Проклятье Персефоны (СИ)

Мысли, отданные лживой красоте, исходящей от сирен, вытесняют все остальные, оставляя место лишь безумству. Позволив сирене проникнуть в твои мысли и душу, ты рискуешь медленно и мучительно умирать, желая скорейшего избавления от одержимости.
Будь благодарен за то, если это освобождение придет к тебе быстрее, чем ты сможешь сойти с ума.
РОДЖЕР
Казалось, что мои легкие пылали огнем каждый раз, когда я пытался вдохнуть. Не оборачиваясь, я ускорил шаг, когда на горизонте показалась знакомая крыша дома, затесавшаяся между себе подобными. Моросил небольшой дождь, который норовил заполнить каждый уголок этого города, вдали послышались раскаты грома.
— Да подожди ты уже, наконец! — злой и раздраженной голос сирены долетал до меня лишь обрывками, она старалась догнать меня, ускоряя шаг.
Резко затормозив напротив крыльца, ведущего в дом, я почувствовал, как сирена врезалась мне в спину, чертыхаясь себе под нос. Ее разгоряченное красное лицо излучало недовольство, волосы сбились в колтуны от сильного ветра, мокрые пряди липли к шее, грудь вздымалась и опадала в такт дыханию, подол платья был запачкан грязью, которая неровными пятнами расстилалась по подолу.
— Ну? — голос, который дрожал от нетерпения, казалось, вот-вот сорвется на крик. — Может, уже зайдем? Или ты предпочитаешь, чтобы твой брат побыстрее умер, пока мы стоим тут как два тупых барана?! — Хоть эти слова и были сказаны на эмоциях, но, тем не менее, болезненно отозвались в сердце. Крепко сжав кулаки, я двинулся вперед и, перепрыгнув пару ступенек, распахнул дверь и уперся спиной о дверной косяк. Эмилия, скрестив руки на груди, казалось, ждала от меня объяснений, но небо пронзила яркая вспышка молнии, и она, испуганно распахнув глаза, подхватила подол платья и быстро вбежала внутрь, отпихнув меня в сторону с силой, несвойственной для такой хрупкой девушки.
Усмехнувшись, я вошел следом, прикрыв за собой дверь.
Казалось, запах разлагающей плоти стал сильнее.
— Рид?
Ответа не последовало.
— Рид? — Я замер у порога, боясь двинуться дальше.
Тишина.
Девичья рука коснулась моего плеча, отчего я невольно вздрогнул, и повернулся. Взгляд сирены был серьезным, брови сдвинуты к переносице, образовав на лбу глубокую морщину.
— Он жив, но очень слаб. Я чувствую его сердцебиение. У тебя есть нож?
Я лишь кротко кивнул и, откинув край пальто, вынул из потайного кармана маленький нож и протянул девушке.
— Сколько их там у тебя?! — сирена быстро его выхватила и направилась прямиком в комнату, где должен был лежать брат.
Зайдя внутрь, я старался не смотреть на Рида, который, ворочаясь в кровати, закрыл глаза, будто что-то доставляло ему неимоверную боль, от которой он не мог избавиться. Я молча наблюдал, как сирена подошла к брату и, едва касаясь его впалых щек, слегка улыбнулась. Наклонившись к уху Рида, Эмилия что-то ему тихо прошептала, отчего его лицо дрогнуло от вымученной улыбки.
Обходя его кровать кругами, она напоминала акулу, которая приближается к своей жертве, стараясь ее не спугнуть. Нож, который она крепко сжимала в ладони, начал медленно скользить по ее запястью, оставляя кровавые отметины. Краем глаза я заметил, что дыхание у Рида участилось, некогда ослабленные руки крепко сжимали простынь. Дернувшись телом вперед, чтобы в случае чего успеть задержать сирену, я лишь почувствовал гневный взгляд девушки, которая стояла почти у самого лица Рида, склонившись над его телом.
— Не подходи, — слова давались ей тяжело, будто она пыталась что-то сдержать внутри себя.
Немного помедлив, она резко дернула руку с оружием в сторону, вспоров лезвием кожу. Кровь фонтаном брызнула ей на платье, и она, быстро поднеся ее ко рту Рида, судорожно вздохнула и села на кровать, не в силах больше стоять на ногах. Глаза брата широко распахнулись. Жадно хватая ртом кровь, он, подобно пиявке, не давал пролиться не единой алой капли; руки по-прежнему сжимали простынь, но, как мне показалось, хватка слегка ослабла. Переведя взгляд на сирену, я заметил, как лицо ее заметно побледнело, рука, покрытая кровавыми отметинами, подрагивала на весу. Подождав пару мгновений, сирена отдернула руку от губ Рида и, прижав ее к себе, встала с кровати и неуверенным шагом направилась к выходу из комнаты.
