Девиант (Полёт ночного мотылька) (СИ)

Бах!
Стоило мне лишь услышать это, как я залазил на подоконник и прыгал вниз. Дальше начиналось самое интересное — погоня по близлежащим улицам, которая ничем не заканчивалась. И, что самое странное, я никогда не видел лица моего преследователя. Я просто знал, что нужно бежать как можно быстрее и как можно дальше. Так я и бежал вплоть до того момента, пока не просыпался. Сон исчезал медленно, постепенно, и после пробуждения я практически никогда не испытывал страха, от которого не мог избавиться во сне. Сон вспоминался лишь спустя какое-то время.
Сегодня всё было иначе. Сон плавился под несуществующим солнцем, давая трещину и позволяя понять, что всё это не по-настоящему. Он был наполнен множеством людей, мешающих мне убегать. Я слышал голоса и смех, успевал ловить обвиняющие взгляды. Мне казалось, что все смотрят только на меня и говорят только обо мне. Я убегал, расталкивая людей руками, а преследователь подбирался всё ближе и ближе. Сегодня ему удалось нагнать меня, а мне удалось заглянуть ему в лицо. Вернее, он заставил меня заглянуть ему в лицо, схватив и прижав меня к стене. Вот тогда-то я и проснулся, впервые в жизни подскочив на кровати.
Я увидел лицо Кая.
***
Я не хотел делать ему больно. Настолько сильно не хотел, что в итоге сделал больно самому себе.
В воскресенье я целый день провёл у себя в комнате в компании с книгой, сидя на подоконнике. Смысл прочитанных страниц порой уплывал от меня. Приходилось возвращаться назад и перечитывать заново, вдумываясь в каждое слово. Слова смеялись, складываясь в двусмысленные выражения.
Школа, этаж, симпатия, сочувствие, желание, уединение, тишина, поцелуй… Страх.
Шрам.
Ожог.
Кожа под рукой — гладкая, нежная. Кай открылся мне, когда я был готов закрыться. Кай нравился Рите, ему был нужен человек, который смог бы идти рядом с ним дальше. С таким, каким он был на самом деле. Такой, каким знал его я. И я решил, что открыть ему правду, которую не решалась открыть Рита напрямую, будет правильно.
Ещё один надлом.
Ещё одно изменение.
Ещё одна ошибка.
Каю не нужен был человек, готовый идти за ним. Ему нужен был тот, кто пойдёт рядом, не отставая ни на шаг.
Сто семьдесят восьмая страница. Конец десятой главы. Но о чём я только что прочитал? Не помню. И снова назад на четырнадцать страниц. Здесь главная героиня принимает предложение руки и сердца от мужчины, о котором мечтала несколько долгих лет, но всё равно сомневается в правильности выбора.
Позади остались ещё две главы, которые мне пришлось перечитать на два раза. Героиня определилась. Встречаться с тем мужчиной она не прочь, а вот свадьба — это не для неё. Слишком рано, по крайней мере, на данный момент. Теперь оставалось только поговорить с избранником и утрясти этот вопрос.
Положив книгу на тумбочку, я взглянул в потемневшее окно и вышел из комнаты. Бабушка сидела в зале, читая сегодняшнюю газету. Здесь было холоднее, чем у меня в комнате. Она устало посмотрела на меня, легко кивнув, и согнула газету, чтобы её было удобнее читать.
— Скучный выходной? — спросил я, садясь рядом с ней и беря пульт от телевизора.
Красная лампочка мигнула и потухла, зато загорелся серый квадрат экрана. Так, что здесь у нас? Вечерние новости, вести, сериал, снова сериал…
— Жизнь на пенсии вообще довольно специфическая вещь, — после небольшой паузы ответила бабушка.
Фильм. Старый фильм. «Ирония судьбы».
— Зато она спокойная, — в тон бабушке сказал я.
Рука с пультом опустилась, а на экране осталась красивая женщина Надя с грустным выражением лица.
— Ещё успеешь пожить такой жизнью. Оставь, — последняя просьба относилась, как я понял, к фильму.
— То есть считаешь, что нужно брать от жизни всё? — лукаво поинтересовался я, повернув голову.
— Пока ты молодой и неопытный, самое время идти за желаниями и совершать ошибки. Их будет проще пережить и осознать. Когда станешь старше, ошибки будут восприниматься болезненнее.
