Презумпция невиновности (СИ)

— Простите, если я как-то нарушила Ваши личные границы…
— Нарушили, — бестактно перебила её Гермиона, отпивая чай, заботливо налитый эльфом. — Поэтому я хотела бы услышать, чем могу быть Вам полезна, и на этом мы снова с Вами попрощаемся. Надеюсь, что в этот раз навсегда.
Ей было плевать на манеры и хороший тон светских бесед. Грейнджер пришла сюда, понимая, о чём будет просить Нарцисса, и воспринимала всё это, как малобюджетное представление. Она просто хотела вдоволь насмотреться на несчастные глаза миссис Малфой и прочувствовать всё то отчаяние, которое нынче царило в стенах Малфой-Мэнора. Для неё это было самым простым, но невероятно увлекательным развлечением, которого она ждала все эти годы. Каждой фиброй своей изувеченной души она чувствовала это исцеляющее отчаяние, что горело во вражеских серых глазах.
Эмоции Гермионы были сравни эмоций маленькой довольной девочки, которой купили немерено сладостей или удовлетворённой девушки, которая наконец-то не испытывает потребности в половой близости с мужчиной. Она, в прямом смысле слова, достигла пика своих самых лучших эмоций при виде этой тоски на лице леди Малфой. Девушка чувствовала то тепло, которое зарождалось в ней с каждой горькой улыбкой женщины. Грейнджер видела, как Нарцисса старается держать себя в руках, но эмоции в ней хлестали точно так же — брали верх и рвались наружу.
Вопрос был только в том насколько противоположны были эмоции этих двух женщин?
— Я думаю, что Вы знаете о том, что… — она запнулась, промокая глаза светло-голубым платочком. — О том, что приключилось в нашей семье…
— Нет, я не в курсе, — снова перебила её Грейнджер. — Расскажете? Я просто не слежу за новостями магической Англии.
Нарцисса была на пределе: она еле сдерживала свои слёзы и свои эмоции, которые с каждой минутой набирали обороты. Гермиона заметила, как участилось дыхание женщины, и как грудная клетка начала вздрагивать под бархатистой тканью изумрудного платья. На долю секунды она увидела в женщине себя, только разница была в том, что сама Грейнджер выглядела так изо дня в день на протяжении всех этих лет.
— Жену Драко — Асторию… Её убили, и в этом обвиняют Драко, — миссис Малфой говорила с трудом, пока Гермиона завороженно смотрела на неё, как на красивейшее произведение искусства. — И мой внук… Скорпиус… — её голос оборвался и сменился горьким плачем. — Прошу прощения, мисс Грейнджер.
Женщина выбежала из гостиной, обронив свой платочек. Девушка отставила пустую чашку и достала зеркальце из сумки, чтобы подправить губную помаду. Она знала, что Нарцисса обязательно вернётся, потому что она в отчаянии и она нуждается в Гермионе. Всё это приводило Грейнджер в дикий эмоциональный экстаз, а чувства хлестали через край и просились на волю. Хотелось просто кричать о том, как ей стало хорошо, и как душа начинает покрываться поляной из цветущих кроваво-красных роз.
Где-то глубоко, теперь взаперти, сидели остатки её здравого рассудка, которые пытались достучаться к Гермионе. Совсем немного, но она понимала, что Нарцисса никоим образом не причастна к тому, что произошло десять лет назад, и уж точно не в ответе за поступки своего сына. Всё, чего заслуживала эта женщина — это сожаление и элементарная человечность, но Грейнджер не могла переступить через свои чувства и позволить себе пожалеть её, хотя и относительно понимала её. Она как никто другой знала, что чувствовала израненная душа леди Малфой.
Она знала все оттенки боли, прочувствовала их все на себе и понимала, что с таким грузом поможет справиться лишь поддержка. Только люди, которые готовы перенять на себя часть боли и открыть своё сердце для чужого отчаяния помогают оставаться на плаву в подобных ситуациях. Гермиона знала это, но даже не удосужилась поднять упавший носовой платочек, потому что злорадный голос нашептывал её сознанию одни и те же слова: «Малфой провёл тебя через всё это, а она тоже Малфой».
— Простите, мисс Грейнджер, — женщина вновь показалась в гостиной без намёка на слезы. — Я не смогла совладать со своими эмоциями. Драко обвиняют в двойном убийстве жены и сына…
 
— И Вы хотите, чтобы я выступила его защитником? — она приподняла бровь, словно её это удивило. — Хотите, чтобы я защищала в суде жестокого убийцу, который без зазрения совести расчленил свою жену и сына?