 
Брат, лежавший на кровати, не издавал никаких звуков и не двигался. Я разрывался между ними и, чертыхнувшись, быстрым шагом пошел за сиреной в попытке помочь, но она лишь предостерегающе подняла здоровую руку и тихо произнесла:
— Дай ему неделю и… — запнувшись, сирена чуть не упала, и я подхватил ее за талию. Несмотря на то, что она была чудовищем, от ее кожи исходило приятое тепло. Злобно зашипев, девушка вырвалась из моих рук.
— Следующий раз я расцарапаю тебе не только лицо и грудь, только дай повод, — девушка еле стояла на ногах. Кожа побледнела, плечи поникли, а во взгляде читался испуг и удивление.
Сдавшись, она произнесла:
— Покажи мне комнату, где я могу отдохнуть, а затем мы продолжим наш разговор, но уже на моих условиях.
Я кротко кивнул. Она обхватила мои пальцы прохладной рукой, крепко сжав, отчего я невольно улыбнулся. Мотнув головой в сторону закрытой двери, я в молчаливом жесте пригласил сирену войти. Она лишь раздраженно закатила глаза и цокнула языком, но все же двинулась следом за мной медленным шагом, не отпуская руки.
ЭМИЛИЯ
Все тело ломило, будто его несколько часов били палками. Голова раскалывалась, доставляя неимоверную боль. Тошнота, подкатывающая к горлу, заставляла с шумом хватать воздух ртом.
Я была благодарна Роджеру, что он довел меня до кровати и прикрыл за собой дверь, оставив наедине. Не успела я головой коснуться прохладной подушки, как закрыла глаза, провалившись в глубокий сон.
Проснувшись, я заметила, как наступил рассвет. Я приподнялась и, взбив подушку и прислонив ее к изголовью кровати, откинулась на нее спиной. Тело, налитое свинцом, отказывалось слушаться. Сущность, сидящая внутри меня, рвалась на свободу, чувствуя мою слабость, но я нашла в себе силы сдержать ее.
Не сейчас. Только не сейчас.
Положив израненную руку на колени, я осторожно провела пальцами по изуродованной коже. Порез на запястье был слишком уродлив, чтобы оставить его на виду. Вынув подушку из-под спины, я резко, насколько хватило сил, дернула наволочку на себя и, вцепившись в одну сторону зубами, потянула. Раздался звук трескающейся ткани, после чего сделав несколько неровных полос, я неумело обвязала одну из них вокруг запястья и завязала неровный узел.
Судорожно вздохнув, я прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной, пока тихий стук в дверь не заставил меня вздрогнуть. Раздраженно закатив глаза, я произнесла настолько громко, насколько смогла:
— Я хочу побыть одна!
Было глупо с моей стороны злоупотреблять гостеприимством и снисходительностью Роджера, но я прекрасно понимала, что, пока я в таком состоянии, убить меня не составит особого труда. Даже если душу он уничтожить не сможет, телесная оболочка перестанет быть для меня сосудом. Терять мне его не хотелось, ровно, как и начинать все сначала, как было уже много раз. Я знала, что Рид поправится, поскольку дала ему крови больше, чем следовало, но не было уверенности в том, что Охотник оценит этот жест благородства с моей стороны.
Дверь тихонько приоткрылась, и в проеме показалось лицо Роджера: волосы цвета спелой пшеницы торчали в разные стороны, под глазами виднелись темные круги, губы были стянуты в тонкую линию, взгляд остановился на моей руке, которую я прижимала к себе, словно убаюкивала младенца.
Комната наполнилась молчанием. Одинокий стул напротив кровати громко скрипнул, когда Роджер уселся в него, сгорбившись и обхватив ладонями голову, будто та болезненно пульсировала.
— Можешь ничего не говорить, я пришел лишь поблагодарить тебя за то, что спасла брата, — помолчав несколько мгновений и будто набираясь смелости, он продолжил: — Гниение прекратилось, мышцы и кости восстанавливаются, вернулся румянец, пропал звериный оскал.