Девиант (Полёт ночного мотылька) (СИ)

— Эй… ты как? — Оля заботливо протянула ко мне руку, но я увернулся.
— Никак, — пробубнил я, не отнимая ото рта рук.
Мне было плохо. Плохо оттого, что только что услышал, и оттого, что услышал это не от Кая лично.
— Прости, я не думала, что ты так отреагируешь, — почти шёпотом затараторила Оля.
С трудом открыв глаза и переведя дыхание, я посмотрел на неё, вспомнив, с чего вообще начался наш разговор.
— Так зачем ты у меня-то спрашивала про Кая?
Она часто-часто заморгала, словно тоже забыла, с чего мы начали.
— Просто Рита… Рита пришла в нашу школу только в середине прошлого года и про Кая, естественно, ничего не знала. Он ей нравится. Но когда я сказала, что девочки его не интересуют, она не поверила. А когда Дима назвал тебя голубым, — смягчила она то слово, — то Рита вообще впала в панику. Вот я и решила…
— Подобраться поближе, чтобы всё выяснить, — закончил за Олю я.
Оля опустила глаза и кивнула.
Рита… Симпатичная, но чересчур стеснительная девочка. Похоже, её испуг в глазах, когда она вместе с остальными одноклассниками смотрела на Кая, имел под собой совершенно иную почву. Кай ей нравился, но подойти к нему при таком-то отношении большинства она просто-напросто боялась. Боялась показать то, что чувствует на самом деле.
Кай… Замечал ли он то, что один человек из толпы смотрит на него другими глазами? Замечал ли он это, ослеплённым ярким желанием воздать Даниле по заслугам?
— Не думаю, что у Риты есть шанс, — покачал головой я, решившись на честность. — Кай… он не такой. Он не сможет.
Выходя из столовой один, я смотрел на лестничные пролёты под иным углом. Всё в школе теперь казалось каким-то отвратительным, грязным и чужим.
Просидеть спокойно последний урок оказалось безумно сложно. Я то и дело бросал беглые взгляды то на сидящего рядом Кая, то на Олю, то на Риту. Я сказал, что у Риты нет шансов, но что, если это не так? Что, если добрая девушка — это именно то, чего ему не хватает? Что, если это его шанс?
Незнакомое мне чувство вгрызлось в сердце. Я злился и совершенно не слушал учителя, считая минуты до звонка. Когда же звонок прозвенел, я вскочил из-за парты, быстро собрал рюкзак и молча вытащил Кая из класса в коридор. Теперь наступила моя очередь вести Кая за руку за собой, туда же, куда он вёл меня. Как можно дальше от любопытных глаз и злых языков. Я крепко держал его, ощущая напряжение, но не встречая сопротивления, и продолжал идти.
Ученики ещё не успели выйти из классов, поэтому я беспрепятственно свернул на лестницу, ведущую на пятый этаж. Там ничего не изменилось. Та же извёстка, те же следы ботинок, та же тишина.
Рывком открыв дверь того же кабинета, я пересёк границу порога и остался вместе с Каем в давящей тишине перепачканного следами недоделанного ремонта помещения.
Мы стояли лицом друг к другу. Я был взвинчен, Кай — спокоен как никогда.
Мой взгляд остался прикованным к выглядывающему над воротником рубашки ожогу.
— Ты… ты… Почему ты мне ничего не рассказывал?
— Рассказывал.
— Но не то, что случилось здесь, на этом этаже! Тут ведь заключены самые плохие воспоминания, а ты привёл сюда меня, чтобы показать ту парту. Разве тебе не больно? Разве не вспоминаешь то, что…
— Вспоминаю, — тихим голосом перебил меня Кай. — Разговаривал с Олей?
Он догадался. Он многое видит, только ничего не говорит.
Я немного успокоился, прекратив нести всё, что соскакивало с языка.
— Ты нравишься Рите, — твёрдо произнёс я, решив не скрывать это, хоть говорить было больно.
Я увидел, как открылись его глаза. На секунду потеряв своё спокойствие, Кай прижался спиной к двери.
— Замечал?
— Нет.
Нет… Но как же так? Ты ведь замечаешь всё, что нужно и не нужно, Кай… Как же так?
— А зря. Ты не заметил девушку, которая, несмотря на отношение к тебе остальных, сделала шаг навстречу. Ты… не заметил!