Мы замолчали. Телевизор запел красивую песню женским голосом, а я стиснул зубы, заставив себя не задавать последующих вопросов. Я должен разобраться с проблемой сам, без чужой помощи. Бабушка… не тот человек, с которым можно советоваться о моём поцелуе с Каем.
 
Самое время идти за желаниями и совершать ошибки…
Самое время.
Я уже пошёл за желаемым. Пошёл за Каем и теперь остановился, не зная, продолжать ли путь или повернуть обратно.
Ошибки… о них сожалеют. Первое время. Они делают больно. Я не чувствовал ни того, ни другого. Получается, это не ошибка? Всё это правильно?
— Ты влюбился, что ли?
Я вздрогнул. Послышалось? Нет, не послышалось.
— С чего такое предположение? — не смотря на бабушку, спросил я.
— Просто ты такой… задумчивый в последнее время. Серьёзный.
— Не знаю. Не уверен.
— И честный.
— Прямолинейный, — поправил я её.
Песня закончилась. Когда молчал телевизор, наше молчание становилось чем-то неуместным. Разговор должен продолжаться, развиваться, жить. Сейчас он спотыкался после каждого вопроса. Мне требовалось время, чтобы дать ответ. Я не нашёл его за целый день, проведённый наедине с собой, а теперь его необходимо было озвучить.
— Я не уверен, что знаю, каково это — влюбиться, — медленно, растягивая слова, проговорил я.
Бабушка хохотнула.
— Ну надо же! А как же та девочка? Как там её звали…
— Катя, — подсказал я.
— Точно. Катерина. Ты ведь по уши в неё влюбился тогда. Ещё прибегал ко мне, спрашивал, что и как нужно делать, — она подмигнула мне, а я скривился и замахал руками.
— Хватит! — я возмутился. — Не напоминай.
Вспомнилась та книга, которая была одним из шагов к развивающемуся страху. Вспомнились родители.
Я боялся любить. Не только из-за детского впечатления от страшных строк о взрослой жизни, но и из-за наглядного примера. Красочная картина, на которую я смотрел в течение всей жизни. Пример родителей. Пример того мужчины, из-за которого мама попала в не самое радостное место. Любишь — неси ответственность. Учись рассуждать здраво даже в таком положении. Не уходи. Не убегай, если что-то пошло не так.
В телевизоре что-то говорили, но я его не слушал.
Не убегай. Даже если страшно — не убегай. Не будь тем, кто нарисовал мрачную картину. Добавь в неё цвета.
Впервые за день я вздохнул полной грудью. Дышать стало легче, груз с души исчез. У моего страха серые глаза, страшный ожог на теле и ненависть к окружающим людям. Я считал Кая своим личным страхом, но не понимал одного: я его не боялся. Я боялся самого себя.
***
В школе Кая не было. Оля, озадаченная этим фактом, спросила у меня номер телефона Кая, но я, как уже известно, его не знал. Рита стояла за её спиной и с надеждой смотрела на меня, словно я был спасителем. Увы, пришлось её разочаровать. В классном журнале был записан домашний телефон, принадлежащий родителям Кая, но Кай жил отдельно, поэтому его местонахождение вне школы являлось тайной и надёжным способом укрыться, если вдруг кому-то приспичит его разыскать.
Настоящий адрес Кая я не назвал. Во-первых, я его просто не помнил, а во-вторых, зачем мне это? Да и Оле с Ритой ни к чему. Вряд ли Кай примет их с распростёртыми объятиями.
На какое-то мгновение я разозлился, что Кай исчез без предупреждения. Хотя какие тут могут быть предупреждения? Нам обоим требовалось время для обдумывания. Я прекрасно это понимал, потому что то, что произошло пару дней назад между нами, выбивалось из привычной колеи.
Вчера я решил, что не убегу. Бежать от Кая… причин не было. Он не сделал мне ничего плохого.
После уроков я добрался до остановки и, с трудом дождавшись нужного автобуса, отправился до знакомой остановки. Ездить в эту сторону мне никогда не приходилось, кроме как к Каю. В какой-то степени я успел соскучиться по этой дороге.
Снег так и не выпал, несмотря на первые числа декабря. Под ногами шуршали неубранные листья, и я с надеждой смотрел на серое небо, которое никак не хотело разродиться снегопадом. Голые деревья мне надоели. Они вызывали ощущение одиночества и холода.