Удержать любой ценой (ЛП)

Я отпускаю её, когда мы заходим в спальню. Вэл ковыляет несколько шагов, а затем опускается в кресло в углу, свесив голову; яркость и сияние в ней потускнели и лишились блеска. Это моя вина? Или отца?
Остаётся вопрос...
— Почему ты ушла, ангел? ― Стараюсь сохранять спокойствие и невозмутимость в голосе. Может, если я останусь спокоен, Вэл, наконец, даст мне хоть какое-то объяснение.
Она качает головой после нескольких секунд тишины. Я опираюсь руками на кресло напротив её и противлюсь желанию отшвырнуть его через всю комнату. По крайней мере, она не притворяется, что не слышит меня. Я обхожу кресло и стаскиваю резинку с волос Валентины, чтобы локоны рассыпались по лицу и плечам, где им и место. Волосы свисают тусклыми, грязными и растрёпанными прядями, отражая её состояние.
Меня убивает видеть Вэл в таком состоянии – тень женщины, которую я люблю. Если бы она только сказала мне, в чём проблема, чтобы я смог исправить это. Вернуть нас к тому времени, когда она не боялась посмотреть мне в глаза. Неужели прошло всего несколько дней? Такое ощущение, что я не прикасался к ней так долго... слишком долго.
— Ты собираешься мне что-нибудь сказать? Или будешь сидеть здесь, пока я не вытащу это из тебя? Знаю, что ты не хочешь, чтобы я становился таким, но стану... пока ты не скажешь, в чём проблема. — Я сжимаю руки в кулаки на спинке кресла и стараюсь сохранять спокойствие. Ненавижу это чувство, словно всё во мне свирепствует, желая выбраться наружу, если не услышу от неё хоть что-то в защиту, объясняющую её действия.
Это трусливое хныкающее создание – не та женщина, которая пришла ко мне с просьбой о сделке несколько месяцев назад. Она – не та женщина, что разделась догола и обнажила боль в обмен на обещание.
Но теперь... Вэл должна сдержать его. И я не дам ей возможность пойти на попятную, когда я наконец-то выполнил часть сделки. Взяться за отца было бы вишенкой на торте и избавило бы её от этой боли, но, возможно, однажды она будет благодарна за то, что смогла нажать на этот спусковой крючок.
Я опускаюсь перед Валентиной и приподнимаю её подбородок. Она зажмуривается, и я стискиваю её подбородок чуть сильнее.
— Ты - не ребёнок, ангел, поэтому прекрати себя вести по-детски. Что не так? Что происходит? Скажи мне.
Вэл шмыгает носом.
— Или что? Ты вытащишь это из меня с помощью пыток? Заставишь сказать тебе, что мне бы не хотелось, лишь бы мне остановить тебя? Не выглядит как хорошая стратегия.
Смелые слова для женщины, которая не прекращает дрожать с тех пор, как я вытащил её из номера мотеля.
Я отталкиваю Вэл за подбородок, впечатывая в кресло.
— Ты можешь думать, что я неравнодушен к тебе, и это правда, но я всегда получаю то, что мне принадлежит. Мы заключили сделку на крови, и я выполнил свою часть. Твоя часть проста... ты принадлежишь мне. — Я поднимаюсь и обхожу другое кресло. — Всё просто. Ты соблюдаешь свою часть сделки, и мы в расчете. Если ты попытаешься сбежать, как только обретёшь свободу, я прикую тебя к кровати, как питомца.
Вэл всхлипывает, но я не позволяю этому прорваться сквозь гнев, который собираю вокруг себя как щит. Мне никогда не нужно было защищаться. Пока не появилась она. Вэл делает что-то со мной, меняет меня, пока во мне не остаётся лишь желание впиваться в её кожу вновь и вновь.
— Почему ты говоришь всё это? — шепчет она.
На этот раз я отшвыриваю кресло. Отталкиваю прочь с пути, чтобы было проще добраться до неё. Беру руки Валентины в свои и встряхиваю её.
— Когда я проснулся пару дней назад, я думал, что знаю своё место в мире. А затем вернулся домой в пустой пентхаус, и первой мыслью было, что кто-то предал меня и забрал тебя. Мне не пришло в голову, что ты была той, кто всадил мне нож в спину. А сегодня ты позвонила мне, прося о помощи, и я тебе её оказал. Всё, что мне нужно взамен, это ответы... А ты не можешь дать мне даже этого.
В ответ Валентина лишь опускает голову. Тяжёлые слёзы падают на испачканные кровью джинсы тёмными точками.