— Я не заметил ту, которая, несмотря на свою симпатию, прячется за чужими спинами, но заметил то, что ты злишься и ревнуешь, хотя пытаешься сейчас поступить правильно.
 
Что-то пошло не так. Что-то однозначно пошло не так.
— Ты ревнуешь, Арсений.
Я почувствовал себя точно так же, как и в первый день, когда только-только встретился с Каем. Его взгляд прожигал, заставляя отступить назад, сбежать, спрятаться. Я ненавидел этот взгляд. Я был слабее.
Я не ревную. Я. Не. Ревную.
Ревность таила под собой очень зыбкую почву, трясину, которая засасывала с головой, лишая возможности дышать.
Я не ревную.
Я боюсь.
Мой рывок в сторону Кай пресёк тем, что схватил за руку и сжал настолько сильно, что душевная боль сменилась на физическую. Я чувствовал необходимость уйти, но теперь не мог — меня удерживали. Паника постепенно стала отступать, когда я сосредоточился на ослабляющих хватку холодных руках Кая.
Ему холодно? Перчатки. Нужно отдать.
Мысли перешли в другое русло. Головы я так и не поднял, но зато прекрасно видел ожог, как и всегда скрытый воротом рубашки. Ожог, историю которого я хоть и не знал, но понимал, что это самое болезненное воспоминание Кая. То, лезть куда не следует, но так хочется…
— Можно? — спросил я, прикоснувшись к тугому узлу галстука.
— Можно.
Галстук поддался легко. Дальше — сложнее.
С каждой расстёгнутой пуговицей я всё меньше и меньше был уверен в том, что делаю. Участки обгорелой кожи, открывшиеся моим глазам, пугали. Появилась слабость в ногах, и я с трудом смог взять себя в руки. На мгновение закружилась голова. Стены заплясали перед глазами, горизонт сбился с прямой линии, перекосившись.
— Не падай, — отвлёк меня Кай, поддержав за локоть. — Решился — так иди до конца. Я здесь именно потому, что уверен, что ты не отступишь.
Говорят, шрамы украшают мужчину. Шрам как аксессуар, который приходится всё время носить с собой. Он как напоминание о том или ином случае. Хорошо, если историю шрама не нужно прятать. Хорошо, если она греет душу. А если наоборот? Если нужно забыть то, что произошло тогда? Как уничтожить часть себя, оставившую вечный отпечаток на теле?
— Болит? — я очень осторожно провёл от плеча вниз по гладкой обожжённой коже.
— Иногда.
Я сразу же отдёрнул руку, но Кай задержал её и вернул на прежнее место.
— Нет. Так хорошо, — бархатно-интимным голосом возразил он.
И я замер. Исчез. Меня здесь больше не было. Я боялся пошевелиться, потерять ощущение удерживающей меня руки Кая и тепла его израненного тела. Мне до безумия захотелось его обнять, забрать его боль себе. Это было то же ощущение, что и в прошлый раз, когда мы стояли здесь же, касаясь руками исписанной парты.
Но поможет ли это ему? Станет ли ему легче, если я продолжу нарушать его личное пространство?
Я сделал неуверенный шаг навстречу, растворившись в прерывистом дыхании Кая, и закрыл глаза в тот момент, когда уже был готов обнять его. Моя рука так и застыла на полпути к своей цели, не коснувшись его спины. Вместо этого я ощутил вкус сухих губ, прижавшихся к моим. Это был самый сладкий вкус из всех, что я когда-либо пробовал.
========== Глава двадцать вторая. ==========
Страшные сны никогда не заставляли меня просыпаться. С происходящим приходилось бороться в той несуществующей реальности в голове, полагаясь лишь на собственные силы. Местом действия всегда являлся мой старый дом или прежняя школа. Пустота без голосов и солнечного света. Тишина. Тёмные краски. Предчувствие чего-то плохого, медленно съедающий страх. Отсутствие оружия и слабость в ногах.
Всё начиналось с того, что ко мне кто-то ломился. Я никогда не знал, кто это, но отчётливо понимал: нужно бежать. И чем скорее, тем лучше. Я закрывался в своей комнате, подпирал дверь всем, чем только можно, и принимался за окно. Прыжки с высоты первого этажа не грозили травмами, но мне всегда было страшно. Казалось, что после того, как откроется окно, случится что-то плохое. Я оттягивал момент прыжка до самого последнего момента, когда спасительная дверь оказывалась настежь распахнутой.