Свободные отношения (СИ)
— У вас какое место в самолёте, Владислава Сергеевна? — интересуется Баранов, когда мы идём к длинной очереди на регистрацию.
— Семнадцать А.
— Жаль. У меня тридцать два Б. Думал, что ваше присутствие скрасит все три часа полёта. Но увы.
Я натянуто улыбаюсь и достаю документы.
— Вообще, я ненавижу летать, — качает головой Баранов. — И стараюсь по минимуму пользоваться самолётами. Но, с тех пор как дети переехали жить за границу, этот вид транспорта стал почти что необходимостью.
Попрощавшись с мужчиной, я занимаю место у иллюминатора и рвано дышу. Не помню, когда в последний раз у меня было столько волнения сколько сейчас.
Спокойно. Я лечу к Натану. К своему мужу, которого знаю половину жизни.
Когда мы только обсуждали возможность попробовать свободные отношения, он сказал одну важную фразу, которую я дословно вспоминаю почти каждый день: «Несмотря ни на что, после всех искушений и соблазнов мы будем так же стремиться к друг другу и даже сильнее. Это и есть безграничная любовь, Влада». Хочется верить, что после сложных испытаний его слова до сих пор не утратили смысл.
Весь полёт я пытаюсь читать любовный роман о богатом мужчине и бедной девушке, но буквы то и дело плывут перед глазами, а текст совершенно не воспринимается и не поддаётся осмыслению. И как не пытаюсь мучить книгу — у меня ничего не получается до самой посадки.
Едва я спускаюсь с трапа, становится очевидно, что климат здесь о-очень жаркий! Тело покрывается потом, солнце печёт в голову. В Тель-Авив не чувствуется даже слабого дуновения ветра. Воздух душный, а людей просто море!
Я забираю багаж и сразу же направляюсь в гостиницу. Перед встречей с Натаном принимаю душ, ношусь по номеру. Меняю шорты и футболку на лёгкое воздушное платье с тонкими бретелями и поясом на талии. Глядя в отражение зеркала, наношу на лицо косметику, поправляю тон и подкрашиваю губы помадой.
У больницы я оказываюсь налегке спустя час. Всматриваюсь в чужие лица, хожу от корпуса к корпусу. Теряюсь, нервничаю. Возможно, стоило предупредить Натана о своём прилёте, потому что увидеть его здесь случайно будет просто фантастикой.
Устав ходить по необъятной территории больницы, я останавливаюсь на углу центрального корпуса в тени деревьев и достаю из сумочки телефон. Солнце слепит глаза, я нахожу номер Натана в списке звонков и жму на зелёную трубку. Когда слышу знакомую мелодичную трель где-то поблизости, отрываю взгляд от экрана и смотрю в нужную сторону.
Сердце с разгону ударяется о грудную клетку, когда я замечаю мужа в компании молодого врача, и начинает что есть силы колотиться. Натан в футболке и лёгких спортивных штанах. Спокойный, улыбающийся. Невероятно красивый. Его волосы стали немного длиннее, а на щеках появилась лёгкая небрежная щетина.
Я жадно рассматриваю Левицкого с головы и до ног. Отмечаю важные детали, акцентирую внимание на мелочах. Мы не виделись целую вечность и сейчас я поверить не могу в то, что он близко — стоит сделать шаги навстречу, чтобы убедиться в том, что это точно он.
Муж достаёт из кармана телефон, просит прощения у собеседника и снимает трубку.
— Привет. У тебя что-то срочное?
— Я тебя вижу, — отвечаю тут же.
В динамике воцаряется молчание, на лице Натана читается удивление. Он хмурит брови, оглядывается по сторонам и наконец находит меня среди толпы. Кажется, в эту минуту я не слышу ни единого лишнего звука. Только то, как шумно дышу. И то, как на максимум шпарит мой пульс.
Левицкий торопливо прощается с врачом, похлопывает того по плечу. Взгляд с меня не сводит и впивается в лицо своими карими глазищами. Взмахнув рукой, он идёт мне навстречу. Сделать бы то же самое в ответ, но ноги намертво прирастают к полу, и я не могу даже сдвинуться с места.
За эти мучительные секунды я прокручиваю в голове сотни фраз, которые хотела бы сказать. Они навязчиво жужжат в голове, словно рой пчёл. И путаются, теряются, ускользают… Невыносимо!
Привет. Я тебя простила. А ты меня?