Я вновь впечатываю Вэл в кресло, чувствуя отвращение. Даже после того, как её пытал и оставил умирать жених, она не была такой бесполезной. Почему сейчас Валентина в таком состоянии? Что произошло, что она так боится меня или чего-то, о чём мне не говорит?
 
Остатки алкоголя в организме вызывают усталость, но я не могу спать, когда знаю, что она может выйти за эту дверь посреди ночи.
Я расхаживаю по комнате, желая сжечь немного гнева, прежде чем сделаю что-то, о чём потом пожалею.
— Почему ты просто сидишь и плачешь? Почему не оправдываешься? Не скандалишь? Не кричишь? Хоть что-то! — рычу я.
Вэл вздрагивает, но ничего не говорит. Ни одного убедительного или порицательного слова.
Может, поэтому так больно? Она решила, что я не стою того, чтобы за меня бороться, что всё, что между нами, не стоит того, чтобы за это бороться. Но почему? Ненавижу не иметь ответов и ненавижу, что Вэл не даёт мне никаких объяснений. Каждый удар сердца в молчании лишь усиливает гнев.
На этот раз, когда я прохожу мимо журнального столика у стены, смахиваю рукой всё лежащее на столешнице, в результате чего стакан и всё остальное падают на пол блестящей грудой обломков. Это не имеет значения. Я не свожу с Вэл глаз, ожидая ответа. Любого ответа, помимо слёз и дрожи... пожалуйста.
Я переступаю через осколки и подхожу к прикроватной тумбочке, затем бросаю хрустальную лампу в стену рядом с её креслом. На этот раз она даже не вздрагивает. Валентина держит руки между бёдер, а подбородок опущенным, пока слёзы продолжают струиться по лицу. Словно она абсолютно одинока, и меня совсем не существует рядом с ней.
— Блядь, да сделай что-нибудь! — кричу я.
Ничего. Даже импульса движения.
Ну что ж. Если она не хочет постоять за себя и никак не реагирует на меня, ладно. По крайней мере, она окажет уважение, которое мне причитается как её мужу и главе семьи Доубек.
Выпрямившись во весь рост, я поправляю рубашку и обеими руками приглаживаю волосы. Чтобы поправить их, потребуется нечто большее, чем мои нынешние усилия, но это не имеет значения, поскольку Валентина даже не смотрит на меня.
Когда я прохожу обратно, стекло хрустит под ногами, пока я втаптываю его в паркет. Я останавливаюсь у её кресла и кладу руку на спинку.
— Ты разочаровываешь меня, Валентина. Мне не нравится чувствовать разочарование. Ты принадлежишь мне, и я собираюсь удостовериться, что весь мир будет знать об этом. В этом случае, — я опускаюсь возле её кресла, поднимая осколок разбитого стекла, что упал подле её ног, — если ты решишь уйти от меня вновь, не останется ни единой души, которая не подкинет тебя на мой порог в тот же миг.
Вэл вновь дрожит, но в этот раз это не только её руки, а все тело.
Я падаю на колени и разворачиваю её кресло лицом к себе, пока стекло врезается в ладонь. Красные капли окропляют пол, и Вэл фокусируется на них широко раскрытыми глазами, пока приоткрывает рот. На мгновение она исчезает, и я знаю... Боже, я знаю... она вновь видит смерть отца. Вновь и вновь в её сознании. Временами я всё ещё вижу кошмары о смерти отца. Но это не остановит меня, и я встряхиваю её, чтобы вернуть Вэл в сознание, требуя подчинения, которое она уже должна была мне выказать.
— Валентина, — рявкаю я. — Сосредоточься, ангел.
Я поднимаю стекло, блестящий красный край заострён и уже запятнан. Она переводит внимание на стекло и возвращает обратно ко мне. Знаю, что Вэл ещё этого не видит, поскольку даже я не вижу этого. Нет. Тело словно овладело мной, основные инстинкты взяли верх, особенно когда у Валентины нет достаточно веской причины, чтобы объяснить уход. Не то чтобы мне удавалось придумать вескую причину для этого.
Прижимаю острие осколка к её оголённому предплечью, и она застывает, издав возглас. Когда Вэл начинает отстраняться от меня, я хватаю её запястье и прижимаю его к её бедру.
— Нет, ангел. Я дал тебе шанс поговорить со мной. Дать мне увидеть причину. Теперь другие потребности взяли верх, и я хочу лишь одного – пометить тебя, взять, овладеть, как я того заслуживаю.