насмешка. На меня действовала чужая божественная сила, но это не оправдание, ведь так? Я сын Гефеста, и мне стыдно говорить, что я не усмотрел чужого влияния... — он махнул рукой, возвращаясь мыслями к своим чувствам. — Отец был прав, — его слова прозвучали печальной констатацией факта, — а я ошибался... ты никогда не смогла бы полюбить меня. На нашей семье лежит проклятье, вечно оставаться нелюбимыми и ненужными.