Здравствуй. Давай попробуем сначала?
Ты меня любишь?
Набрав в лёгкие побольше воздуха, я делаю рывок и ступаю по разгорячённому асфальту. Когда между нами с Натаном остаётся чуть меньше двух метров, тут же выпаливаю:
— Привет. Меня зовут Влада, и я за моногамию.
Левицкий теряется. Вскидывает брови, прячет улыбку.
— Привет. Я Натан. И я ненавижу эксперименты.
— Кажется, мы поладим.
Я шумно выдыхаю, прекращая прятать слёзы. Делаю последние шаги навстречу, утопаю в запахе любимого мужчины. Вдыхаю его, впитываю.
Касаюсь твёрдой груди, скребу ногтями футболку. Шепчу что-то нелепое и бессвязное. То ругаю, то жалею. То признаюсь в чувствах.
Натан решает этот вопрос кардинально. Целует меня в висок, затем в щёку. Наконец находит мои губы и накрывает своими, вызывая сумасшедший трепет в груди и внизу живота. Это лучше любых слов. Понятнее, откровеннее. То, что нужно нам двоим.
Крепкие руки гладят мою поясницу и поднимаются выше, вызывая табун мурашек на предплечьях. Шум окружающего мира по-прежнему недоступен. Я чувствую влажное касание языка и блаженно зажмуриваюсь. Любимый мой, хороший. Ещё, ещё. Пожалуйста.
Отвечаю на поцелуй, прижимаюсь губами. Под ладонями часто колотится сердце Натана. Оно дребезжит, выпрыгивает из груди. Сходит с ума в такт моему.
Неожиданно все важные вопросы, которыми я задавалась несколько минут назад, становятся совершенно лишними. Простил, хочет попробовать. И, конечно же, любит.
Глава 61
* * *— Можно с тобой? — спрашиваю Натана.
По плану у Левицкого массаж и мануальная терапия. Он предложил подождать его в кофейне неподалёку от клиники. Пообещал, что освободится через час и сразу же меня заберёт. Но…
Я намертво цепляюсь в руку мужа, чтобы не отказывал. Прижимаюсь к нему, отпустить не могу. Долгое время Натан боролся с болезнью самостоятельно, но теперь я рядом и не разлучусь с ним ни на секунду.
— Даже если откажешь — я всё равно пойду за тобой, — заявляю твёрже.
Натан коротко кивает и направляется к центральному корпусу. Крепко сжимает мою ладонь и проводит по холлу. Он идёт медленно — не так как всегда, и я не могу не думать о том, что это, возможно, потому что ему больно.
В груди неприятно тянет, когда я жму кнопку вызова лифта. Думаю о том, что зацелую каждый шрам любимого мужчины. Каждый сантиметр, где болит.
Медсёстры радостно приветствуют Левицкого на пятом этаже корпуса и проводят его в процедурную. Я следую по пятам. Сажусь на кушетку, наблюдаю за происходящим. Нат не хочет жалости, и я прекрасно понимаю почему. Клянусь, я постараюсь её не показывать. Ни за что на свете.
Никто из персонала не бросает в мою сторону укоризненные или осуждающие взгляды. Здесь все приветливые, милые. Я не была с мужем ни во время операции, ни до, ни после. Не по своей воле, но кто об этом знает?
Когда в кабинет заглядывает врач и понимает, что я являюсь супругой Левицкого, он начинает участливо рассказывать о том, как проходит реабилитационный период. При своевременном лечении доброкачественного образования шанс на полное выздоровление составляет более девяноста процентов. Это не может не радовать.
Первую неделю после операции Натан передвигался с помощью коляски, а позже стал ходить самостоятельно. Исчезли боли, вернулись чувствительные функции. Остался завершающий этап лечения, который продлится ещё две недели. После этого можно будет улететь домой.
Как только процедуры заканчиваются, Натан вызывает водителя. Тот приезжает быстро и останавливается у входа в корпус.
Мы садимся в прохладный кожаный салон и едем по городу на заднем сидении. Я по-прежнему липну к мужу и сжимаю его руки. Жалею обо всех словах, сказанных в пылу ссоры. Он, должно быть, тоже о многом жалеет.
— Когда ко мне вернулись все двигательные функции, я арендовал квартиру поблизости, — поясняет муж. — В больнице, конечно же, комфортно. И кормят, и заботятся. Но хотелось уединения.