— Он не виновен, — стойко ответила Нарцисса. — Он этого не делал.
— Ну конечно, — Гермиона вскочила со своего места и подошла к женщине, прислонившись к её уху. — Конечно он этого не делал. Разве Драко похож на безжалостного убийцу, который мог бы хладнокровно разделаться со своими близкими людьми? Конечно же нет.
— Поймите, мисс Грейнджер, он действительно не мог этого сделать, — её голос вновь дрогнул, а на лице Гермионы проскочила озорная ухмылка. — Драко всем сердцем и душой любил своего сына и Асторию. Они ждали второго ребёнка… У них была счастливая семья…
Она сжала руку в кулак и почувствовала, как задрожала её нижняя губа. Теперь Нарцисса каждым новым словом причиняла ей боль, что откликалась где-то в недрах её сущности. Она спугнула те оголённые малознакомые эмоции, что были ещё чужды для Гермионы. Какое-то облегчение и радость вмиг померкли, уступая место прежним маскам.
— Счастливая семья? — передразнила её Гермиона. — Знаете, ведь у меня тоже была когда-то счастливая семья. У меня были мать и был отец, которые были моей семьёй, — она взяла в руки пустую чашку. — Вы же знаете об этом, Нарцисса?
— Мисс Грейнджер…
— У меня была счастливая семья, которую вырезал Ваш сын! — вскрикнула девушка и бросила чашкой в портрет над камином. — Так почему же Ваш сын не мог вырезать свою семью, если он смог вырезать мою? Откуда в Вас такая уверенность, что он этого не делал? Кто Вам сказал, что два года в Азкабане достаточно, чтобы навсегда пропала охота безжалостно убивать?
— Мне очень жаль, что так…
— А мне не жаль, Нарцисса! Мне плевать, что там произошло с семьёй Вашего сына и что его теперь ждёт! — Гермиона забрала свою сумку с дивана. — Пусть сгниёт в Азкабане! Пусть просто наконец-то сдохнет там! Всем станет только лучше! Никакого семейства Малфоев больше, никаких наследников и ничего вообще! Неужели Вы действительно надеялись, что я соглашусь защищать Вашего сына? Считайте, что это моя месть, которую я обещала ему десять лет назад!
Ей было больно — до потери пульса и остановки сердца больно. Словно она снова оказалась в зале суда в тот самый момент, когда повернулась лицом к Малфою, чтобы задать самый волнующий её вопрос. Будто не было этих десяти лет и всего этого времени, которое должно было подлатать все старые раны. Гермиона почувствовала себя той девятнадцатилетней гриффиндоркой, которая напоминала раненое животное, воющее от боли. Острые копья слов Нарциссы отдавались голосом самого Драко в голове и это сводило с ума.
— Я умоляю Вас, Гермиона, — Нарцисса упала на колени, опустив голову. — Я умоляю Вас… помогите ему. Он не виновен, он этого не делал.
— Раз он не виновен, то наймите ему любого другого защитника! — она направилась к выходу, переполненная гневом и сжигающей яростью.
— Они не смогут разобраться в этом деле… Вы думаете, что я не обращалась?
— Могу тогда посоветовать одно Вашему сыну, Нарцисса, — пусть горит в аду!
— Гермиона, я умоляю Вас! Я принимаю все ужасные поступки своего сына, и вовсе не собираюсь его оправдывать за то, что он сделал много лет назад…
— Десять лет! — вскрикнула Грейнджер. — Вы знаете какого это, миссис Малфой? Знаете какого это: просыпаться каждое утро и чувствовать, как душа кровоточит? Жить в постоянном кошмаре, который не останавливается ни на секунду? Я продолжаю видеть тела своих родителей, всё так же чувствую их засохшую кровь на своих руках! Я живу в этой камере, построенной из костей и останков моих родителей, уже долгих десять лет! Я живу в этом ужасе, пока Ваш сын женился, воспитывал ребёнка и устраивал чаепития со своей живой матерью!
— Вы же адвокат, мисс Грейнджер, — не отступалась Нарцисса. — Он не виновен, и я уверена в этом! Неужели для Вас ничего не значит то, что могут посадить невиновного человека?