Презумпция невиновности (СИ)
— Я лучше защищу десять убийц, насильников и других преступников, нежели Вашего сына!
Она слышала плач женщины, но просто выбежала из поместья, оставив ту стоять на коленях посреди гостиной. Гермиона чувствовала, как вместе с хозяйкой поместья плачут и стены особняка, но это никак не влияло на её решение. Не достаточно пяти минут страдальческого вида этой женщины, чтобы Грейнджер смогла забыть все свои беды. В какой-то момент она осознала для себя, что могла бы смотреть бесконечное количество жизней на страдания этой семьи. Она была бы не против самой стать причиной этих страданий.
Это жестоко, бесчеловечно и уж точно шло против принципов отчаянной гриффиндорки Гермионы Грейнджер, но только вот была одна незначительная поправка — именно Малфой убил ту самую гриффиндорку. Он долго и упорно вкачивал в неё яд на протяжении всего времени их обучения в Хогвартсе, а в конце вонзил ей кол в сердце.
Девушка опустила голову и посмотрела на свои бледные руки, которые снова были в крови, которую никто больше не видел. Палочка в руке дрогнула, а Гермионе захотелось вновь прошептать очищающее заклятие, но она молча аппарировала в дом на площади Гриммо, где её точно никто не ожидал увидеть. Этот визит должен был исправить всё послевкусие этого неожиданного визита в Лондон.
Если бы не то, что случилось со Скарлетт, она бы не появилась в этой стране ещё столько же лет, но всё случилось именно так. Гермиона с таким же успехом могла определить своего психолога в одну из больниц Северной Америки, но куда больше она была уверена в компетенции небезызвестного целителя Януса Тики. И только своему отражению в тёмной ванной комнате Гермиона могла признаться, что её влекло сюда, что образ серого и унылого Лондона давно начал преследовать её во сне. Что-то изменилось, но она ещё не поняла, что именно.
Её прагматичность давно сменилась некой неосторожностью, а продуманность — безрассудством. Она становилась совершенно другим человеком, когда речь заходила о её прошлом и о её взглядах на это самое прошлое, словно где-то под коркой родилось второй альтер-эго Гермионы Грейнджер — мстительное, заносчивое, не способное простить и желающее видеть безысходность в глазах других людей. Она ненавидела это в себе, но это была часть неё, без которой она бы не смогла справиться. В те моменты, когда нервные клетки в панике разбегались, а глаза были на мокром месте круглые сутки, именно эти изменения помогли ей выжить. Это было то, что девушка так старательно пыталась скрыть от друзей, но видела, что они тоже всё это замечают.
Дом под номером двенадцать, который когда-то стал их перевалочным пунктом, любезно открыл свои двери для неожиданной гостьи. Всякий раз, когда ей приходилось вновь оказаться тут, память будоражила старые воспоминания. Гермиона словно вдыхала в себя воздух прошлого, что напоминал о тех днях, когда казалось, что жизнь ломается с каждой минутой, но по факту — это теперь было что-то слишком хорошее. Тогда было всё предельно понятно: был враг, против которого они выступили, и были люди, ради которых они это сделали. Тогда у неё были такие люди.
— Мисс Гермиона? — тоненький голосок вырвал её из раздумий. — Добби не верит своим глазам!
Девушка повернулась и заметила эльфа, который смотрел на неё изумлёнными глазами, полных восторга и теплоты. На какой-то момент ей показалось, что на неё уже очень давно так не смотрел, словно видел в ней кого-то невероятного. Грейнджер присела и раскрыла руки, чтобы обнять маленькое существо, которое когда-то практически ценой собственной жизни спасло их.
— Здравствуй, Добби, — она крепко прижала эльфа к себе. — Давно не виделись.
— Добби очень рад видеть мисс Гермиону! Добби скучал по мисс Гермионе!
Нельзя сказать, что это была та встреча, которая бы махом перекрыла все негативные чувства Гермионы, но на сердце стало немного легче. Домовой эльф жил в доме Гарри, по-прежнему считав, что он — герой и лучший человек. Так считала и сама девушка, но просто давно не говорила об этом вслух. Каждый разговор о былых временах всегда вёл скользкой дорожкой к одному и тому же.
Её руки дрогнули, а лёгкие сжались, напоминая о том, что нужно опустошить флакончик с новым чудо-зельем, которое ей когда-то приготовил Ньют Саламандер. Дедушка Рольфа с неохотой согласился выдать ей несколько порций мерзопакостной настойки, которую стоило принимать лишь в самых крайних случаях. Гермиона знала, что наркотики бывают не только в мире маглов, но и в магическом мире, и такие наркотики гораздо страшнее. Она разложила по одному флакончику в каждую из сумочек на «чёрный» день, и старательно пыталась о них забыть.
Хотела найти своё спасение хоть в чём-то, чтобы уберечь себя от ярко-красной вонючей жидкости, особенно в свете последних событий. В Америке ей в этом помогал крепкий алкоголь, но в Англии она не могла себе позволить забрести в очередной запой. Пусть и во имя облегчения. Таков её удел — всё время искать странные и неординарные способы облегчить свою жизнь, а ведь можно было это сделать много лет назад. Нужно было только суметь отпустить, но Гермиона выбрала путь наименьшего сопротивления — путь, где желание отомстить было её жизненным топливом.
Домовой эльф радостно поскакал на кухню, зазывая за собой девушку. Ей было приятно оказаться в стенах, где чувствовался домашний уют, а не пахло сигаретным дымом. Она заметила множество комнатных растений, которые придавали жилищу некую ауру спокойствия и безопасности. Казалось, что в месте, где благоухает столько прекрасных цветов, просто не может быть опасно, что тут заведомо закрыт путь любым невзгодам и проблемам. Единственным цветком Гермионы была анемона, которую ей когда-то подарил Гарри, и несмотря на то, что девушка частенько забывала её полить — она чудным образом до сих продолжала расцветать каждый апрель.
Добби продолжал звонко болтать, рассказывая Грейнджер какие-то небылицы и забавные истории аж до тех пор, пока она не услышала звук открывающихся дверей и знакомых мужских голосов. Она улыбнулась и прикусила губу, но не сдвинулась с места, прислушиваясь к тому, как две пары ног бредут к кухне.
— … и это только сегодня, — голоса становились всё чётче. — Что я по-твоему должен сказать Лаванде? Что отныне мой рабочий день ненормированный и я переезжаю жить в кабинет?
— Я думаю, что это всего на несколько дней… — Гарри замолчал, уставившись с прохода на девушку, что сидела за столом и водила пальцем по узорам скатерти. — Гермиона! Мерлин! Глазам своим не верю!
Они виделись всего пару дней назад, но сейчас эта встреча была по истине фееричной. В последний раз она была здесь семь лет назад, когда внезапно появилась посреди гостиной со слезами на глазах и растрёпанными волосами. Тогда ей казалось, что больше такого не случиться, и она никогда не найдёт в себе сил вернуться в этот дождливый город. Всё менялось, и совершенно в диаметрально противоположном направлении. За сегодня Гермиона успела нарушить уже несколько обещаний, данных себе много лет назад: она снова вернулась в Лондон, она побывала в доме Малфоев, она говорила с Нарциссой. Для полного комплекта не хватало только отпустить весь свой груз.
— Гермиона! — Рон подскочил к ней, поднимая на руки, и закружив в воздухе. — Как я рад тебя видеть!
— Я тоже рада тебя видеть, Рон, — она крепко обняла друга, вжимаясь в его грудь и вдыхая знакомый аромат кедра. — Как же я соскучилась по тебе.
Она продолжала поддерживать отношения с Роном, но они виделись гораздо реже, чем с Гарри. У него была своя семья: любящая жена и трое маленьких рыжих ангелочков, чьи колдографии Уизли частенько ей присылал. Гермиона была рада, что у её друга жизнь сложилась наилучшим образом — так, как он когда-то мечтал, пусть и не она смогла подарить ему это счастье. Девушка наклонила голову и провела рукой по щеке друга, когда тот поставил её на пол. Рон был счастлив, и это читалось в его глазах — точно таких же, какими они были ещё в школе. Голубые, сияющие и чистые.